Новости  О сервере  Структура  Адреса и ссылки  Книга посетителей  Форум  Чат Поиск по сайту

Кабинет нарколога Наркология on-line Прием доктора Пилюлькина Ликбез  Химия и жизнь Мифы и легенды Если друг оказался вдруг... Правдивые истории Частые вопросы Проверь себя  Родительский уголок Родители родителям Ранняя диагностика Агитпросвет  Закон сур-р-ов! Законы и нормативные документы Даешь систему!  Сверхценные идеи Косые взгляды Глас народа  Самопомощь Виртуальная группа Анонимные Наркоманы Сокрушающий курс  Халява, please! Издания Наркома.ру Классики жанра

Общины: главный вызов времени

Недопустимость замалчивания этноконфессиональных проблем

Традиционный анализ нарастания социально-политической напряженности, проводимый стандартными политологическими методами, как правило, последовательно игнорирует неуклонно обостряющиеся этноконфессиональные проблемы современной России.

Представляется, что в первую очередь это связано не с некоторым несовершенством указанных методов (которое, безусловно, имеет место), но с утратой в ходе деградации российского общества относительно сложных и, соответственно, адекватных методик, а также, что исключительно важно, с особенностями мировосприятия применяющих его специалистов.

С одной стороны, светское сознание автоматически отстраняется от учета практического политического значения национальных и тем более религиозных различий, стыдясь их как варварских и примитивных. С другой, существенное значение имеет и инстинктивное стремление сохранить своего рода либеральную целомудренность, избегая всякого, даже мысленного упоминания заведомо неполиткорректных национальных и религиозных различий.

Это стремление качественно усиливается и закрепляется сотрудничеством с развитыми странами Запада, представители истеблишмента которых агрессивно отторгают всякие попытки учета практического значения этих различий, а зачастую даже их формальное признание и потому весьма последовательно и целенаправленно навязывают заведомую неадекватность обществам, сталкивающимся с этими проблемами, - как представляется, далеко не всегда бескорыстно.

Существенным фактором замалчивания остроты этнокон-фессиональных проблем является еще и исключительно высокое качество жизни современной российской элиты, замечательно научившейся отгораживаться от чудовищной в своей безысходности и трагичности повседневной жизни собственного общества.

Богатые белые мужчины, передвигающиеся под надежной охраной между надежно охраняемыми офисами и надежно охраняемыми дорогими ресторанами в центре Москвы, а также надежно охраняемыми поселками на Рублевке, в силу самого своего образа жизни и круга общения в принципе не способны адекватно оценивать остроту и многообразие устойчивых конфликтов в современном российском обществе. Тем более не способны они воспринять уровень и темпы его дебилизации — причем не только молодежи, но и тех самых взрослых, которые еще несколько лет назад оставались вполне разумными.

Между тем именно эти люди, для которых серьезность эт-ноконфессиональных проблем (как, впрочем, и многих других) по вполне объективным причинам остается недоступной, непосредственно управляют нашей страной и определяют не только направления ее развития, но и вопросы, в наибольшей степени волнующие российское общество и наиболее активно обсуждаемые им.

Для самых широких слоев общества (хотя в первую очередь, конечно, для интеллигенции) замалчиванию этноконфессио-нальных проблем способствует и истерическая боязнь прослыть националистами, порожденная в том числе простой неграмотностью и естественным для неофитов стремлением быть «святее папы Римского». В частности, некоторые российские либеральные политики до сих пор искренне убеждены (и не без успеха убеждают в этом окружающих, запутывая их и лишая их ориентиров в современном мире), что профессиональный термин правоохранительных органов «этническая преступность», применяемый в том числе и во всех демократических странах, вполне адекватный описываемому понятию и совершенно нейтральный политически, на самом деле является синонимом не просто этнической нетерпимости, расизма и ксенофобии, но и геноцида по этническому принципу, напоминающего уничтожение евреев в фашистской Германии.

В ситуации, когда глобальная конкуренция все в большей степени приобретает характер конкуренции между различными цивилизациями, в первую очередь между иудео-протестант ской цивилизацией современного Запада и радикализирующимся исламом [1], подобное интеллектуальное ханжество (насаждение которого в других странах представляется уже стандартным инструментом ослабления конкурентов) становится гарантией глобального поражения.

Россия является не просто одним из полей непосредственного столкновения этих цивилизаций, но единственным, ресурсы которого имеют исключительное глобальное значение. Контроль за ними со стороны той или иной осуществляющей глобальную экспансию цивилизации служит практически гарантированным залогом если и не ее окончательной победы (которая вряд ли возможна в принципе), то, по крайней мере, долгосрочного доминирования. Весьма существенно, что все без исключения участники современного глобального столкновения осознают это с ясностью, практические последствия которой не могут не пугать российское общество.

Этой ясности, объективно означающей исключительную целенаправленность, последовательность и упорство действий по включению России исключительно в орбиту одной из конкурирующих цивилизаций, сегодняшнее и завтрашнее российское общество может противопоставить только непреклонное обеспечение постоянного и повсеместного «баланса сил» всех цивилизаций, осуществляющих глобальную экспансию. (Стоит напомнить, что экспансия западной цивилизации носит преимущественно финансово-экономический, исламской - социально-религиозный и китайской - этнический характер.)

Успешное решение этой действительно исключительно сложной и при том деликатной задачей позволит не только обеспечить всестороннюю модернизацию и долговременное социально-экономическое процветание истерзанного российского общества, но и возродить на качественно новой, современной технологической и, что не менее важно, идеологической основе российскую цивилизацию, со временем сделав ее полноправной участницей глобальной цивилизационной конкуренции.

Реальность этой позитивной перспективы не должна заслонять от нас и возможность провала, который, без всякого преувеличения, будет означать для нас катастрофу - разрушение России, по всей видимости, уже окончательное, и ее безвозвратное исчезновение не только с карты мира, но и из самого процесса развития человечества. Мы должны ясно понимать, что, если мы не справимся с текущей задачей балансирования влияния основных цивилизационных «центров силы», уже наше поколение и, вполне вероятно, нас лично и наши семьи постигнут чудовищные, непредставимые и не поддающие описанию бедствия и изуверства. В этом случае у нас не будет потомков, а будут лишь могилы; уделом же России станет не история, а археология, как и у всех остальных безвозвратно исчезнувших цивилизаций.

С точки зрения внутреннего развития всякого общества проблематика цивилизационного столкновения наиболее полно и ясно выражается через этноконфессиональные проблемы. Поэтому не вызывает сомнений, что успех или провал при решении стоящей перед нами глобальной задачи, а с ним и все будущее нашей Родины в очень большой, а возможно, и в решающей степени будет зависеть от внимания ответственной части общества и, самое главное, государства к этноконфессиональ-ным проблемам.

Исключительная, а скорее всего, и абсолютная значимость этих проблем требует ответственности, профессионализма и бдительности, которые практически исключаются их сегодняшним трусливым замалчиванием.

Табуирование общественно-политических проблем, да еще таких глубоких и иррациональных, как этноконфессиональная, не только не позволяет своевременно, эффективно и конструктивно решать их, но и само по себе способствует их углублению и обострению, в конечном итоге делая их смертельно опасными для общества [2]. Выражаясь поэтическим языком, замалчивание превращает ягнят в тигров.

В силу изложенного роль этноконфессионального фактора в предстоящей России революции представляется исключительной, а возможно — и решающей. Он может стать как камнем на шее, увлекающем нашу страну в пучину бедствий навстречу неминуемой гибели, так и двигателем ее всестороннего обновления и возрождения.

Понятно, что в ближайшие годы основной компонентой этого фактора будет стремительно распространяющийся в России и при этом радикализирующийся (как, впрочем, и везде в мире) ислам.

