Национальный колорит

Людям XX в., особенно его второй половины, выпало счастье жить в период, богатый событиями и открытиями, о которых прошлые поколения могли только мечтать. Научный прогресс явно ускоряется, и все более загадочным становится будущее человечества.

Старшему поколению россиян удалось, если иметь в виду социальную динамику, прожить две жизни, до дна испить чашу невзгод и забот перевоплощения. Но век двадцатый уходит в прошлое, и для его последующего анализа будет применяться традиционный исторический метод, который порой связан с трудно преодолимыми искушениями преувеличивать значение тех или иных частных событий, особенно если они соответствуют принятой теории или как бы предсказывают будущее.

Тропой опавших листьев

Мы следуем догме катехизиса: "То, во что веруют всюду, всегда и везде, — есть воистину правоверно". Человек ставит происходившее в связь с тем, что перед ним имеется сегодня, а последовательность ступеней развития уходит в тень. Трудно убедить людей, что необычайная популярность сегодняшних идей не является доказательством их истинности

Что такое пережиток и привычка? Э. Тайлор определяет первым термином те обряды, обычаи и воззрения, которые переносятся из одной исторической стадии или культуры в другую, более позднюю. Пережитки остаются живым свидетельством или памятником прошлого. Часто это касается орудий труда, при помощи которых продолжают работать, хотя они принадлежат истории. (Например, ткацкие станки и веретена для прядения.)

"Пережитки, — пишет Э. Тайлор, — рассеянные на всем пути цивилизации, напоминают дорожные знаки, исполненные значения для того, кто умеет понимать их смысл".

Достойно внимания психологическое толкование привычки. Ее считают наиболее распространенной и устойчивой детерминантой памяти. Люди живут по привычке большую часть жизни. Привычка ведет к автоматизму действий относительно расставленной в квартире мебели, вещей и книг; она становится переживанием при нарушении установленного порядка. Н. В. Гоголь считал, что наиболее стойкими остаются эффекты, которые сильно воздействуют на воображение.

Привычка — это внутренняя сила, которая движет нами, организует образ действий экономического человека или политика.

Исторический подход необходим при изучении религий. Удивительно, что некоторые религиозные идеи проходят через все известное нам прошлое человечества. От анимизма у малокультурных народов и до христианства религии проникнуты учением о душах и других духовных существах. Распространенные до сих пор суеверия или предания обрамляются подчас постулатами современного знания.

Наблюдая сегодняшние европейские процессы, невольно приходишь к мысли, что движение происходит не столько вперед, сколько по спирали и в данный момент мы находимся там, где ощущается дыхание прошлого, на витке, который больше, чем когда-либо, сближает нас со средневековьем. Любопытно также, что подобие это возникло не вопреки, а благодаря технологическим достижениям. Но откуда вообще возникла эта идея возвращения к средним векам?

В средние века христианство было всеобщей религией. Оно не обладало политической властью, и, восполняя отсутствие еще не образовавшихся тогда культурных государств, христианство служило объединяющей силой, которая давала всем народам ощущение единства. В современном мире христианство уже не является универсальной религией. Некоторые западные исследователи считают, что схожую с христианством роль могут играть демократия и свободный рынок как практически повсеместно принятая идеология. Другие думают, что современной версией христианства готова стать система верований и убеждений, связанная с экологией, — Зеленая вера, эта глобальная идеология, переступающая национальные границы. Она объединяет разные культуры и побуждает смотреть на мир одинаково. Ведь мы все живем под одним небом и все ответственны за то, что здесь происходит. Что касается экономической со-циоглобализации, то так называемое киберпространство становится силой, влияющей буквально на все аспекты нашей жизни. При этом киберпространство никому не принадлежит — Интернет не подчиняется никакой государственной власти, никакому правительству. Международная сеть связи наднациональна. Она обладает таким могуществом, каким в средние века не обладали многочисленные центры власти — князья, аббаты, священники. Это они тогда были главной властью и главным авторитетом. Сегодня мы наблюдаем схожую ситуацию, только роль средневековых княжеств и аббатств сейчас исполняют влиятельнейшие транснациональные "нейронные" сети, в которые входят практически все государства. Для любого государства, для любого правительства становится невозможным контроль над этим сообществом ученых, людей бизнеса и, к сожалению, даже над наркодилерами, которые эффективно используют современную технологию в своих целях.

