Сами термины «медицинская модель» и «криминальная модель» в социологии наркотизма существуют уже много лет. Основа этого разделения была заложена в работах классика социологии медицины и социологии девиантности, американского социолога Элиота Фридсона (Friedson 1966, Freidson 1970). Следуя за Беккером (1966)и Лемертом (1951) он сфокусировал свое внимание на девиантной роли – организованному набору нежелательных значений или атрибутов, приписываемыми личности, определяемой как девиантная другими людьми. Фридсон утверждал, что девиантные роли могут быть аналитически классифицированы в соответствии с типично приписываемыми атрибутами.

Первый из них – это приписываемая ответственность человека за причину его девиантности: ответственен или неответственен индивид за свою девиантность? По Фридсону это измерение особенно важно в предсказании типа социального контроля, который будет применен к тому или иному типу девиантности. Если индивид будет признан ответственным за свою девиантность, то более вероятно, что его поведение попадет в сферу деятельности репрессивных агентств социального контроля, если же нет, то есть больше шансов на то, что к нему будут применены меры лечебного или реабилитационного характера, то есть реститутивных агентств социального контроля.

Второе измерение классификации Фридсона состоит в прогнозе, который делается для девиантной личности. Некоторые типы девиантности рассматриваются как временные или излечимые, в то время как другие считаются неизлечимыми. К этому добавляется промежуточная категория – неизлечимое состояние, но которое, тем не менее, поддается некоторому улучшению (таковыми могут быть различные хронические заболевания). Фридсон считает, что предполагаемый прогноз является важным детерминантом степени, в которой индивид будет сегрегирован от жизни сообщества. «Излечимые» случаи девиантности могут привести лишь к временной изоляции индивида, в то время как к «неизлечимым» девиантам применяться карательные санкции вплоть до полного изгнания индивида из сообщества или смертной казни.

Третье измерение классификации Фридсона – это наличие или отсутствие стигмы у типа девиантности. Очевидно, что не всякое девиантное проявление сопровождается стигматизацией – например, этого не происходит при превышении скорости или парковки в неположенном месте. Фридсон предположил, что стигматизация происходит чаще, когда индивид несет ответственность за свою девиантность, однако, наличие стигмы не всегда связано с атрибуцией ответственности девианта за свое поведение; так, в случае некоторых заболеваний, таких как проказа или даже рак происходит стигматизация индивида при полном отсутствии его ответственности.

На основании классификации Фридсона Джеймс Оркатт (1975) в 1975 году провел исследование в США, посвященное распространенности медицинской и моральной идеологии или модели алкоголизма и героиновой наркомании среди населения. (Термины моральная или криминальная модели в социологической литературе распространены в равной степени, поскольку и в том и в другом случае индивид несет полную ответственность за свое поведение. По своему смыслу они тождественны, однако слово «криминальная» подчеркивает тот факт, что индивид не только ответственен за свое поведение, но и подвергается уголовному преследованию. Моральная же модель имеет более обобщенный характер, поскольку относится и к злоупотреблению легальными веществами). Оркатт обнаружил заметный сдвиг в американском обществе в сторону принятия медицинской модели алкоголизма и наркомании, отметив, однако его переходный и неоднозначный характер. Это привело его к выводу, что в американском обществе в ту пору произошло облачение социального отвержения и наказания в медицинские одежды без подлинного отхода от моралистических концепций.

В книге Конрада и Шнайдера (1980) «Девиантность и медикализация: от греха к болезни» рассматривается вопрос о том, как многие девиации, когда-то считавшиеся греховными или преступными, по мере развития науки и медицины, все чаще определяются как проявления болезни с параллельным переходом власти от агентств социального контроля, ориентированных на внешнее принуждение (полиция) и применяющих репрессивные санкции, к агентствам социального контроля, дисциплинирующих индивида изнутри (уточнить, Фуко) для которых характерно изменение индивида через лечение и реабилитацию. Медицинскую модель девиации исследователи определяют как ту, что располагает источник девиантного поведения внутри индивида и постулирует наличие физиологического, конституционального, органического или психогенного агента или условия, вызывающих отклоняющееся поведение (Conrad and Schneider 1980:35). Конрад и Шнайдер полагают, что, несмотря на то, что функция социального контроля в современном обществе все чаще переходит к агентам медицинского поля, в каждом конкретном случае это положение должно быть подтверждено эмпирически.