Переоценка степени однородности российского общества

Обессиливающее российское общество замалчивание этно-конфессиональных проблем вызвано не только разнообразными страхами, испытываемыми представителями российской элиты в отношении самих этих проблем, но и глубочайшим непониманием ими современного состояния российского общества.

Преобладающее представление о России как стране с абсолютным доминированием если и не русского, то, во всяком случае, славянского населения и православной религии объективно ведет к недооценке не только остроты и глубины, но и потенциальных масштабов этноконфессиональных проблем и представляется серьезнейшим, а в свете вышеизложенного — и весьма опасным заблуждением.

Прежде всего, официальные данные, насколько можно понять, серьезно завышают степень доминирования славянского населения в российском обществе. По-видимому, это происходит в результате систематического занижения данных о численности представителей других этнокультурных групп, иммигрировавших в Россию в последние 15 и особенно - в последние 5 лет. Последний промежуток времени следует выделить особо, так как частичное восстановление уровня жизни благодаря росту мировых цен на нефть превратило нашу страну в подлинный «оазис благополучия» на всем постсоветском пространстве. Это практически немедленно, уже с 2000 года привело к резкому, наблюдаемому даже невооруженным глазом на улицах крупных городов росту кавказской и среднеазиатской, а также китайской иммиграции.

Весьма существенно, что, насколько можно судить, эта иммиграция если и не преимущественно, то, во всяком случае, в значительной степени носит неофициальный характер и потому остается невидимой для предельно бюрократизированных структур государственного управления. Это ведет к систематической недооценке ее масштабов: так, официальные лица просто в силу своего положения вынуждены использовать официальные же источники, адекватность которых вызывает серьезнейшие сомнения. Достаточно указать, что по данным Всероссийской переписи 2002 года на территории России проживало лишь 300 тыс. этнических китайцев, в то время как даже по мнению китайских специалистов число одномоментно находящихся на территории России китайцев, приехавших в нее после 1992 года, составляло не менее 1 млн чел. (а по оценкам российских специалистов было как минимум вдвое большим). Не вызывает сомнений, что пятикратное увеличение квоты на импорт рабочей силы из Китая (со 100 до 500 тыс. чел. в год), наряду с передачей Китаю островов на Амуре, осуществленное В. Путиным в 2004 году, будет способствовать существенной интенсификации притока китайской рабочей силы в Россию. Между тем иммиграция из Средней Азии и Закаваказья, преимущественно исламская, еще более труднонаблюдаема, чем китайская (хотя бы в силу качественно меньших отличий во внешности с основной частью коренного населения России).

Таким образом, количественное доминирование славянского населения значительно слабее, чем кажется лицам, старательно ориентирующимся на официальную статистику, хотя сам факт этого доминирования сегодня и как минимум в ближайшее десятилетие не вызывает сомнений. Однако с практической точки зрения всякий„количественный фактор является заведомо второстепенным, уступающим по своему значению качественным факторам.

С этой точки зрения ситуация еще более неоднозначна.

Численное большинство русского и тем более славянского населения с лихвой компенсируется его разобщенностью, практически полным отсутствием единой мотивации, неформальной коммуникативной системы и внутренней солидарности. Создается впечатление, что русские (под которыми понимаются не только представители русского и не только представители славянских народов, но и в целом носители русской культуры) на протяжении как минимум половины тысячелетия (то есть двадцати последовательно сменявших друг друга поколений) настолько привыкли отождествлять себя с государством, что утратили навыки самоорганизации, самоосознания и самостоятельной общественной деятельности как таковой. В результате, внезапно оказавшись в ситуации тотальной и агрессивной враждебности нового, реформаторского государства своим повседневным интересам, они, за исключением редчайших случаев, оказались полностью беззащитными перед практически всеми видами внешней и внутренней конкуренции и начали стремительно сдавать позиции по всем направлениям, в том числе и в сфере этноконфессиональных отношений.

Существенно и то, что в силу распада традиционной морали и утраты идеологии славянское население России в значительной степени утратило внутреннюю мотивацию, весьма эффективно защищающую личность от алкоголизма, наркомании и в целом болезней, связанных с утратой моральных ориентиров. В результате, если оценивать его удельный вес не в общей численности населения страны, а в здоровом и социально активном населении, официальные представления придется драматически корректировать в сторону снижения.

Еще хуже дело обстоит в сфере религии.

По устоявшейся советской традиции приписок к православным относят всех, считающих себя таковыми, то есть практически всех представителей восточнославянских народов (ибо в условиях агрессивной религиозной пропаганды для того, чтобы назвать себя атеистом даже в анонимном социологическом опросе, требуются известное мужество и выдержка). Между тем простейшие уточняющие опросы показывают, что активно верующими, то есть выполняющими основные православные обряды, являются менее 10% населения России, что вполне сопоставимо с общей численностью активно верующих мусульман. (Представляется весьма существенным, что доля активно верующих в мусульманских диаспорах, даже исповедующих традиционный, «домашний» ислам существенно выше в том числе и потому, что роль ислама для самоидентификации существенно выше аналогичной роли православия.)

Само по себе это не является чем-то страшным и, учитывая инстинктивную самоидентификацию людей и массовую тягу к православию как суррогату общенациональной идеи, могло бы стать фундаментом для стремительной и широкомасштабной экспансии в рамках российского общества.

Однако проблема заключается в том, что Русская Православная церковь (далее РПЦ) является, по всей вероятности, единственной из великих церквей мира, не прошедшая во второй половине XX века глубокое реформирование и адаптацию к современным реалиям и в силу этого отталкивает от себя огромное число потенциально верующих. Речь даже не идет о позиции РПЦ в годы Советской власти, когда она была насыщена агентурой КГБ, а ее представители, несмотря на подвижниче-ство, а то и мученичество десятков, а возможно, и сотен тысяч священников, далеко не всегда играли благовидную роль в развитии нашего общества. Речь идет о последних 15 годах и о сегодняшней позиции многих представителей РПЦ, последовательно отвращающей миллионы думающих и чувствующих людей если и не от религии как таковой, то, во всяком случае, от православия.

Я пишу эти строки на Соловках, в «русской Шамбале», на зеще вековой святости, лагерного ужаса и пореформенной безысходности. Однако едва ли не самым сильным впечатлением от Соловков стала позиция 35 монахов и послушников, с трудом осваивающих северный угол некогда могущественного Соловецкого монастыря, которые несколько лет назад не постеснялись потребовать выселить с острова все остальное его население (сейчас 917 чел.) и запретить любое посещение его мирскими людьми, кроме религиозного паломничества (в 2004 году численность туристов оценивается в 27 тыс. чел., большинство из которых были светскими; даже в период наибольшей популярности Соловецкого монастыря перед Первой мировой войной количество-религиозных паломников не превышало 12 тыс. чел. в год).

Да, в тот раз политическое мастерство и терпимость высших светских и православных властей страны (а требование со всей присущей «православным фундаменталистам» тактичностью было выдвинуто накануне визита на острова В. Путина и Алексия II, которым, похоже, пришлось искать выход из положения лично) позволило если и не разрешить, то существенно сгладить конфликт. «Соломоновым решением» стала передача почти незаселенного, но святого для православных Анзерского острова, второго по величине из Соловецких островов, в долгосрочную (на 49 лет) аренду РПЦ.

Однако большинство православных или стремящихся к православию людей сталкиваются не с высшими церковными патриархами, а с обычными священнослужителями, среди которых встречаются самые разные люди. Порой представители РПЦ проявляют качества, которые трудно назвать иначе, кроме как «фантастическое мракобесие», отвергая как «дьяволово изобретение» даже многие обыденные технологические изобретения.