Аффективный подход

Рано проявилась, можно сказать еще в детстве, склонность человека к метафизике, к философским умонастроениям, а также переносу понятий из области религии в философию. Склонность к метафизике явилась стимулятором интеллектуального развития народов.

Г. В. Плеханов (1856—1918) обращает внимание на такой фактор национальной истории, как соединение слепой, иступленной веры с нетерпимостью к иноверцам или чужестранцам. Ксенофобия мешает, как правило, энергичным практическим переустройствам, хотя в известные эпохи может стать психологически необходимой основой дружных действий.

Б. Спиноза известен, среди прочего, своим учением об аффектах — состояниях удовольствия или неудовольствия, связанных с ощущениями, эмоциями, страстями, мыслями. В сущности вся политика у Спинозы выступает прикладной психологией аффектов. Он убежден, что политика должна быть четко отграничена от этики, ибо ее область не должное, но сущее, а ее основной источник — опыт. Бессмысленно издавать государственные предписания и законы, которые не будут выполнены, так как "мотивы, побуждающие к их выполнению, всегда будут побеждены противоположными, более могущественными". Не стоит идеализировать природу человека и преувеличивать власть разума над аффектами. Правда, аффекты владеют в основном поведением суеверной толпы. Мудрец руководствуется разумом. Ссылаясь на Соломона, Спиноза утверждает, что человеческий разум есть источник истинной жизни, "разум не должен прислуживать богословию".

Психологические типы, обрисованные Карлом Юнгом и другими учеными, не имеют отечества, они проявляются повсеместно. Вот некоторые афоризмы на этот счет:

"Заметьте, что холодные люди бывают великими эгоистами. В них действует более ум, чем сердце; ум же всегда обращается к собственной пользе, как магнит к северу. Делать добро, не зная для чего, есть дело нашего бедного, безрассудного сердца" (Н. Карамзин).

"Просвещение рассудка делает человека умнее, но не делает его лучше... без добродетели человек не может стать счастливым" (Гегель).

"Достоинства сердца не связаны с достоинствами ума, как гениальность не связана с благородством души" (О. Бальзак).

"О других людях нельзя судить по себе. Каким бы мрачным нам не представлялось жилище крота, сам зверек, в нем обитающий, находит свои хоромы достаточно светлыми" (О. Гольдсмит, священник).

"Существует поговорка, что тот еще не жил полной жизнью, кто не знал бедности, любви и войны" (О. Генри).

Приведем еще несколько высказываний, спорных, хотя и заслуживающих внимания:

"Не слово, а несчастье есть учитель глупцов" (Демокрит). "Опыт — беднейшее средство познания" (А. Герцен). "Твердость убеждений — чаще инерция мысли, чем последовательность мышления" (В. Ключевский).

Те или иные особенности темперамента, интеллекта, профессиональных интересов неравномерно распределены в социуме, в национальных характерах. Присмотримся под этим углом зрения к себе.

"Картина мира" россиянина

Психологи обозначают "картиной мира" интуитивные представления о реальности. Ее можно описать, нарисовать, сконструировать; картины мира различны у людей разной национальности, профессии, возраста (вот как описывает характеры другой европеец, явно симпатизирующий русским: "Англичанин хочет превратить мир в фабрику, француз — в салон, немец — в казарму, русский — в церковь. Англичанина влечет добыча, француза — слава, немца — власть, а русского — жертвенность. Англичанин хочет наживаться от ближнего, француз — импонировать ближнему, немец — командовать ближним, а русский ничего от него не хочет. Он не желает превращать ближнего в некое средство" (Шубарт В. Россия и душа Востока / Пер. с нем. М., 1997). Впервые книга была опубликована в Швейцарии (1938)). Естественно, что в ходе истории они меняются и наши представления об окружении Петра I далеки от тех, которыми украшали свои мысли люди XIX в. Имеются, однако, некие абстракции, свойственные человеческим представлениям во все времена. Для всех нас существует черное и белое, положительное и отрицательное, общие начала и простейшие ценности.

Как правило, резко различаются картины мира начала, середины и конца века. Вспомним, например, XX столетие, начавшееся как "серебряный век". Несмотря на резкие различия его трех периодов, XX в. представляет собой нечто целое. В XX в. многое изменилось по сравнению с XIX в. — наши представления о пространстве, времени, событиях.