Фокс (1999) в статье об идеологической нагруженности основных теорий наркомании в медицине рассматривает медицинскую модель наркомании, согласно которой источник аддикции кроется либо в психологической предрасположенности, либо в нарушении метаболизма. Однако оба эти подхода, как считает исследовательница, видят зависимого индивида как обладающего определенными личностными особенностями или дефектами, делающими наркотизацию почти неизбежной, и недостаточно принимают во внимание влияние социальной структуры (Fox 1999). Сходным образом определяет медицинскую модель и Труан (Truan 1993).

Криминальную и медицинскую модель наркомании рассматривает в своей работе о моральной панике вокруг употребления наркотиков в Америке в середине 80-х годов Джеймс Ходон. Потребители наркотиков, согласно криминальной модели рассматриваются как те, кто в состоянии контролировать свое поведение и кто сделал сознательный выбор в пользу жизненного стиля, связанного с употреблением наркотиков. Отсюда логически (для сторонников этой модели) следует вывод, что такие люди заслуживают наказания. Согласно другой модели, медицинской, потребители наркотиков – это больные люди, которые не в состоянии контролировать свое поведение и их следует не наказывать, а лечить (Hawdon 2001).

Таким образом ясно, что медицинская или криминальная идеологии или модели – это более сложные и многомерные явления, чем те, что могут быть описаны вдоль одной оси: больной-преступник. Для каждой из них характерен ряд специфических свойств, которые и будут рассмотрены далее.

Перед тем, как перейти к более подробному описанию характерных черт медицинской и криминальной моделей употребления наркотиков, необходимо сказать, что обе эти модели являются идеально-типическими конструкциями – это научные конструкты, которые выявляют некоторые характеристические черты, присущие какому-либо социальному явлению, которое, однако, в чистом виде не присутствует в наблюдаемой реальности. «Это мысленный образ, не являющийся ни исторической, ни тем более «подлинной» реальностью. Еще менее он пригоден для того, чтобы служить схемой, в которую явление действительности может быть введено в качестве частного случая. По своему значению это – чисто идеальное пограничное понятие, с которым действительность сопоставляется, сравнивается для того, чтобы сделать отчетливыми определенные значимые компоненты ее эмпирического содержания» (Вебер 1990:393 проверить). Поэтому, при рассмотрении конкретной реальности, социолог должен иметь ввиду, что такие понятия не существуют в реальности, и его задачей является определить степень этой удаленности (Вебер 2002).

Попытка полностью развести болезнь и преступление - «мол наркоторговцев-преступников будем сажать, а больных наркоманов лечить» абсолютно тщетны – подавляющее большинство наркозависимых продают малые дозы или выступают в роли посредников в купле-продаже наркотиков с той или иной степенью регулярности, и все их них хранят их непосредственно перед употреблением, и поэтому по закону являются преступниками. И, наоборот, подавляющее большинство торговцев наркотиками являются наркозависимыми; холодные, расчетливые и не употребляющие наркотики наркобороны и менеджеры высшего звена, попадаются чрезвычайно редко, они фигурируют больше в телесериалах и боевиках. Поэтому, особенно важно какое из определений будет превалировать в таких наиболее распространенных смешанных случаях - криминальное или медицинское, и если криминальное, то будет ли действовать какая-либо поправка на статус обвиняемого – скажется ли факт его наркозависимости на его судьбе. Опять же, не следует рассматривать этот вопрос как дихотомию: если преступник, то никакой «поблажки» на болезнь, а если больной, то никакой ответственности. В странах, где превалирует криминальное определение наркотизма, по крайней мере, на риторическом уровне декларируется, что наркомания – это болезнь (на риторическом, ибо в этом случае отсутствует один из главных элементов «роли больного» (Parsons 1951) – снятие ответственности за болезнь); с другой стороны, там, где доминирует медицинское определение наркотизма, огромные общественные ресурсы тратятся на расследование преступлений связанных с наркотиками и на борьбу с наркомафией. Между борьбой определений, как правило, нет войны на уничтожение; соотношение между ними – это всегда очень хрупкое равновесие, сдвиг в котором приводит к изменению в судьбах тысяч и тысяч людей.

Итак, переходим к последовательному изложению медицинской и криминальной модели.