Классическим примером является и по сей день вызывающее возмущение жителей Соловков, рассказавших об этом автору, неприятие монахами и послушниками Соловецкого монастыря ветряков (ветряных электростанций) как вырабатывающих «дьявольскую энергию» [3]. В результате стоимость электроэнергии, вырабатываемой на дизельной электростанции, составляет 8 руб. 50 коп. за 1 кВт-ч [4] (цена 2005 года) и является одной из самых высоких в нашей стране. Особенно пикантной представляется позиция современных монахов Соловецкого монастыря, если вспомнить, что их предшественники в начале XX века использовали ветряк в качестве резервной мощности для питания лампы церкви-маяка на вершине Секирной горы и не испытывали по этому поводу никаких комплексов.

Но даже если относиться с пониманием к подобным проявлениям воинствующего архаизма (в конце концов, РПЦ сама по себе является весьма древней организацией), нельзя не обратить внимание на отношение части ее представителей к людям.

Поистине кощунственное впечатление, достойное современной государственной бюрократии, производят многочисленные (даже в Москве) отказы в крещении под предлогом недостаточно хорошего знания Библии или недостаточно твердой веры. Некоторые священники без стеснения требуют от желающих обратиться к православной вере сдачи экзаменов, напоминающих вузовские экзамены советских времен по марксизму-ленинизму или современные - по знанию правил дорожного движения, — при том, что сами эти священники производят впечатление откровенно малограмотных и весьма ограниченных людей. Таков; отношение к стремящимся к принятию таинства, которым является крещение, свидетельствует не только о хамском пренебрежении людьми, но также о непонимании и глубоком извращении самой сути священничества. Ведь священник является лишь посредником между Богом и людьми, не имеющим права отвращать стремящихся к вере людей и отказывать им, — если, конечно, они не являются нераскаявшимися злодеями.

Отталкивает и общее озлобленное отношение многих представителей РПЦ к светским или «недостаточно верующим», по их впечатлению, людям, доходящее до отношения к ним как к своего рода «недочеловекам», которое производит' особенно сильное впечатление по контрасту с откровенным помыканием верующими.

Зачастую это крайне неприятно сочетается с глубокой внутренней убежденностью служителей православия, что «им все должны» [5], и переносом, вероятно, справедливых в общем представлений о греховности человека вообще на конкретных людей, в том числе и обращающихся к ним за насущно необходимыми советом и помощью. Настырное требование не просто покаяния, но еще и самоуничижения как условия даже простого общения со многими священниками, нескрываемое лукавство и откровенное ханжество при всей частности своих проявлений являются более серьезной и более действенной если и не антирелигиозной, то, во всяком случае, антиправославной пропагандой, чем многолетние ухищрения советского агитпропа.

В свое время (несколько лет назад) некоторые священники умудрились высказать недовольство даже комплексом зданий Международного музыкального центра и высотной гостиницы в Москве (около Павелецкого вокзала), которое-де «передразнивает» церковную архитектуру!

«Передразнивание» это заключалось всего лишь в том, что гостиница представляет собой узкое, вытянутое в высоту здание, а музыкальный.центр — невысокое и круглое, что, соответственно, интерпретировалось как «передразнивание» классического архитектурного ансамбля, состоящего из колокольни и церкви. .

В масштабах всей РПЦ болезненное впечатление производит и видимая неспособность ее представителей освоить (а иногда и просто сохранить) значительную часть возвращенных РПЦ культурно-исторических богатств, особенно в сочетаний с зачастую проявляющимся агрессивным желанием отнять у светской части общества (в том числе у детских садов и школ) еще и еще. В результате изложенного православие в России последовательно проигрывает конкуренцию за души и сердца людей не только радикальному и при этом зачастую весьма интеллигентному исламу, но и католичеству, многом ветвям протестантизма, буддизму и иудейству, не говоря уже о по-прежнему колоссальном количестве разнообразных сект. Большинство этих религий осуществляют продуманные, ненавязчивые и психологически исключительно комфортные для неверующих программы возбуждения интереса к своим религиям с последующим привлечением неофитов, особенно молодежи (вплоть до бесплатных курсов изучения арабского языка при мечетях, широко распространенных на Южном и Среднем Урале; весьма существенно, что при приеме на эти курсы осознанное предпочтение отдается детям из немусульманских и в особенности славянских семей).

Несмотря на то что среди служителей этих религий также встречаются самые разные люди, соответствующие церкви прилагают значительные усилия не просто к собственной миссионерской деятельности (которую РПЦ в России, насколько можносудить, даже не пытается вести), но и к созданию своего привлекательного образа и в среде людей, которые гарантированно не станут объектами этой миссионерской деятельности и, соответственно, верующими, но будут своим терпимым и уважительным отношением незаметно для самих себя формировать общественное отношение к этим церквям.

Факторы обострения этноконфессиональной напряженности

Как это обычно бывает, замалчивание насущной общественной проблемы способствует ее обострению; а самоустранение органов государственного управления от ее решения, возведенное в ранг национальной стратегии, ведет к варваризации самодеятельных попыток навести в этой сфере хоть какое-то подобие порядка — вплоть до весьма серьезных столкновений на этнической и этнополитической почве [6]

Ситуацию только усугубляет откровенно русофобская позиция значительной Части правящей бюрократии. Она, как представляется, вызвана не столько боязнью обвинений в попустительстве «русскому фашизму» и агрессивным давлением представителей Запада, сколько собственным животным страхом перед всеми формами самозащиты и самоорганизации собственного народа, в том числе и проявляющихся в сфере стихийно возникшей этноконфессиональной конкуренции.

К настоящему времени уже полностью оформилась закономерность, получившая название «феномена таджикской девочки»: любое преступление, совершенное русским против представителя неславянской национальности, представляется «вопиющим проявлением ксенофобии и расизма». В то же время всякое преступление, совершенное не желающим (или по объективной причине не способным) ассимилироваться иммигрантом против русского, рассматривается иезуитским синклитом профессиональных грзнтополучателей и с удовольствием спекулирующих на этноконфессиональной проблематике для доказывания Западу своей «цивилизованности» представителей правящей бюрократии исключительно как бытовое до тех пор, пока не появятся совершенно неопровержимые доказательства.; обратного (которые, строго говоря, могут существовать в исключительно редких случаях).

Трагичным является и то, что правящая бюрократия, осознавая как свою органическую неспособность справиться с управлением страной, так и рост недовольства населения, вызываемый этой неспособностью, находит выход в переключении общественного раздражения на «врагов», образ которых искусно формируется при помощи изощренных политтехнологий. Перед выборами 2003 года таким «врагом» была назначена коммерческая олигархия (и общество помимо своей воли помогло силовой олигархии победить ее и стать единоличным хозяином страны). В 2005 году обозначились попытки сплотить общество вокруг правящей бюрократии против не только «внешнего врага», в роли которого выступили развитые страны Запада и в первую очередь США, но и против «врага внутреннего». В его качестве были обозначены различные национально ориентированные силы, свои для каждой части общества - в полном соответствии с правилом «разделяй и властвуй».

(Строго говоря, в этом нет ничего нового: в 1999 году Путин пришел к власти на разжигании официальной пропагандой не просто патриотизма, но, что представляется совершенно недопустимым и что аукается нам сейчас на Северном Кавказе, именно этнически окрашенного патриотизма. Не стоит забывать, что даже Сталин официально выселял не народы, а «тысячи предателей, захваченных на территории» соответствующих регионов. В результате общественное сознание в целом не поражалось расизмом и ксенофобией, не становилось агрессивно националистичным и деструктивным. В 1999—2005 годах в России наблюдается совершенно иная государственная политика, неявно, но весьма эффективно направленная, по сути дела, на дробление общества по национальному признаку.)

Скандал с антисемитским письмом значительной группы депутатов, поддержание, а в ряде случаев и раздувание как антиисламских, так и русофобских настроений представляются неотъемлемой, хотя и глубоко скрываемой, а частично осуществляемой по личной инициативе компонентой всей политики правящей бюрократии.