Чем издревле отличалась картина мира россиянина?

Русского человека отличает преобладание эмоционального начала над рациональным — качество, тлеющее в условиях политической спячки, но разгорающееся пожаром бунтов и революций (Вероятно, именно поэтому при характеристике русского писателя Достоевского можно было найти такие слова: "Если бы он не создал совершенный анализ чувства, то его не создал бы никто" (С. Цвейг)). Поэт, которого называют Пушкиным XX в., Александр Блок, писал, что у России женский лик. Многообразие эмоциональных оттенков отличает русскую речь. Ведь язык — это зеркало национальной психологии. Дыхание русской речи, ее вкус с трудом поддаются переносу на другой язык. Силы разрушения обрекают на гибель культуру, но, пройдя, возможно, через круги ада, через освобождение низменных инстинктов, культура в конечном счете возрождается.

Полагают, что механизм бунта и его последствия впервые были показаны в произведениях де Сада. Российские историки (Карамзин, Ключевский) склоняются к следующей логике российского бунта:

— извечная, стихийная, монгольская страсть к разрушению,

— гибель культуры — оскудение и оцепенение,

— наведение порядка, чаще всего "железной рукой",

— новая вспашка почвы для заговоров, бланкизма, появления бессмертного Каина — и вновь стихия. Таков наш вариант гегелевской абсолютной идеи.

Другой эмоционально окрашенной особенностью русской души является выросший на бытовом уровне художественный вкус и талант. Недаром Россию считают родиной воображения, склонного порой к утопиям и трагизму.

Будем откровенны. Россия никогда не была путеводной звездой научно-технического прогресса, "мастерской мира", так же как и образцом порядка и организации; ее инфраструктура (дороги, прочие коммуникации, сфера услуг) являлась поводом для насмешек. Но есть сфера человеческой жизни, в которой первенство России неоспоримо. Это искусство, в особенности то, что называется литературным творчеством. Вряд ли можно считать формальное признание мерой таланта, тем не менее показательно, что в числе лауреатов Нобелевской премии по литературе значатся шесть российских имен.

Пушкина и Толстого ставят в один ряд с Шекспиром и Гёте — величинами мирового масштаба. Все, что можно поставить в театре и в кино — произведения Чехова и Бунина, Булгакова и Набокова, многих других, — обошло сцены мира. Особняком стоит Достоевский, ему нет равных. Ницше заимствовал у Достоевского образ христианина. "Трудное и ответственное дело, — писал Стефан Цвейг, — достойными словами говорить о Федоре Михайловиче Достоевском и его значении для нашего внутреннего мира, ибо ширь и мощь этого неповторимого человека требуют новых мерок" (Цвейг С. Достоевский // Три мастера. М., 1992.).

Начало XX столетия явилось "серебряным веком" русской поэзии. Родиной сюрреализма стал не блестящий Париж, не сиреневые сумерки Флоренции, а наша северная столица — Петербург и российский "человек дождя" — пристрастный и впечатлительный (на знаменитой Парижской выставке (1906) были представлены картины Врубеля, малоизвестного в то время русского художника. Там был замечен человек, который с утра до вечера всматривался в полотна Врубеля. Это был Пикассо)

Россия, конечно же, адаптировала многие идеи Запада, к сожалению, не всегда стоившие этого. Россиянина посещают порой некая отрешенность от всего мирского, возникающая на фоне монотонности существования и житейской тоски, увлечения религиозной мистикой и ожидания "чуда". Колокольный звон пронизывает русское искусство.

"Темные предания гласят, что некогда Горюхино было село богатое и обширное, что все жители оного были зажиточны, что оброк собирали единожды в год и отсылали неведомо кому... В то время все покупали дешево и дорого продавали. Приказчиков не существовало, а старосты никого не обижали, обитатели работали мало, а жили припеваючи..." (Пушкин А. С. История села Горюхина // Пушкин А. С. Избранные сочинения. Т. 3. М., 1955.)