Определение наркотиков и наркотизма. Прежде всего, медицинская и криминальная модели наркомании по разному отвечают на вопрос, что такое наркотики и наркотизм. Формально и в медицине и в криминологии определение наркотиков чисто юридическое. Так согласно медицинскому определению наркотики - это вещества, включенные в список Постоянного комитета по контролю за наркотиками, который утвержден Министерством здравоохранения Российской Федерации (Буркин и Горанская 2002, Белогуров?). Сходным образом, т.е. через соответствие федеральному законодательству, определяются наркотики и в юридическом поле (Прохорова 2003). Однако, интерпретация этого понятия в этих полях отлична друг от друга. Юристы склонны рассматривать наркотики вместе с другими «аморальными» и делинквентными, либо криминальными явлениями и определять наркотизм в первую очередь как феномен преступности. Так, доктор юридических наук Л.И. Романова пишет, что «наркотизм – это криминальное негативное социально-правовое и уголовно наказуемое явление, связанное с незаконным оборотом наркотиков, имеющее свои характеристики, причины и условия возникновения и распространения…» (Романова 2003:13). Кроме того, косвенным свидетельством того, что наркотики и наркотизм с юридической точки зрения - это, прежде всего феномены преступности и аморального поведения, является то, что в большинстве работ по юриспруденции, посвященным наркотизму, наркотики и наркомания практически всегда перечисляются в одном ряду с проституцией, порнографией и различными видами преступной деятельности. Медики же, несмотря на подчеркивание факта, что наркомания – это злоупотребление веществами, занесенными в список Постоянного комитета по контролю за наркотиками, который утвержден Министерством здравоохранения Российской Федерации, рассматривают злоупотребление наркотиками в одном ряду с употреблением легальных веществ, таких как алкоголь и никотин или различных веществ бытовой химии (ингалянтов). Так, в современном варианте Международной классификации болезней (МКБ-10) все формы злоупотребления психоактивными веществами объединены в одну главу «Психические и поведенческие расстройства вследствие употребления психоактивных веществ» - Шифр F1 по МКБ-10 (МКБ-10, 1994). Такое решение обусловлено тем, что с клинических позиций, алкоголизм, наркомания и токсикомания патогенетически очень похожи (Leshner 1997a). Таким образом, несмотря на формальную отсылку в обеих моделях к существующему законодательству, понятие наркотиков в них существенно различается: для юристов наркотик – это вещество, за незаконный оборот которого следует уголовное преследование, а для медиков наркотик – лишь одно из множества (в том числе легальных) веществ, которые вызывают психическое заболевание – наркотическую зависимость. Отсюда видно, что не всегда видимая борьба за легитимную экспертизу в проблеме наркотиков происходит уже на самом базовом уровне – области основных определений и понятий.

Причины наркотизации. В медицинской и криминальной моделях по-разному определяются основные причины наркотизации. Согласно медицинской модели наркотизация как правило является результатом действия одной из следующих причин или их сочетания: генетическая склонность, нарушение метаболизма, коморбидная патология, биологические особенности возраста, стресс и психологическая дезадаптация. Рассмотрим их последовательно. Множество исследований по медицине направлено на выявление генетических факторов, оказывающих влияние на развитие наркомании (Fox 1999, Гурвич?). Так, ?.Пятницкая (1994), автор классического учебника по наркологии «Наркомании», которая является своего рода парадигмальной книгой наподобие «Начал» Ньютона в Новое время, и которая, поэтому служила одним из базовых источников на основании которого строилась медицинская модель в данном исследовании, пишет, что патологическая наследственность характеризует всех наркоманов (Пятницкая 1994:388). Автор учебника считает, что, несмотря на отдельные недостатки, теория дегенерации – генетического вырождения, в применении к наркоманам «по сути своей справедливая» (стр.39). Поэтому, в конце книги, рассматривая девиантную личность, склонную к употреблению наркотиков, Пятницкая приходит к выводу, что «сочетание эмоциональной уплощенности (холодность, слабость и узость круга привязанностей), изменение инстинктивных побуждений (гомосексуализм, недостаточное чадолюбие), высокого порога психофизической реактивности, представляют собой не столько психический, сколько биологический тип» (стр.403, курсив мой).

Кроме генетической детерминации наркомании в медицине также популярна теория нарушенного метаболизма у наркоманов и алкоголиков (Соnrad and Schneider 1980, Fox 1999). Люди, попавшие в зависимость от наркотиков или алкоголя, описываются как страдающие от нарушенного метаболизма (Шабанов 2002). Николаенко

К биологическим теориям примыкает и те, что усматривают одну из главных опасностей в приобщении к наркотикам психологические особенности подросткового возраста или «пубертатный криз». В этом случае первопричиной оказываются биологические механизмы полового созревания, которые приводят к психологическим проблемам, таким как конфликтность и напряженность во взаимодействии с окружающими, чрезвычайная возбудимость и склонность к переменам настроения (Личко 1991), а уж те в свою очередь приводят подростка к поиску «адаптагена», способного компенсировать и нормализовать эти негативные состояния. Биологические механизмы полового созревания оказываются первопричинами тех невыносимых страданий, которые по Ханзяну (2001) являются необходимым условием возникновения наркозависимости.