Отчасти это вызвано собственной деградацией и глубокой безответственностью власти, отчасти — ужасом перед окончательно вышедшими из-под контроля (похоже, как раз во время полпредства Д. Козака, прочимого многими в преемники Путина) и стремительно нарастающими процессами варваризации Северного Кавказа, все менее напоминающего часть России даже по формальному исполнению формальных законов, не говоря уже о повседневной жизни основной массы населения. Безусловно, значимой причиной подобной политики является и чудовищный «бизнес на крови», процветающий не только в Чечне, но и в некоторых других регионах России и объединяющий, насколько можно понять, представителей силовых и террористических структур в противоестественный, но тем не менее исключительно эффективный для достижения их частных коммерческих целей симбиоз.

В любом случае уровень внутренней этноконфессиональной напряженности в современной России представляется не просто угрожающе, но и исключительно высоким.

Так, по данным самых разных социологических опросов, проводимых различными специалистами для различных заказчиков, преследовавших различные цели, лозунг «Россия для русских» в настоящее время считает правильным (хотя в основном и с весьма существенными оговорками, причем удельный вес поддерживающих этот лозунг практически не растет) более половины россиян.

Несмотря на разнообразие этноконфессиональных проблем, в частности, на глубину противоречий, связанных с представителями цыганского и некоторых других народов (например, к востоку от Урала — с китайцами), главный из имеющихся этноконфессиональных конфликтов четко очерчен и содержательно локализован, хотя и охватывает основную часть территории нашей страны. Как представляется, он состоит в наметившемся и уже идущем полным ходом разделении российского общества на коренное для большинства регионов славянское население и не интегрирующихся с ними представителей различных и часто враждующих друг с другом мусульманских общин.

При этом ислам является в современной России, как, впрочем, и во всем современном мире, не столько религией, сколько единственным доступным для обычных людей способом реализации тяги к справедливости. Существенно, что в ряде регионов Северного Кавказа, а также, в меньшей степени, в Татарии и Башкирии он служит еще и специфическим способом социализации. (Не составляет никакого секрета, что в некоторых районах титульно русских регионов Северного Кавказа представители славянских национальностей принимают ислам, просто чтобы иметь возможность реально участвовать в решении вопросов местного самоуправления, реально принимаемых в рамках мусульманских общин, а не формально обозначаемых органов местного самоуправления.)

К сожалению, знания современного российского общества о его собственных внутренних структурах, и в особенности об этнических общинах, крайне разрозненны и ограниченны. Это объясняется не только вошедшими с легкой руки Пушкина в поговорку ленью и нелюбопытством славян, но и обособленным характером существования общин, отнюдь не стремящихся к интеграции, а в ряде случаев и проводимой ими жесткой информационной политикой закрытости. Помимо реакции общества, обособленность общин вызвана прежде всего объективными причинами: для руководителей общин интеграция будет означать потерю власти и денег.

Для решения задач практической политики исключительно важно знать, что исламские общины современной России не только не объединены, но и далеко не однородны. Наиболее важным обстоятельством их внутреннего различия представляется довольно жесткое противостояние местного мусульманского самоуправления (джамаатов), озабоченного, за исключением отдельных регионов, преимущественно местными проблемами, с экспансионистской интернациональной компонентой ислама. Представителями последней являются салафисты, более известные как ваххабиты; наиболее серьезная структура — «Хизб'ут-Тахрир», разветвленная глобальная политическая организация, по сути дела, политическая партия, стремящаяся построить всемирный исламский халифат, но готовая, как когда-то большевики, начать с России. По некоторым данным, это третья после «Единой России» и КПРФ партия, уже в 2005 году, несмотря на негативное отношение со стороны формальных властей, имевшая свои ячейки (хотя в ряде случаев не ведущие практической деятельности и, возможно, созданные не более чем для приукрашивания отчетности) практически в каждом городе нашей страны.

Сохранение целостности России требует в качестве категорического императива формирования и внедрения новой наднациональной и, что исключительно важно, надрелигиозной идеологии, способной объединить общей долгосрочной целью людей, принадлежащих к разным культурам, религиям, народам и общинам.

Это азбучное и вполне объективное требование остается тем не менее совершенно недоступным для сознания правящей бюрократии. В условиях фактического отсутствия или, если угодно, последовательного самоустранения государства от реальных проблем общественного развития (выдаваемого к тому же за высшую мудрость либерализма) решение этой задачи целиком ложится на плечи оппозиции — вне зависимости от того, нравится это ее представителям или нет.

Одной из важнейших неотложных потребностей является, как это ни парадоксально, позитивное и обязательно не агрессивное объяснение истории, в том числе новой и новейшей, нашей страны. Такой взгляд на нее действительно является нетрадиционным даже для советской историографии (не говоря уже о пореформенной и особенно «демократической», последовательно и целеустремленно представляющей нашу страну и наш народ исчадием ада и главным источником всех бед и несчастий человечества). Однако невозможно себе представить времена, для которых не было бы актуальным восстановление истины.

Это особенно верно для нашей страны и нашего народа, на протяжении всей своей более чем тысячелетней истории бывшего преимущественно добровольным помощником, развивавшим своих соседей [7] или обеспечивающим их мирное развитие (пусть даже и в форме помощи их правителям, а не непосредственно самим народам, как, например, это было во время Священного союза), или жертвой чужеземной агрессии.

Характерно, что наша страна, несмотря на суровость своей и мировой истории, почти никогда не была захватчиком и эксплуататором [8], а вошедшие в поговорку жестокости, например, Ивана Грозного, являются таковыми лишь на фоне относительно мягких российских нравов (чего стоит одно то, что он мог в ходе церковных служб поименно поминать почти всех своих жертв!); достаточно вспомнить хотя бы средневековую Англию, в которой основным приговором судов являлась виселица. (Нелишне вспомнить и то, что уничтожение рабства в России произошло, несмотря на все его запаздывание, исторически лишь немногим позже, чем в некоторых сегодня кичащихся своими демократическими традициями странах Европы [9] и до его уничтожения в США; женщины же получили право участия в выборах намного раньше, чем в Великобритании и Швейцарии, где это случилось соответственно аж в 1928 и 1941 годах.)

В рамках конструктивного переосмысления своей истории, например, разумно рассматривать предоставление государственной независимости Польше, Финляндии и Прибалтике как результат того, что Российская империя, при всех своих бесспорных недостатках, воспитывала свои народы до уровня, позволяющего им самостоятельно существовать в Европе. По достижении этого уровня наша страна, хотя и в результате исключительно драматических событий, «отпускала» эти народы, предоставляя им независимость [10]. Этим она принципиально отличалась от западных колонизаторов, которые в 50—70-х годах XX века «отпускали» заведомо не подготовленные к самостоятельной жизни и полному самоуправлению народы. Подобная безответственность, вызванная, как правило, эгоистическим стремлением уменьшения собственных расходов и отказа таким образом от цивилизаторской миссии, вела к деградации получавших независимость стран и чудовищным гуманитарным катастрофам, многочисленные примеры которых дала, например, Африка (в которой колониальное иго воспринимается сейчас как без всяких преувеличений «золотой век»).

И распад Советского Союза был страшен не столько сам по себе, сколько в первую очередь именно «досрочным» и при этом одновременным выводом в самостоятельное существование большого количества обществ, еще заведомо не готовых к этому. Некоторые из них даже свою письменность обрели уже в составе СССР, то есть менее чем за 70 лет до обретения независимости!

Нынешнее руководство нашей страны, как это ни печально, не имеет, по всей видимости, не только ответственности, но и общегуманитарной [11] культуры, необходимой хотя бы для простого осознания стоящей перед современным российским обществом задачи восстановления его идеологического единства. Все, на что оказывается способной правящая бюрократия в современных условиях, — это апеллировать к стратегическим технологиям более чем полутысячелетней давности — XV века (хорошо хоть нашей эры), когда Россия действительно создавалась на базе религии, а не идеологии.