Еще древние считали, что занятия налагают отпечаток на характер людей. Россия издавна была аграрной страной, и сезонный труд мало способствовал развитию таких навыков, как систематичность, педантизм. Связь национального характера с природой и занятиями жителей хорошо показана в знаменитом "Курсе русской истории" В. О. Ключевского (1841—1911). Короткое русское лето, изменчивость погоды, трудности борьбы с суровой действительностью порождают неуверенность в себе. Россиянин замкнут и осторожен, даже робок, вечно "себе на уме", лучше сам с собой, чем на людях, лучше в начале дела, хуже, когда оно близится к концу, ему трудно с достоинством выдержать успех, "великоросс лучше великорусского общества". Связанная с природными условиями невозможность расчета наперед отразилась на складе ума, приучила оглядываться на проделанный путь чаще, чем смотреть вперед, породила привычку колебаться и лавировать. "Природа и судьба великоросса... приучили его выходить на прямую дорогу окольными путями". Отсюда и пословицы: "Лбом стену не прошибешь", "Только вороны летают прямо" и т.д. В числе свойств нашего народа можно, пожалуй, назвать терпение, смирение, своего рода инстинкт самосохранения в горькую годину.

Тревожные предчувствия

Русские авторы в прежние времена и сегодня обычно выделяют в качестве изначального свойства россиянина, жителя Севера, его стремление к коллективизму, общинному жизнеустройству. Община — это теплота и человечность, взаимопомощь и согласие. Некоторые авторы противопоставляют на этой основе Запад и Восток. Человек Запада больше склонен к индивидуализму, а житель Востока — к общине. Представляется, однако, полезным обратить внимание на два следствия общинности или соборности.

Во-первых, патриархальность, так же как и обычное право, плохо соединяются с законопослушанием. "Русских спасает от жестких законов почти повсеместное их невыполнение" (А. Герцен).

Во-вторых, общинный строй воспитывает политическую пассивность, апатию, конформизм и связанный с ним "эффект зрителя". В социальных группах, объединенных совместным интересом, члены сообщества сами оказывают давление друг на друга, не позволяя делать шагов в сторону. В некоторых ситуациях развивается доносительство. Эти сообщества традиционны, заинтересованы в стабильности. В любом случае здесь довлеет приоритет коллективных истин, понятных каждому. В подобных условиях относительно легче удержать власть. Характерно, что в течение веков в России сохранялось относительно устойчивое количественное соотношение между крепостными и вольными людьми (62:38). Последние включали всех: от дворян до казачества (любопытен такой эпизод. Фонвизин, будучи в Парижском театре, заметил, что во время действия в ложу вошел солдат, стоявший у входа, и присел на свободное место, чтобы послушать оперу. Русский писатель был раздосадован подобным поведением простолюдина).

Но и в конформных группах рождаются нонконформисты. Они сопротивляются давлению, обладают обычно творческими способностями, устойчивостью к стрессам, самоуверенностью. Именно эти люди становятся инициаторами нововведений, социальных преобразований.

Между тем длительное пребывание в состоянии пассивности и апатии, превращающее членов сообщества в зрителей, ведет к опасности социального вырождения. Не следует забывать, что каждый человек неповторим, хотя и ограничен в своем стремлении к саморазвитию. Властные структуры обязаны поощрять, а не подавлять творческие способности индивида.

Один из парадоксов российского прошлого состоит в том, что железное правило материализма "Бытие определяет сознание", на котором воспитывалось не одно поколение, не соответствует духовному складу россиянина. Возможно, нас интуитивно настораживала слишком простая логика: вещей, которых не видишь (которые не даны в ощущении), не существует. Может быть, полной победе материализма не способствовало распространившееся опошление фейербаховской догмы.

Общественное сознание обычно отстает от объективных экономических перемен. Инерционность русского сознания весьма заметна. Вспоминая отношение к реформам Петра I, Мордвинова, Столыпина, Витте или даже к нэпу, мы обнаруживаем себя сегодняшних в этом зеркале прошлого. Мы и теперь способны, как говорится, "топить камин ассигнациями". Мы бесконечно отстали от Запада в части устройства гражданского общества и правопорядка (У. Черчилль как-то с раздражением заметил: "Договоры с Россией не стоят той бумаги, на которой они начертаны"). К тому же славянофилы продолжают считать "вестернизацию" России роковой ошибкой.

Корневая система психологического облика уходит в седую старину. Присмотримся теперь к объективным факторам, формировавшим национальную психологию.