Кроме этих биомедицинских теорий наркомании, получили широкое распространение и психиатрические теории наркомании. Это неудивительно, поскольку сама наркология в разное время «отпочковалась» от психиатрии (в СССР это произошло в 1975 году) и поэтому несет на себе «родовые пятна» того поля, от которого она отделилась. Так, согласно Стаэлину наркомания угрожает лицам с определенными преморбидными особенностями (Staehlin 1967), а Шабанов считает, что большая часть людей становится алкоголиками и наркоманами на фоне длительной депрессии (Шабанов 2002). Одной из достаточно распространенных психиатрических теорий наркомании является теория коморбидной патологии (Ревзин?, Гузиков?). Сторонники этой теории убеждены в том, что у подавляющей части наркологических больных, развитию наркомании предшествовала сопутствующая (коморбидная) патология (Абрамов 2002). При этом такая психическая патология может быть не обязательно психотического и легко фиксируемого окружающими характера, но и расстройством пограничного типа (психопатия), которое для диагностики требует участия опытного врача-психиатра и, как правило, остается незамеченным. К начальному периоду такого психического расстройства, как правило, и приурочены первые аддиктивные опыты коморбидного больного. Психоактивное вещество в этом случае является своего рода «адаптогеном», «которое позволяет смириться с новыми пугающими метаморфозами своего «Я», прийти в согласие с требованиями окружающего мира, пусть даже мнимым образом» (Ревзин 2002:85). Естественно, через какое-то время наркотик перестает выполнять свою адаптивную функцию и первоначальное психическое расстройство осложняется новым – наркоманией. За последнее время появилось множество работ, указывающих на то, что у наркозависимых существует преморбидные расстройства в виде неврозов и психопатий, а также аффективные расстройства и латентные формы эндогенных заболеваний (Blackson et al., 1996, Goldstein et al., 1996).

Социальное окружение в медицинских теориях играет роль провоцирующего фактора, воздействующего на психику человека, вызывающего стресс, или депрессивное состояние от которого он лечится наркотиками. Поэтому, даже когда в медицинских теориях едет речь о социальных факторах, они воздействуют на биологическую машину, вызывают ее дезадаптацию, которая и толкает на прием наркотиков. В криминальном же или моральном дискурсе эти факторы воздействуют напрямую, вызывая желание употреблять наркотики. Мораль всегда предполагает возможность выбора, аморальное поведение – это всегда свободно выбранное поведение.

Если для медицинской модели характерно постулирование внутренних и индивидуальных причин наркотизации, то криминальная модель характеризуется фокусированием внимания на внешних для человека и коллективных факторах развития наркомании. Как пишет профессор Л.И. Романова: «макросоциальный уровень причин наркомании является основным и решающим, поскольку патологические деформации на микросоциальном, а во многом и на индивидуально-психологическом уровнях связаны с социальными кризисами и другими негативными явлениями в рамках общества (Романова 2003:216). Основными из таких условий выступают наличие мощной наркомафии и всепроникающей наркоманской субкультуры (Прохорова 2002). В своем стремлении к всевозрастающему проникновению в современное российское общество наркомафия, убеждены сторонники криминальной модели, доходит до того, что бесплатно раздает в детских садах жвачку, содержащую наркотические вещества (Прохорова 2002:69). Сегодняшняя наркомания в России является результатом спланированного действия наркомафии, которая развязала против России наркотеррор, становящийся с каждым днем все опаснее (Романова 2003). Такая точка зрения находится в противоречии с позицией медиков, согласно которой продавцы наркотиков не оказывают серьезного влияния на приобщение к ним (Буркин и Горанская 2002).

Второй группой факторов, вносящих наибольший вклад в развитие наркомании, с точки зрения сторонников криминальной модели, является кризис общественных ценностей, духовный вакуум, и ухудшение морально-нравственной атмосферы в обществе, когда оказалась «размыта хрупкая граница между добром и злом» (Романова 2003:213). Из-за этого кризиса ценностей индивид становится морально неустойчивым и начинает стремиться к любым сиюминутным удовольствиям, куда входят и наркотики. Кроме того большую роль в приобщении к наркотикам играют мода и подражательство. Однако такая мода не случайна – она тоже продукт «духовного вакуума» и целенаправленной политики наркомафии.

