Благодаря Ульриху Беку, мы знаем, что современное – постиндустриальное, постмодернистское – общество есть «общество риска». Впрочем, о рисках современного общества предупреждали еще участники Римского клуба в своих многочисленных докладах 70-80-х годов. Более того, реальные риски современного общества вероятно еще опаснее для человечества, чем оно предполагает. Все это российскому человеку эмпирически достоверно известно…

Ниже мы остановимся лишь на так называемых «криминальных» рисках, то есть рисках, проистекающих из криминальной, уголовно-наказуемой деятельности. Такие риски существуют во всем мире. Мы ограничимся рассмотрением российской ситуации.

Российскому обществу и его носителям – населению, каждому жителю страны угрожает система криминальных рисков, которые весьма условно можно подразделить на «общеуголовную» преступность (street crime, по терминологии мировой криминологии); «элитарную» или «беловоротничковую» преступность (white-collar crime), включая как экономическую, так и преступность властных структур, в том числе, преступления полиции (милиции), уголовной юстиции, уголовно-исполнительной системы; коррупционные преступления; терроризм. Повторюсь – это не строго научная классификация хотя бы потому, что, например, коррупция является частью «беловоротничковой» преступности. Но такая группировка криминальных рисков удобна для их изучения и описания.

«Общеуголовная преступность». К ней относятся преступления против личности, преступления против собственности и многие другие виды преступности. Формально ее показателем служит зарегистрированная преступность и ее уровень (в расчете на 100 тыс. жителей). Правда, этот показатель включает и «беловоротничковую» преступность, но ее доля ничтожна и в данном случае ею можно пренебречь. При этом высокая латентность преступлений, «селекция» полиции и уголовной юстиции (привлечение к уголовной ответственности, прежде всего, «униженных и оскорбленных», представителей низших социальных страт) не позволяют достаточно полно оценить масштабы реальной преступности. Приведем лишь некоторые цифры.

Уровень зарегистрированной преступности вырос в России с 816,9 в 1987 г. до 2039,2 в 2001 г. (в 2002 г. – 1760,5). Только уровень убийств (с покушениями) возрос с 6,3 в 1987 г. до 23,2 в 2001 г. (22,5 в 2002 г.) . Для сравнения, в 1998-2000 г. уровень убийств в некоторых странах составил: Австралия – 1,9; Австрия – 0,9; Венгрия – 2,5; Германия – 1,2; Италия – 1,5; Канада – 1,8; Норвегия – 0,9; США – 5,9; Франция – 1,7; Япония – 1,0. Начиная с 90-х годов прошлого столетия Россия прочно занимает третье место в мире по уровню убийств после Колумбии и ЮАР.

В Санкт-Петербурге, по результатам виктимологических опросов населения в 1999-2002 гг., ежегодно 26% взрослых жителей становятся жертвами преступлений, из них свыше 31% - более одного раза за год. Не сообщают в милицию о совершенных против них преступных деяний ежегодно свыше 71% потерпевших…

Количество людей, погибших в России в результате различных преступлений отражено в табл. 1. Кроме того, ежегодно около 60 тыс. человек пропадают без вести, из них около 25 тыс. остаются не найденными.

«Беловоротничковая» преступность включает преступления в сфере экономической деятельности (гл.22 УК РФ), должностные (гл.30 УК РФ), некоторые экологические преступления, а также ряд иных преступлений, совершаемых лицами, обладающими должностными, управленческими, властными полномочиями.

Латентность (неучтенность) этих преступлений столь велика, что обращаться к данным официальной статистики бессмысленно. Так, например, в России за год регистрируется всего свыше 4 тыс. фактов злоупотребления служебным положением (выявленных лиц – немногим более одной тысячи), свыше 3 тыс. случаев превышения должностных полномочий (выявляется свыше 1700 лиц), а фактов незаконного участия в предпринимательской деятельности – всего несколько десятков случаев! Ясно, что это ничтожно малая часть реально совершенных должностных преступлений. Аналогичная картина по преступлениям в сфере экономической деятельности. В 2000 г. было зарегистрировано по всей России фактов лжепредпринимательства – 26, незаконного получения кредита - 69, заведомо ложной рекламы – 5, невозвращения из-за границы средств в иностранной валюте – 13, фиктивного банкротства – 0. Еще смехотворнее «статистика» экологических преступлений. В 2000 г. было зарегистрировано в России: загрязнение вод – 0, загрязнение атмосферы – 6, загрязнение морской среды – 1, порча земли – 2, нарушение правил охраны и использования недр – 0 (экологических преступлений, совершаемых не должностными лицами, было учтено значительно больше – незаконная охота – 934, незаконная порубка деревьев – 3800, хотя и эти цифры ничтожно малы).