Покой русских равнин

Многие исследователи прошлого рассматривали физическую среду обитания в качестве главного фактора, определявшего национальный характер. Она воздействует на образ жизни и род занятий, рассеянность или скученность населения, преобладающие продукты питания, легкость или трудность обменных операций, способы их осуществления (по суше или воде) и т.д.

Среда обитания предопределяет склонность к тем или иным направлениям технической и научной мысли, художественного творчества и даже религиозных верований.

Просматривается связь географического пространства и климата с возникновением разных форм государственного и общественного регулирования (безопасности, строительства оросительных систем, дорог и портов). Географический фактор оказывает косвенное влияние и на порядок государственного устройства, степень политической централизации и местной автономии.

Физический фактор в национальной психологии не следует, однако, переоценивать. Скорее его следовало бы назвать условием более быстрого или замедленного экономического развития народов в прошлые века. География играла ключевую роль на ранних этапах истории. По мере технологического прогресса обнаруживается, что расцвета достигают страны, отнюдь не богатые землями и природными запасами. М. М. Ковалевский (1851—1916) делает вывод о том, что люди одной расы, жившие в разных географических условиях, достигли к середине XIX столетия примерно одного уровня (Россия, Германия, Скандинавия и др.), несмотря на то, что географический фактор еще продолжал "работать".

Для России характерны большие пространства при относительно низкой плотности населения, тяжелые климатические условия (зона Севера покрывает около 68% территории).

По словам философа Н. Ф. Федорова (1828-1903), меланхолический склад россиянина обусловлен широтой евразийского пространства, что не способствовало якобы развитию упорства во внутренней борьбе, но создавало почву для удали, могущей иметь применение не только в битвах с кочевниками. Климат России закалял человека.

Бескрайние и безмолвные просторы при относительно низкой плотности населения порождали так называемое пространственное видение (Н. Бердяев), относящееся еще ко временам переложно-подсечного земледелия. Бескрайние просторы наделены странной властью — они завораживают, поглощают человека. Само слою "простор" непереводимо. "Мы — геологический продукт обширных пространств", — считал Чаадаев. Представляется, что с чисто хозяйственной точки зрения наши пространства есть фактор благоприятный. Но он порождает такие качества, как отсутствие расчета, ответственности и инициативы, сочетается порой с хроническим недостатком продуктов.

Русский человек проявляет в экстремальных условиях редкую способность к выживанию.

О размытости среднего класса России

Если принять позицию Т. Пиирайнена и Е. Труевцева (Пиирайнен Т., Труевцев Е. Отталкиваясь от Макса Вебера: к пониманию процесса социальной трансформации в России // Вопросы экономики. 1998. N 8) относительно трех страт — новых средних, бывших средних и пролетариев, из которых состоит социальный облик современной России, в перспективе нас ожидает сплетение, срастание этих групп при естественном выдвижении элитарных слоев.

Но существуют и другие мнения. Привычным стало уже социологическое определение благополучия и стабильности в качестве переменной, зависимой от масштабов, конечно же относительных, среднего класса страны. За этим следует тезис: в результате трансформации средний класс России резко сократился и распался, между тем как в дореформенной стране существовал средний класс. Некоторые исследователи видят критерий изменений в том, что средний класс сосредоточился теперь в малом бизнесе.

Само собой разумеется, что к среднему классу относятся не только мелкие и средние предприниматели. Неустойчивость рамок среднего класса некоторые исследователи связывают с переходным характером нашей экономики, несовершенством отношений собственности.

Количество малых предприятий сохраняется примерно на уровне 880 тыс. Но средний класс сможет подняться на должную высоту лишь в условиях, когда неотъемлемой частью рыночной экономики станет крупный капитал. По-видимому, отсюда произрастают и несоответствия в толковании среднего класса. Используя классификацию Макса Вебера, новая экономическая социология предлагает следующие признаки современного среднего класса: уровень образования, уровень дохода, самоидентификация, тип потребления, обеспеченность жильем (Радаев В., Шкаратан О. Социальная стратификация. М., 1996. Сложности возникают при оценках показателей или их систематизации по видам доходов, потребительского спроса, проведения досуга).