Эти две группы факторов взаимодополняют друг друга: мафия не может успешно действовать в обществе, где существуют твердые границы между добром и злом, и в то же время, одного духовного вакуума недостаточно для роста наркотизма в обществе, необходимы агенты, поставляющие в общество наркотические ресурсы – организованные преступные группы.

Таким образом, и на уровне причин наркомании проявляется борьба за владение социальной проблемой и легитимную экспертизу: в криминальной модели причины наркомании внешние – наркомафия и наркоманская субкультура, для борьбы с которыми необходимо привлечение юристов и специалистов силовых ведомств; медицинская же модель выделяет причины внутренние, как правило, биологические или психические, для нейтрализации влияния которых необходимы врачи.

Ответственность индивида. Медицинская модель рассматривает хроническое (систематическое) употребление наркотиков в качестве психического заболевания – наркомании, которое характеризуется злоупотреблением наркотическими препаратами и болезненным пристрастием к ним, в результате которого формируется стойкая психическая и физическая зависимость от наркотика с развитием абстинентного синдрома при прекращении его приема (Буркин и Горанская 2002:11). Такое пристрастие выражается в непреодолимой потребности (навязчивом состоянии) дальнейшего приема наркотиков, и потере потребителем контроля над собой. Поэтому, согласно медицинской модели, такие потребители не несут ответственности за свои действия, направленные на прием наркотиков (Hawdon 2001). В противном случае, само понятие болезни утрачивает всякий смысл, так как одной из компонент роли больного (sick role) является снятие ответственности с него за свою болезнь (Parsons 1951). Этим, однако, не оправдывается совершение индивидом различных преступных деяний, направленных на добычу средств на наркотики.

Те, кто придерживаются криминальной модели, смотрят на человека, решившегося попробовать любой наркотик, как на преступника, вне зависимости от того, к каким конкретным последствиям его это привело или приведет. Его главным преступлением является трансгрессия моральных границ, фаустовская сделка с дьяволом, которую он заключил, попробовав тот или иной психоактивный препарат, считающийся в данном обществе наркотиком. Девиант, в данном случае, тот, кто вкусил запретный плод наркотика, представляется как “живое оскорбление богов” (Бергер и Лукман 1995, стр. 185), подвергающий сомнению когнитивный и нормативный порядок существующий в обществе. Он представляется как искуситель, растлитель, соблазнитель. Потребители наркотиков, согласно этой модели, полностью ответственны за свое поведение, и являются добровольными участниками наркотической субкультуры. Их жизненный стиль – это сознательный выбор свободных индивидов и, поэтому, они могут и должны быть ответственными за попрание нормативных стандартов. Таким образом, согласно этой логике, потребители наркотиков должны нести полную ответственность за свое поведение. Они добровольно идут на смерть, вовлекая в этот ад своих близких и всех остальных (Романова 2003).

Опять-таки, в большинстве книг по юриспруденции, посвященных проблеме наркотизма, наркомания именуется болезнью, однако надо понимать, что в данном случае речь идет только о риторическом обороте, своеобразной дани моде (возможно временной), в которой наркоманию принято называть болезнью, и никакого смысла помимо ритуальных раскланиваний в сторону медицины такие высказывания не несут.

Статус индивида. Ответственность есть необходимое, но недостаточное условие для признания человек преступником, либо больным; существует большое число порицаемых в обществе явлений (например, супружеская неверность), за которое согласно принятым в обществе моделям мышления, индивид несет ответственность, и которые, тем не менее, не являются уголовно наказуемыми. Кроме того, есть ряд зависимостей, за которые индивид также может нести ответственность (например, алкогольная зависимость в рамках моральной модели алкоголизма) не будучи при этом обвиненным в нарушении существующего законодательства. Какие из психоактивных веществ окажутся в списке за незаконный оборот которых полагается уголовное наказание, а какие нет, есть результат «социальной работы» определенных социальных групп по навязыванию своей системы категоризации психоактивных веществ; ни в одном из химических веществ нет внутренне присущих ему свойств, которые делали бы его наркотическими (в рамках криминальной модели), т.е. незаконными. В результате победы этих групп также устанавливается, кто и когда может легально употреблять, то, что в данном обществе считается наркотиками, в каких дозах, и при каких условиях (например, опиаты при определенных заболеваниях). Более того, именно различные социальные группы определяют, каких эффектов следует ожидать от данного психоактивного вещества, и как себя вести, находясь под его действием. В главе “Становясь курильщиком марихуаны”, своей книги «Аутсайдеры» сегодня считающийся классической, американский социолог Говард Беккер (Becker 1963) подробно описывает процесс “обучения” курильщиков марихуаны: как ощущения, которые поначалу представляются странными и даже неприятными, в результате общения с более опытными потребителями интерпретируются как приносящие удовольствие.