Придерживающаяся этого подхода часть православных фундаменталистов и следующих за ними в идеологическом кильватере государственных и политических деятелей, по всей видимости, действительно не в состоянии осознать, что вернуть страну на более чем 600 лет назад невозможно в принципе, а попытки этого не могут не быть заведомо контрпродуктивными. В частности, они объективно ведут к обособлению славянского населения и превращения русских из «государственнообразующей нации», которые имеют все предпосылки для того, чтобы стать основой будущей российской цивилизации, как они стали основой цивилизации советской (и, более того, по вполне объективным причинам одни только и могут стать этой основой) просто в одну из общин, пусть даже наибольшую по численному составу и наиболее интенсивно кичащуюся своими прошлыми заслугами.

Современные православные фундаменталисты старательно игнорируют очевидное — то, что за прошедшие века (не менее 25 поколений!) бывшие «бусурмане» стали неотъемлемой частью страны и народа, а их национальные культуры обогатили русскую, вместе с ней (хотя, безусловно, и на ее основе) создав, как их сплав, великую российскую культуру. Сторонникам попыток возрождения России на основе православной религии необходимо понимать с поистине беспощадной ясностью, что раскол нашей страны и нашего общества по религиозному признаку значительно реальнее раскола по национальному. Причины этого очевидны — стоит упомянуть хотя бы то, что на более крупные элементы распадаться всегда проще, а главный фактор самосознания, культура, определяется принадлежностью к той или иной религии сильнее, чем принадлежностью к тому или иному народу.

Собственное бескультурье и стихийная агрессивность многих представителей правящей бюрократии, заставляющие априорно считать, «инородцев» если и не врагами, то, во всяком случае, потенциальными противниками, усугубляется чудовищным наследием не только по-прежнему продолжающейся, но и, более того, расширяющейся на другие территории, пока Северного Кавказа, чеченской войны. Она не просто ежедневно и ежечасно прививает российскому обществу привычку к насилию и жестокости, не просто разрушает общественную психику (не говоря уже о миллионах индивидуальных), но и приучает миллионы, если не десятки миллионов людей к межнациональной и межрелигиозной вражде как обыденному, повседневному и, более того, единственному нормальному состоянию.

Весьма негативную роль, насколько можно понять, в развитии этих процессов сыграло индивидуально справедливое убийство Масхадова, который, при всей своей мерзости, был глубоко светским деятелем и неявно рассматривал религиозных лидеров как своих конкурентов, пусть даже и потенциальных. Возмездие ему (лишившее к тому времени западную общественность объекта для симпатий среди чеченских боевиков) существенно усилило предпосылки для превращения национальной войны (само развязывание которой также было безусловным преступлением) в религиозную. А религиозная война легко может не только расшириться с собственно Чечни на часть Северного Кавказа (в первую очередь Дагестан), но и перекинуться затем на другие регионы России с существенной долей мусульманского населения.

Смекртельная опасность романтического фатализма

Несмотря на то что значительная часть республик Северного Кавказа в настоящее время даже по устройству быта, по обычаям повседневной жизни не является частью России (свадьбы и похороны регистрируются не в ЗАГСе, а в мечети, продажа жилья осуществляется без справок и регистрации, а по изменению записи в домовой книге и так далее), несмотря на интенсивное формирование, обособление и качественное увеличение диаспор, несмотря на отторжение самого образа России как синонима коррупции, насилия, глупости и аморальности, — масштабы и особенно устойчивость этноконфессиональной напряженности не следует преувеличивать.

Любое монотонно нарастающее явление легко абсолютизировать.

Любую тенденцию легко счесть постоянной.

Любое длительное обострение серьезной проблемы — ведущим к гибели всего общества.

Этому способствует и романтизация «борцов за свободу своего народа», «за веру предков» и «исконный образ жизни», во многом вынужденная (действительно — не продажного же представителя «силовой олигархии» воздвигать на романтический пьедьестал: для этого есть официальная пропаганда), а во многом порожденная неизбежным уважением и завистью к их пассионарности.

Этому способствует и исторический фатализм, в целом присущий современной российской интеллигенции.

Однако этим понятным и приятным чувствам поддаваться нельзя, как и любому соблазну простых решений. Если эти простые решения оставляют нам только две равно не просто неприятных, но и совершенно неприемлемых возможности. Первая — покончить жизнь коллективным самоубийством (пусть даже и растянутым во времени), уступив место более энергичным и сплоченным «дикарям» [12]. Вторая — попытаться самим уничтожить их в прямом смысле, до последнего человека в силу мнимой полной, биологической несовместимости и невозможности совместной жизни.

Рост этноконфессиональной напряженности вызван не столько некоторыми неустранимыми, объективными причинами, сколько беспомощностью и безответственностью разложившегося государства, уже более 15 лет практически устранившей гося от регулирования важнейшей — межнациональной — сферы жизни российского общества.

Оздоровление и модернизация государства, его возврат к исполнению его неотъемлемых функций, конечно, не изменят ситуацию сразу, но позволят сначала остановить оползание в пропасть, а затем постепенно начать отодвигаться от ее края, осуществляя политику созидания новой российской нации на основе русской и советской культуры при помощи внутренней этнокультурной интеграции.

Конечно, можно и опоздать, — и тогда эта попытка будет обречена на провал, а Россия на гибель.

Однако мы не только не можем знать заранее, есть ли у нас еще время для формирования (а точнее, восстановления заново) единого культурного пространства, но и получили именно в 2005 году, казалось бы, совершенно к этому не располагающему, весьма внятные, хотя и косвенные, обнадеживающие свидетельства о наличии этого времени.

Как это ни странно, в течение 2005 года, наряду с по-прежнему высокой остротой национальных проблем, в России наблюдалась весьма наглядно растущая толерантность населения в этой сфере. Бросающееся в глаза расхождение фактов с истерией, нагнетаемой представителями правящей бюрократии, весьма убедительно свидетельствует об объективной заинтересованности последней в обострении национальных и этноконфессиональных проблем, рассматривающемся, по всей вероятности, как инструмент укрепления своего господства по печально известному принципу «разделяй и властвуй».

Так, социологический опрос, проведенный в ноябре 2005 года Аналитическим центром Ю. Левады, показал, что по сравнению с 2004 годом в нашей стране весьма резко — с 42 до 37% — сократилась доля согласных с тем, что «во многих бедах России виноваты представители «нерусских» национальностей». Доля несогласных с этим выросла, соответственно, с 52 до 57%, и их численное превосходство стало безусловным.

Удельный вес жителей России, чувствующих к себе враждебность со стороны представителей других национальностей «очень часто и довольно часто», увеличился с 9% в 2002 до 14% в 2004 году, однако в 2005 году снизился до 12%. Доля признающихся в том, что они чувствуют враждебность к людям других национальностей, выросла с 13% населения в 2002 до 17% в 2004 году и в 2005 году снизилась опять до тех же самых 13%.

Удельный вес в общей численности населения нашей страны тех, кто чувствует враждебность к себе представителей других национальной «редко, практически никогда и никогда», с 89% в 2002 снизился до 85% в 2004 и вырос в 2005 до 86%. Доля чувствующих свою собственную враждебность к представителям других национальностей «редко, практически никогда или • никогда», снизившись с 87% в 2002 году до 81% в 2004, восстановилась в 2005 году до 85%.

О значимости и актуальности перечисленных вопросов свидетельствует полная и весьма необычная для социологических опросов такого рода незначительность доли затруднившихся с ответом — она не превышает 2%.