В странах реформирующихся, а именно к таким мы продолжаем относить Россию, исключительная роль принадлежит доверию. Понятно, что его заслужить обещаниями и зажигательными речами невозможно. Нужны реальные действия, по крайней мере в следующих направлениях: обеспечение достойного уровня жизни, последовательное формирование среднего класса — социальной опоры общественного порядка, правовая защита личности и наличие четко работающих механизмов разрешения споров, противоречий и, наконец, политическая стабильность.

Для одних доверие к власти связано с реальной заработной платой, для других — с компенсацией социальных потерь, возникших в результате реформ; у части населения преобладают трудности адаптации к новым условиями жизни и труда.

Доверие — это непременное условие преобразований, без которого они обречены.

Чем определяется степень доверия человека, россиянина? Во-первых, она зависит от его субъективных представлений о добре, искренности, справедливости и, во-вторых, от стереотипов, социальных ценностей на данном этапе развития.

Принадлежность к среднему классу должна стать притягательной. К сожалению, массовое искусство не находит героев в современном труженике. Молодежь увлекается Шварценеггерами, культом силы. На экранах ТВ красуются экстрасенсы, генералы, полуграмотные депутаты.

Составленная из подобных характеристик модель социального доверия по отношению к преобразованиям в России может оказаться негативной.

Еретические мысли

Мы говорили о привычках и пережитках, о памяти. Она удерживает правду прошлого, часто становится мучительной, так как сопряжена с утратами, тяжелыми воспоминаниями. У россиян их достаточно много. Ведь именно Шостаковича мир считает самым трагическим музыкантом XX в.

Но в то же время память — это основа интеллектуального развития, творческого потенциала, постижения мира. Специфическим фактором является нелинейный по времени характер памяти; воспоминания перемежаются, перескакивая через периоды, сосредоточиваясь на крупных событиях.

В индивидуальной и коллективной памяти русских непременным компонентом является трагическое начало, социологи пишут о "мистическом реализме" славян (скорее это виртуальная, придуманная реальность.). Вряд ли имеет смысл распространяться на эту тему, но невольно возникают вопросы, ответы на которые, несмотря на их многообразие, не удовлетворят читателя и пишущих эти строки.

Почему именно на нашей почве произросли культуры, которые сегодня можно назвать регрессивными или "цветами зла"? Ведь именно десятилетия, предшествовавшие Первой мировой войне и октябрьскому перевороту, отличались необычайной предпринимательской активностью, увеличением вдвое за 30 лет промышленного производства. В добывающей промышленности около 70% инвестиций принадлежало иностранному капиталу. Стремительно выдвинулись на передний план нефть и химия, железнодорожное строительство. Транссибирская магистраль и околобайкальская дорога стали первым широтным пересечением Азии. Комментаторы Всемирной выставки (Париж, 1906) сходились на том, что России суждено стать хозяином Азии.

Обратимся к другой тревожной теме. Каждый народ переживает так называемые волны рассеивания. Часть людей остается вне территории плотного национального поселения, в диаспоре. Она составляет национальные меньшинства в других странах. Волны рассеивания русских в древние времена возникали, к примеру, при захвате хазарских земель, покорении Сибири. В более поздние времена заметным становится эмиграция из России образованных людей. Революции и войны резко сократили численность населения нашей страны. Распад Союза еще раз подтвердил безусловность "закона империй". Упала рождаемость среди коренного населения, а прирост стал к концу века вообще минусовым. Наша страна насчитывает сегодня около 147 млн. человек. По международным прогнозам, к 2005 г. наше население сократится до 135 млн. человек. Демографические неравновесия, так же как и волны рассеивания, находят выражение не только в падениях, но и в подъемах численности населения, но демографические кризисы представляются труднопреодолимыми.

И в заключение этого безрадостного сюжета несколько слов о языке. Он создается писателями и поэтами страны, но отнюдь не политиками и тем более не военачальниками (любовь к Родине, — считали древние, — родит героев, любовь к истине творит мудрецов). С разной скоростью происходит процесс демократизации языка. Разговорный язык, да и газетно-журнальные изложения мало похожи сегодня на тот самый великий и могучий русский язык Аввакума, Пушкина, Толстого и других классиков. Удастся ли будущим поколениям преодолеть засоренность родного языка, восстановить наш редкий, загадочный дар?