Очевидно, что официальные сведения о неправосудных приговорах, незаконных действиях прокуратуры, ФСБ практически отсутствуют. Хотя, например, понятие «Басманный суд» стало нарицательным и всемирно известным. Нашей Генеральной прокуратуре могут противостоять только суды Великобритании, Греции, Дании. А оправдательные приговоры по возбужденным и расследуемым ФСБ делам Никитина, Пасько, Данилова и др. говорят сами за себя.

Неизмеримо большие (в количественном отношении) и вероятные риски для населения, «простых людей» грозят со стороны милиции.

Проблема взаимоотношений полиции (милиции) и населения особенно остро стоит в современной России. Это объясняется незащищенностью населения от преступности и иных незаконных посягательств; неэффективностью деятельности органов милиции по защите граждан, их законных интересов; коррумпированностью милиции (наряду с тотальной коррумпированностью всех властных структур и правоохранительных органов); противоправными действиями сотрудников милиции в отношении граждан, включая пытки. Я уже не говорю об «оборотнях в погонах»…

Не будем лукавить: применение полицейскими физического «воздействия» в отношении задержанных, арестованных, обвиняемых встречается во всем мире. Но в цивилизованных странах такие факты носят ограниченный характер, как по частоте, так и по применяемым мерам, а в случае их огласки служат предметом серьезного разбирательства и наказания виновных – от увольнения из полиции до уголовного преследования. В России побои, избиение – обыденное явление, нередко и применение пыток. Об этом свидетельствуют рассказы жертв милицейского насилия, многочисленные публикации в прессе, сообщения правозащитных организаций, результаты национальных и международных расследований.

Пытки систематизированы и описаны: «слоник», «растяжка», «распятие», «ласточка», «конвертик». Их частота, привычность (если к такому можно привыкнуть!), системность породили рубрику «Пытки как будни России» в бывшей «Общей Газете» Егора Яковлева. К числу необходимых реформ известный судья, заслуженный юрист РСФСР С. Пашин относит «прекращение пыток задержанных в "правоохранительных органах" как социального явления». У нас «вся страна превращается в пыточную камеру», отмечает в 2002 г. председатель подкомитета по правам человека Государственной Думы. При этом Госдума отказалась рассматривать законопроект об ответственности за пытки (это понятие вообще отсутствует в действующем Уголовном кодексе). «Новая газета» начала публиковать Индекс Произвола Правоохранительных Органов (ИППО).

Объектом насилия может стать каждый: в печать просачивались сведения об избиении и причинении увечья аспирантам МГУ, профессору, офицеру-подводнику и даже – не разобравшись – своему коллеге, оказавшемуся в штатском…

Все это привело к тому, что светлый образ «дяди Степы» - милиционера, защитника взрослых и детей, померк в глазах бесправных, беззащитных, и потерявших всякую надежду добиться справедливости граждан. Это не означает, конечно, что в милиции не осталось самоотверженных, бескорыстных, порядочных профессионалов, но не они, увы, определяют образ сегодняшней милиции в глазах соотечественников.

Коррупция, или «злоупотребление публичной властью ради частной выгоды» (Joseph Senturia). В современном обществе, включая российское, коррупция – социальный институт, элемент системы управления, тесно взаимосвязанный с другими социальными институтами – политическими, экономическими, культурологическими. Экономические, социальные, политические последствия коррупции хорошо известны и не нуждаются в комментариях. Коррупция существует во всех современных государствах. Другой вопрос – ее масштабы. По данным международной организации Transparency International, последние годы Россия прочно входит в десятку наиболее коррумпированных стран мира наряду с некоторыми государствами бывшего СССР, Пакистаном, Танзанией, Индонезией и Нигерией. Наименее коррумпированные страны - Финляндия, Швеция, Дания, Канада, Новая Зеландия.