Доля людей, положительно относящихся к работе на стройках России «гастарбайтеров из ближнего зарубежья» (справедливости ради надо отметить, что в вопросе конкретно назывались украинцы, белорусы и молдаване, а наиболее раздражающие среднеазиаты и кавказцы упоминались как «другие»), выросла с 25% в 1997 до 30% в 2002 году, упала до 21 % в 2004 и вновь подросла в 2005 году до 22%. Доля относящихся к этому отрицательно резко колебалась — в 1997 году составила 33%, в 2000 - 38%, в 2002 - 27%, в 2004 - снова 38%, но в 2005-м снизилась все-таки до 35%. Весьма показательно, что при этих метаниях «крайних» показателей неуклонно растет лишь удельный вес населения, относящегося к «гастарбайтерам» «нейтрально»: с 33% в 1997 и 32% в 2000 году до 39% в 2002 и 2004 годах и 42% в 2005 г.

Доля согласных с утверждением, что национальные меньшинства «имеют слишком много власти в нашей стране», снизилась с 47% в 2004 до 45% в 2005 году, в то время как удельный вес не согласных с этим возрос с 45 до 46%. Таким образом, сторонники второго, безупречно толерантного подхода оказались в 2005 году хотя и в небольшом, но все же большинстве.

При этом удельный вес считающих «необходимым ограничить влияние евреев в органах власти, политике, бизнесе, юридической сфере, системе образования и шоу-бизнесе» снизился с 48% в 2004 до 44% в 2005 году, а выступающих против этого вырос с 41 % до 44%, достигнув, таким образом, равновесия. При этом данный вопрос не воспринимается как актуальный: доля затруднившихся с ответом относительно велика и составляет 11 % в 2004 и 12% в 2005 году.

Как правило, для обвинений России и русских в ксенофобии приводятся данных о росте доли людей, считающих необходимым ограничить проживание на территории России представителей других национальностей. Однако большинство выступающих за это, за исключением достаточно редких случаев, не испытывает к ним вражды и само не сталкивается с проявлениями вражды с их стороны. Поэтому представляется, что рост соответствующих настроений является реакцией людей на конкретные жизненные трудности, часто безвыходные, связанные со столкновением с большими массами не желающих или в принципе не способных интегрироваться приезжих.

Удельный вес считающих необходимым ограничить проживание в России всех наций, кроме русской, — а только этот подход может быть отнесен к последовательно расистским, а не являющимся отражением реально существующих, не решаемых государством и потому обостряющихся проблем, — не только относительно невелика, но и снизилась с 14% в 2004 до 11% в 2005 году.

Доля считающих, что нужно ограничить в России проживание кавказцев (в том числе, разумеется, и выходцев с формально российского Северного Кавказа), выросла с 46% в 2004 до 50% в 2005 году, китайцев — с 39 до 46% (максимальный рост — при практическом отсутствии национальной вражды к ним, отражающий колоссальные сложности, с которыми сталкивается население Забайкалья и Дальнего Востока, а также многих регионов Сибири), вьетнамцев — с 39 до 42%, евреев — с 15 до 18%.

Осталась на прошлогоднем уровне доля считающих необходимым ограничить проживание выходцев из Средней Азии — 31% и украинцев (!) - 8%. С 32 до 30% снизилась доля считающих необходимым ограничить проживание цыган.

Доля считающих, что правительство России должно «ограничить приток приезжих» как таковых, увеличивается неуклонно - с 45% в 2002 до 54% в 2004 и 59% в 2005 году, что отражает обострение существующих проблем при практически полном бездействии коррумпированной и безответственной правящей бюрократии. Удельный вес населения нашей страны сторонников либерального подхода - «не ставить на пути приезжих административных барьеров и пытаться использовать их на благо России» - уменьшился в связи с его все более очевидной неадекватностью с 44% в 2002 году до 38% в 2004 и 36% в 2005 году. То, что при этом доля затрудняющихся с ответом упала соответственно с 11 % до 8 и 5%, весьма убедительно свидетельствует о неуклонном росте актуальности этой проблемы.

Однако рост толерантности в отношении к представителям иных народов и конфессий все же налицо, и пропагандистские усилия представителей правящей бюрократии по обострению межнациональных отношений, предпринятые в ноябре-декабре 2005 года («правый марш» 4 ноября, истерическая шумиха вокруг предвыборного ролика «Родины» и «антифашистского марша» 18 декабря, а также «скинхэдов» и «антифашистов»-эк-стремистов), наглядно свидетельствуют о ее испуге. Действительно, причиной неожиданного роста толерантности, скорее всего, является постепенное ухудшение условий жизни основной части населения, заставляющее его задумываться о причинах бедствий и постепенно разворачивающее недовольство от представителей иных национальностей и религий к правящей бюрократии, реально осуществляющей порочную и разрушительную политику.

Этот разворот представляет собой очевидную угрозу для правящей бюрократии и автоматически вызывает ее жесткую реакцию, привлекающую внимание общества к обострению этноконфессиональных проблем и объективно разжигающую их (в том числе в форме агрессивной навязчивой русофобии «демшизы») без каких бы то ни было усилий по их практическому решению.

Однако инстинктивное сопротивление общества оползанию в пропасть этноконфессиональной вражды, проявившееся в 2005 году, свидетельствует о возможности эффективного противодействия этой разрушительной политике.

Отношение к национальным и религиозным движениям

В свете изложенного подход ответственной оппозиции к представителям этноконфессиональных движений, выступающих (разумеется, исходя из своих собственных интересов и мотиваций) против правящей бюрократии либо используемых ею в своих корыстных политических интересах [13], но жаждущих освобождения от этой унизительной, а часто и просто опасной зависимости, должен быть исключительно прост и утилитарен.

Представителей национальных и религиозных движений следует четко и последовательно разделять на желающих жить в составе единой России, сколь угодно видоизмененной и модернизированной, и на желающих ее распада и уничтожения, в том числе и в ходе выделения из нее соответствующих национальных государств.

Первые, даже если стремятся паразитировать на основной части российского общества, используя наработанные навыки психологического давления, «битья на жалость» и изуверского применения в повседневной жизни четкого разделения окружающих на «своих» и «чужих», являются объективными союзниками здоровых сил России не только сегодня, но и в отдаленной перспективе. Соответственно, они являются естественными партнерами и для ответственной оппозиции — недаром правящая бюрократия последовательно прилагает поистине титанические усилия для того, чтобы вбить между ними клин и как можно сильнее опорочить одних в глазах других.

Позитивность всех без исключения сил, искренне стремящихся к сохранению территориальной целостности России, вызвана их правильным отношением к главному вопросу современности и к главной сегодняшней угрозе — угрозе распада страны. Склонность же некоторых из них к паразитированию во многом объективно обусловлена низким уровнем их развития, в том числе экономического, а в индивидуальном плане зачастую и интеллектуального, попросту не оставляющей им иных способов приемлемого выживания. В этой части указанная склонность представляется вполне извинительной до тех пор, пока государство не предоставит им возможностей развития и прогресса — разумеется, без стимулирования иждивенчества и исключительно в качестве неотъемлемого элемента единого общероссийского организма.

Представители этноконфессиональных движений, выступающих против правящей бюрократии ради не укрепления, но разрушения России, по названной же причине не могут быть признаны даже временными союзниками ответственной оппозиции. Это наши объективные и непримиримые враги, содержательный компромисс с которыми невозможен по элементарной, своего рода биологической причине: эти силы действительно, без какого бы то ни было преувеличения, стремятся к нашему уничтожению [14].

Существенная опасность, связанная с ними для ответственной оппозиции, заключается в том, что правящая бюрократия будет пытаться, а точнее, уже пытается выпихнуть части ответственной оппозиции на линию непосредственного столкновения с этими силами и, эксплуатируя ее естественный патриотизм, прикрыться ею и истощить ее в своих собственных целях. В этом случае, фактически поставив ответственную оппозицию на службу себе и отчасти подчинив ее, правящая бюрократия к тому же затушует в глазах общества отличие оппозиции от себя и тем самым, по крайней мере, частично, дискредитирует ее. Элементы этой политики мы видим с осени 2005 года; весьма ярко они проявились в опосредованной организации «Правого марша» 4 ноября (хотя он, конечно, имел и прямо провокационные цели, связанные с дискредитацией патриотической оппозиции как «фашистов», в том числе в лице Запада, и в разрушении ее партнерства с либеральной оппозицией).

Опасность выталкивания патриотической оппозиции «на первый план» борьбы с сепаратистами и превращения ее таким образом в своего рода «пушечное мясо» весьма серьезна и актуальна, и ее следует избегать вплоть до тех пор, пока уклонение от сотрудничества с правящей бюрократией не начнет наносить прямого, явного и долгосрочного вреда нашей Родине — тогда уже придется пойти на жертвы. Ясно видя провокации наших ничтожных и омерзительных оппонентов, влекущих Россию к новой революционной катастрофе, мы не должны забывать, что будем как оппозиция иметь право на существование только до тех пор, пока будем служить не собственному самолюбию или стремлению к власти и даже не собственным представлениям об истине, но исключительно интересам нашего общества.

Силы, выступающие против правящей бюрократии не как внутреннего врага России, но как ее части, являются для ответственной оппозиции не более чем временными, неустойчивыми и крайне опасными попутчиками. Следует помнить, что они способны нанести удар в спину в любой момент, выбранный даже не ими, а их зарубежными лидерами и организациями (а в целом ряде случаев — и самой этой правящей бюрократией), исходя из их собственных представлений, возможно, вовсе не имеющих отношения к российским реалиям.

Их можно и должно пытаться использовать, но отстраненное партнерство по отдельным вопросам не может перерастать ни во что большее, не говоря уже о политическом союзе.

Ни о каком сотрудничестве с ними, влекущим за собой обязательства перед ними, пусть даже и исключительно морального плана, не может быть и речи. Следует понимать, что сам факт появления таких обязательств объективно, помимо желания ставит имеющего их на грань измены Родине.

Именно на основе этого до обидного простого критерия и следует подходить ответственной светской оппозиции как к разным факторам растущего исламского самосознания, так и к разным течениям и даже отдельным группам в современном российском исламе (да и в других религиозных силах).

Так, безусловными союзниками являются обращающиеся к активному исламу в результате столкновения с социально-экономическими и политическими проблемами, приобретающими в ряде случаев выраженный этноконфессиональный или национальный характер. (В качестве примера последнего можно привести то, что получивший широкую известность «зачищенный» милицией город Благовещенск населен преимущественно русскими и татарами, в то время как милиционеры были, по имеющейся информации, в основном башкирами; в результате обыденный для современной России акт террора силовой олигархии в отношении мирного населения способствовал обострению межнациональных проблем.)

Весьма часто людей приводит к активному исламу поиск идеологических оснований повседневной жизни и жажда справедливости, также вызванный неадекватностью власти, хотя и в более мягкой ее форме: не ущемляющими репрессивными действиями, но органической неспособностью представить людям жизненно необходимую им позитивную перспективу. Если эти люди не перешагнули грань, отделяющую стремление к улучшению России от стремления к ее разрушению (а в силу репрессий правящей бюрократии, провокаций экстремистов и общего отчаяния такое происходит все чаще), они также являются объективными союзниками ответственной оппозиции.

Все же проявления внешней экспансии или по-человечески понятного, а часто и объективно обусловленного, неизбежного внутреннего отчаяния, направленные на дробление России и ее вовлечение в глобальную исламскую цивилизацию (в частности, на реализацию проекта всемирного халифата или на создание теологического государства), являются для ответственной оппозиции безусловно враждебными.

При этом ответственная оппозиция не должна повторять трагической ошибки государства, которое работает не с исламом и внутри ислама, а против или, по крайней мере, извне ислама, что только раздражает мусульман, способствует росту популярности наиболее экстремистских элементов и весьма существенно обостряет и без того исключительно серьезную и опасную проблему.

Ни при каких обстоятельствах не следует забывать, что интеграция различных этноконфессиональных групп в единую и в определенной степени новую российскую нацию является объективной стратегической целью ответственной оппозиции. Более того: принципиальная возможность этого является колоссальным и при этом объективно обусловленным политическим преимуществом разумной оппозиции перед разлагающейся на глазах, захлебывающейся от собственной коррупции правящей бюрократии!

Между тем достижение этой цели в принципе невозможно без скорейшего осуществления (или как минимум начала осуществления) аналогичной интеграции в рамках самой ответственной оппозиции. Да, такая интеграция по понятным причинам потребует от многих ее нынешних эгоистичных лидеров существенных уступок и даже ограничения своего влияния, однако даже с сугубо эгоистической точки зрения за счет увеличения совокупной мощи оппозиции они приобретут неизмеримо больше утраченного.

[1] Подробнее об основных аспектах современной цивилизационной конкуренции см. в книге Михаила Делягина «Мировой кризис. Общая теория глобализации» М., «Инфра-М», 2003, а об особенностях экспансии радикального ислама в российском обществе — в книге Михаила Делягина «Россия после Путина. Неизбежна ли в России «оранжево-зеленая» революция?» М., «Вече», 2005.

[2] Принципиально важно, что это правило, как, впрочем, и все остальные, отнюдь не является абсолютным и универсальным. Табуирование этноконфессиональнрй проблематики не только возможно, но и целесообразно при наличии жесткого и эффективного государства, последовательно, целенаправленно и успешно решающего эти проблемы при помощи гибко корректируемой по мере необходимости политики. В этом случае предельное ограничение общественной дискуссии весьма действенно содействует постепенному решению, а затем и снятию проблемы — примерно так же зарастает рана, если ее не тревожить. Однако долгосрочное соблюдение требования эффективности государства в этих условиях представляется проблематичным в принципе. Ведь замалчивание этноконфессиональных проблем, способствуя снижению внимания общества к ним (так как чрезмерное внимание подобного рода, безусловно, является опасным для самого этого общества), повышает вероятность пренебрежения ими сначала при подготовке специалистов государственного управления, а потом и в ходе самого государственного управления — когда соответствующее поколение специалистов выдвинется на ключевые позиции. Государство, являясь неотъемлемой и не поддающейся обособлению (во всяком случае, полному и долговременному) частью общества, само становится жертвой собственных требований по замалчиванию этноконфессиональной проблематики и прекращению открытой общественной дискуссии. Об этом ярко свидетельствуют примеры не только Советского Союза, но и развитых демократических стран — Франции, США, Великобритании, Австралии и Германии.

Так как решение этноконфессиональных проблем цивилизованным путем не может занять время менее жизни одного поколения, данная угроза представляется объективной и грозной.

Ее преодоление в принципе реально, но требует от государства длительных сверхусилий — подготовки высококлассных и исключительно важных специалистов по официально несуществующей или, по крайней мере, незначимой проблеме. На практике подобное длительное сверхусилие представляется возможным лишь в исключительных случаях.

[3] Правда, это мракобесие, как это часто бывает в последние десятилетия, парадоксально разделяют и экологи, считающие, что ветряки распугают местных птиц. При этом экологи не утруждают себя мыслью о возможности размещения ветроэлектростанции в отдаленных частях Соловецких островов или даже на небольших пустынных островках, где они не будут мешать ни людям, ни птицам.

[4] Правда, для населения, благодаря перекрестному субсидированию, цена электроэнергии поддерживается на вполне приемлемом уровне — 86 коп. за 1 кВт-ч, так что использование дизельной электростанции создает неудобства в основном для развития хозяйства Соловецких островов (достаточно указать на то, что в номерах фешенебельных гостиниц, появляющихся на них в последнее время, нет холодильников, а в ряде случаев и телевизоров, а электрическое освещение носит скорее символический характер, — все это оказывается слишком дорого даже для тех, кто берет за суточное проживание в скромном номере 140 долл.).