Ежегодные убытки от коррупции в России составляют $20-25 миллиардов. Экспорт капитала за границу достигает $15-20 миллиардов в год. Ежедневно российские и зарубежные средства массовой информации публикуют факты коррупции в России, приводят «прейскурант» коррупционных услуг…

О масштабах и всевластии коррупции, помимо бесчисленных фактов, которые можно множить до бесконечности, свидетельствует формирование в России коррупционных сетей. Позволю себе длинную цитату: «От единичных разрозненных сделок коррупционеры переходят к организованным и скоординированным действиям, объединяясь в преступные сообщества, образующие коррупционные сети… Деятельность коррупционных сетей проявляется в формировании взаимосвязей и взаимозависимостей между чиновниками по вертикали управления,… а также по горизонтали на различных уровнях управления между разными ведомствами и структурами. Эти взаимосвязи и взаимозависимости направлены на систематическое совершение коррупционных сделок, как правило, с целью личного обогащения, распределения бюджетных средств в пользу структур, входящих в коррупционную сеть, повышения прибылей, их максимизации, или получения конкурентных преимуществ финансово-кредитными и коммерческими структурами, входящими в коррупционную сеть… Руководителями коррупционных сетей часто являются самые высокопоставленные российские чиновники и политики».

Коррупционные сети тесно связаны с организованной преступностью.

Средства, получаемые в результате экспорта нефти, газа, металлов, функционирования транспорта, связи, энергетики, лесного хозяйства, от оптовой торговли и финансирования оборонных заказов и Вооруженных Сил и т.п., - распределяются по коррупционным сетям.

В состав коррупционных сетей входят: группы государственных чиновников, обеспечивающих соответствующие решения; коммерческие и финансовые структуры, реализующие получаемые выгоды, льготы, доходы; силовое прикрытие («крыша») со стороны представителей органов МВД, ФСБ, прокуратуры, налоговой полиции и иных «силовиков».

И еще одна длинная цитата: «Крупнейшие российские коррупционные сети выстраиваются вокруг Центрального банка РФ и некоммерческих банков, таких как Сбербанк РФ, Внешэкономбанк РФ… Крупнейшая коррупционная сеть сформировалась в системе силовых органов, включая ФСБ, МВД и Государственный таможенный комитет. Это, по-видимому, и наиболее развитая коррупционная сеть… На высшем уровне разрабатываются схемы проведения крупных операций, для чего проводятся совместные совещания, причем как полулегальные, так и нелегальные… Все российские министерства и ведомости поражены коррупцией. Крупнейшие коррупционные сети выстроены вокруг Министерства финансов РФ, Министерства экономики РФ, Мингосимущества РФ… Очень сильно коррумпированы суды, в которых можно за взятку получить любое желательное решение или не допустить нежелательного решения. В судах всех уровней, уголовных и общей юрисдикции, действуют стандартные и всем известные расценки на выполнение тех или иных действий. Особенно коррумпированы арбитражные суды, в которые по этой причине предприниматели предпочитают не обращаться вообще… Коррупционные сети выстраиваются в России вокруг частной зарубежной финансовой и материальной помощи, строительства и реконструкции зданий и сооружений… Сети выстроены вокруг всех российских естественных монополий, таких как РАО ЕЭС и Министерство путей сообщения».

В результате построения мощных коррупционных сетей на высоком и «самом высоком» уровнях «низовая коррупция» оказалась оторванной от них и продолжает существовать за счет поборов с населения.

Терроризм (terror – лат. страх, ужас) является одной из серьезнейших современных глобальных социальных проблем, потенциально или актуально затрагивающих каждого жителя планеты. Ganor называет три важнейших элемента терроризма: (1) применение или угроза применения насилия; (2) политические цели (мотивы) деятельности; (3) реальными целями оказывается мирное население, граждане.

Обычно различают террор и терроризм: террор со стороны правящих властных структур (или «насилие сильных над слабыми», присущее, в частности, тоталитарным режимам); терроризм как насилие и устрашение «слабыми сильных», «оружие слабых, жертв “государственного террора”».

Иначе говоря: «Террор является насилием и устрашением, используемым объективно более сильным в отношении более слабых; терроризм – это насилие и устрашение, используемое более слабым в отношении более сильного».

Террористические организации и отдельные террористы-одиночки представляют – осознанно или нет – интересы массы exclusive («исключенных») в современном мире. Поляризация на очень богатое и властное меньшинство «включенных» (inclusive) и очень бедное и бесправное большинство «исключенных» (при относительном размывании «среднего класса» - гаранта устойчивости социальных систем) приводит в условиях глобализации экономики, политики, информационных процессов к опасному для всего человечества разделению стран и жителей каждой страны на inclusive/exclusive. Так, различаются «включенные» страны «золотого миллиарда» и «исключенные» – все остальные. Это разделение применительно к людям и их группам ясно обозначил Н.Луман: «Наихудший из возможных сценариев в том, что общество следующего столетия (т.е. наступившего ХХI в. – Я.Г.) примет метакод включения/исключения. А это значило бы, что некоторые люди будут личностями, а другие – только индивидами, что некоторые будут включены в функциональные системы, а другие исключены из них, оставаясь существами, которые пытаются дожить до завтра;… что забота и пренебрежение окажутся по разные стороны границы, что тесная связь исключения и свободная связь включения различат рок и удачу, что завершатся две формы интеграции: негативная интеграция исключения и позитивная интеграция включения». Не является ли «негативная интеграция исключенных» главной социальной базой терроризма (впрочем, как и иных видов девиантности – преступности, наркотизма и др.)?

Думается, что этот глобальный процесс и его последствия недостаточно осознаются правящими элитами современного мира. Примеры тому - агрессия США против Ирака (сколь бы «плохим» ни был Саддам Хусейн) и действия России в Чечне (какими бы «плохими» ни были «боевики»). Террор вызывает терроризм. Или, как писал экономист Д. Травин: «Не мочите, да не мочимы будете!». И не важно, кто «первым начал»: за политические игры человечеству приходится расплачиваться горами трупов.

Терроризм, приводя к бесчисленным жертвам и принося неисчислимые страдания, бесспорно является преступной деятельностью и заслуживает самой суровой оценки. Но социально-политическая сущность терроризма и желание противодействовать ему требуют более широкого подхода, нежели чисто юридический. Да, террористам нет оправдания с общечеловеческой, принятой мировым сообществом и международными организациями точки зрения. Но ведь терроризм преступление «особого рода». С точки зрения террористов, организаций и движений, прибегающих к террористическим методам, их требования, отстаиваемые идеи – «справедливы», имеют не меньшую ценность, чем те, против которых они выступают. Поэтому борьба с терроризмом, носящим политический (этнический, конфессиональный, идеологический) характер - малоэффективна (хотя и необходима). Об этом свидетельствуют печальный опыт Ольстера в Ирландии, затяжной, кровавый характер «борьбы» с баскскими сепаратистами в Испании, алжирскими террористами во Франции, с албанскими – в Сербии, с чеченскими – в России…

Насилие и ненависть рождают насилие и ненависть, формируют идеологию и акторов «преступлений ненависти» (hate crimes). Поэтому «искусство цивилизованной жизни состоит в том, чтобы не плодить недовольных, обиженных, "мучеников", а строить благополучие людей в контексте их долгосрочных отношений друг с другом».

Мировое сообщество в целом и каждое государство в отдельности должны предпринимать прежде всего политические (экономические, социальные) усилия по предотвращению условий для терроризма, по ненасильственному разрешению межэтнических, межконфессиональных, социальных конфликтов. Разумеется, провозгласить принцип ненасильственного, упреждающего терроризм решения назревших проблем и конфликтов легче, чем его реализовать. Но не существует «простых решений» сложных социальных проблем. Точнее говоря, так называемые «простые решения» (типа «ликвидировать», «подавить», «уничтожить») либо неосуществимы, либо приводят к еще большему осложнению ситуации. Можно (и нужно) «бороться» с отдельными исполнителями террактов – угонщиками самолетов, киллерами, лицами, закладывающими взрывные устройства и т.п., но нельзя уголовно-правовыми, карательными мерами устранить причины, источники терроризма как метода «решения» социальных (этнических, религиозных, политических, идеологических) конфликтов.

Не существует универсальных рецептов предупреждения терроризма и разрешения сложных проблем, лежащих в его основе. Некоторые общие подходы предлагаются в конфликтологической, политологической литературе.

Важно понять: мир без насилия в обозримом будущем невозможен; основная антитеррористическая задача – максимально сокращать масштабы терроризма (как насилия «слабых» по отношению к «сильным»); основной путь такого сокращения – предупреждение или урегулирование социальных проблем и конфликтов ненасильственными, не репрессивными, политическими методами.

Выше были показаны лишь некоторые криминальные риски современной России. Нашей задачей было обратить внимание на не всегда рефлектируемые стороны проблемы.