Позиция монахов во многом объясняется тем, что они, насколько можно понять, благодаря отнесению основной части своих помещений в категорию жилых, платят за использование электроэнергии для хозяйственных нужд (за исключением освещения скотного двора) по ставкам населения, то есть почти в десять раз меньше, чем остальные субъекты хозяйственной деятельности, функционирующие на островах. В результате монахи получают колоссальные неконкурентные преимущества, весьма эффективно используемые, разумеется, и в рамках религиозной пропаганды.

[5] В обыденной жизни характерной больше для наиболее агрессивных; и «отмороженных» представителей криминального мира.

[6] Классическим примером служат сообщения о том, что получившее широкий общественный резонанс убийство Тимура Качаравы—санкт-петербургского музыканта и члена «антифашистской» экстремистской группировки «антифа» — и тяжелое ранение его спутника было простой местью за произошедшее за 2 часа до этого массовое избиение коротко стриженного молодого человека, в котором погибший вместе со своим другом «принял активное участие». В ходе этого избиения «десять представителей группировки «антифа» нанесли тяжкие телесные повреждения юноше с короткой стрижкой (якобы «скинхэду»). Пострадавший был госпитализирован в тяжелом состоянии».(http://wwwapn.ru?chapter_name=events&dam_id=2728&do=view_single)

[7] Именно поэтому Российская империя и в еще в большей степени Советский Союз не были империями в традиционном смысле слова: они занимались не столько эксплуатацией, сколько развитием «колоний». Обвинение их в «имперскости» представляет собой, таким образом, простую пропаганду, направленную на извращение их сущности и дискредитацию путем приравнивания к колониальным империям и современной неоколониальной империи — США.

[8] О масштабах сознательного переписывания и извращения истории свидетельствует, например, культивируемая в Прибалтике обида за «оккупацию» ее территории Советским Союзом. При этом последовательно игнорируется, что все прибалтийские страны получили независимость из рук «преступной» Советской власти (а Литва — еще и огромные территории), ни одна из них в период независимости не управлялась не только демократическим, но даже и просто разумным образом, в результате чего все они уже во время Второй мировой войны вошли в состав СССР в результате волеизъявления собственного (пусть даже и обманутого пропагандой) населения, то есть по доброй воле. C точки зрения не только тогдашнего, но и современного международного права, не говоря уже о простом здравом смысле, вхождение Прибалтики в состав СССР никак не соответствовало содержанию понятия «оккупация». То же, с незначительными поправками, относится и к Польше.

Действительным эксплуататором Советский Союз был исключительно короткие периоды в своей истории. Так, например, после победы в Великой Отечественной войне цены на поставляемую в него продукцию стран Восточной Европы последовательно занижались, что вело, по сути дела, к их эксплуатации. Однако после беспорядков в Берлине и Польше в 1953 году, во многом вызванных именно социально-экономическими последствиями этой практики, она была решительно прекращена, и наша страна, напротив, начала субсидировать развитие социалистических стран Восточной Европы как своих союзников.

Субсидирование это пережило и сам Советский Союз; в настоящее время оно существует в виде практически безоговорочного признания Россией в высшей степени спорных «долгов», возникших перед наиболее развитыми социалистическими странами Восточной Европы в последние годы существования СССР в результате, насколько можно судить, массового предательства государственных интересов коррумпированной советской бюрократией. Спорность этих долгов позволяла не признавать и не платить их, однако руководство России отказалось от этой возможности - при этом некоторые скандалы (в частности, дело «Фалькона») позволяют предположить, что этот отказ также не был вполне бескорыстным.

[9] Франция отменила рабство в своих колониях лишь в 1848 году; крепостное право, отмененное в 1772 году, существовало в ней минимум на сто лет больше, чем в России (где оно было введено в 1649 году); крепостное право в Германии (Пруссии) было отменено в 1807 году.

[10] Прогресс, достигнутый многими народами именно в рамках Российcкой империи (фантастическая цивилизаторская роль Советского Союза не вызывает сомнений даже у его оголтелых противников), по понятным идеологическим причинам никогда толком не популяризовался и в настоящее время практически забыт. Тем не менее он становится очевиден из многих вроде бы незначительных деталей; так, во второй половине XIX века серьезное недовольство в Финляндии (бывшей не просто автономией в составе царской России, но автономией, имевшей собственные законы, весьма существенно отличавшиеся от российских!) вызвал запрет «горячим финским парням» посещать трактиры с ножами (известными до сих пор как «финки»). Запрет был вызван многочисленностью жертв в результате поножовщин, в которые, естественно, перерастали частые пьяные драки.

В качестве подтверждения этой гипотезы стоит вспомнить и то, что в последующем польский и финский народы с оружием в руках отстаивали и, в конечном счете, успешно отстояли (хотя и с понятной и объективно обусловленной помощью извне) свою независимость против бывшей метрополии. В то же время остальные получившие государственную независимость народы в разные годы и при разных исторических обстоятельствах сочли за благо вернуться в ее состав.

[11] Несмотря на филологическое образование некоторых руководителей силовых структур.

[12] Ничего необычного в таком самоубийстве нет: оно обычно наблюдается в районах этнических чисток в виде практически полной пассивности истребляемого и изгоняемого населения. В Европе в последние годы оно наблюдалось, например, со стороны невайнахского (преимущественно русского) населения Чечни в 1991-1994 годах (по данным С. Маркедонова, заведующего отделом проблем межнациональных отношений Института политического и военного анализа, приведенного в статье «Чечня не отпустит Россию» (http://www.ipma.ru/publikazii/voenkonflikt/582-print.html), в 1991-1994 годах в Чечне было убито или пропало без вести более 10 тыс. чел., в большинстве своем русских, а в 1992-1994 годах из нее выехало 147 тыс. чел., из которых более 80% — русские, более 12% — представители других невайнахских народов) и сербского населения Косово после 1999 года.

[13] Этнические диаспоры просто в силу своего общественного положения являются исключительно зависимыми от отношения к себе силовых и особенно правоохранительных органов. В сочетании с исключительной внутренней дисциплиной это вполне объективно делает их если и не «ударной силой», то, во всяком случае, весьма существенным элементом широко используемого в политических целях «административного ресурса».

В частности, по оценкам ряда специалистов, «правильное» голосование диаспор на выборах губернатора Санкт-Петербурга, в значительной степени обусловленное эффективной работой с ними представителей силовых структур, сыграло решающую роль в победе Матвиенко. При этом произошло знаменательное событие: так как соперницу Матвиенко, насколько можно понять, поддерживали в том числе и организованные преступные сообщества, получилось, что диаспоры голосовали против преступных группировок, в том числе и состоящих из членов диаспор!

Разрыв, пусть даже и временный, связей между этническими диаспорами и этнической преступностью, длительное время казался недостижимым и представляется, несмотря на все сопутствующие обстоятельства, выдающимся политическим достижением. Сама возможность такого результата (не говоря уже об относительной простоте его достижения) является сильнейшим аргументом в пользу возможностей социализации, а затем и интеграции основной массы существующих в сегодняшней России диаспор в российское общество.

[14] Именно в этом заключается принципиальное отличие стремящейся кразрушению России части исламистов от крыла либералов, выражающих интересы транснациональных корпораций. Первые стремятся к нашему уничтожению уже сегодня, представляют собой смертельную опасность уже сегодня и потому уже сегодня должны восприниматься только в качестве врагов.

Вторые же ведут в настоящее время преимущественно правозащитную деятельность, приносят в этом качестве значительно больше пользы, чем вреда, и потому до самого крушения правящей бюрократии в системном кризисе являются союзниками, хотя, безусловно, временными и частичными, ответственной оппозиции.