Как мы видим, эта конструктивистская интерпретация наркотиков совершенно противоречит их редукционистской и эссенциалистской трактовке популярной сегодня в обществе, вроде: “наркотики это то, что вредно”, или “наркотики это то, что вызывает зависимость”. На самом деле, наркотики это то, что общество сегодня определяет в качестве таковых.

Вопрос о том, как формировался список Постоянного комитета по контролю за наркотиками, который утвержден Министерством здравоохранения Российской Федерации и аналогичные списки различных комитетов ООН заслуживает отдельного социоисторического исследования, нам же достаточно знать, что этот список существует и рассмотреть вопрос о том, каким статусом обладают те лица, которые употребляют вещества в него входящие в медицинском и криминальном дискурсах.

В медицинской модели наркомании у лиц, страдающих этим заболеванием, по определению, будет статус больных. В криминальной модели, лица ответственны за свое потребление наркотиков, а само потребление, либо действия непосредственно связанные с употреблением, без которого употребление наркотиков немыслимо, такие как хранение и приобретение криминализованы, вследствие чего, эти люди рассматриваются, прежде всего, как нарушители закона – преступники. «Наркоман – это всегда преступник» (Романова 2003:43).

Меры применяемые к индивиду. Естественно, что если кто-то болен, то его необходимо лечить. Поэтому, в рамках медицинской модели, первоочередными мерами, направленными на переделку личности потребителя наркотиков является лечение и реабилитация. Лечение не обязательно заключается в фармакокоррекции, но может представлять собой и различные психотерапевтические методы, а может быть и их сочетанием. В данную работу не входит рассмотрение различных мер лечебного и реабилитационного характера, применяемым к наркозависимых, коих великое множество, равно как и оценка их эффективности. Всех их объединяет то, что они видят основную проблему в личности индивида, и, поэтому, стремятся изменить его изнутри.

В криминальной модели потребители наркотиков рассматриваются как преступники, и поэтому, основной упор делается на мерах связанных с их изоляцией и наказанием. Сторонники этой модели считают, что главным направлением борьбы с наркотиками должно быть отведено системе мер, направленных на нейтрализацию наркомафии и снижению незаконного оборота наркотиков.

Необходимо отметить факт, что понятия «наркоман» и человек, попробовавший или эпизодически употребляющий любые наркотики и в юридическом и в медицинском дискурсе часто оказываются эквивалентными. В юридическом потому, что он совершал или совершает преступления, такие как приобретение и хранение наркотиков, а в медицинском из-за того, что он сделал практически необратимый шаг на пути к наркомании и все остальное уже вопрос времени; сделав такой шаг, человек, как бы лишается своеобразной (анти)наркотической девственности, после чего контроль переходит от него к таинственным условно-рефлекторным механизмам, толкающим его на все учащающиеся повторения наркотического опыта. Отказаться от пробы наркотика – это «единственный способ не стать наркоманом» (Исмуков ?).

Аргументация и стиль. Медицинская модель наркомании развивалась в рамках психиатрического и общемедицинского дискурса, который сам, в свою очередь, является частью общего дискурса рациональности, характерного для естественных наук и естественнонаучных прикладных дисциплин. Одна из его характерных черт – это моральный минимализм. В рамках этого дискурса клэймсмэйкеры презентируют себя как лиц незаинтересованных в той или иной политической или гражданской позиции, или вернее, как тех, для кого эта позиция является следствием неопровержимых и научно доказанных фактов, так как в науке нет места эмоциям. Медицинские суждения берут верх над моральными, поскольку понимание того, как функционирует человеческий организм и того, каким опасностям он подвержен, основано на научном знании и представляется ценностно-нейтральным. (Ibarra and Kitsuse 1993). Потребление наркотиков в этом дискурсе представляется проблематичным не потому, что оно аморально как таковое, но потому, что оно сопряжено с рисками для человеческого организма. Словарь аргументации в медицинской модели подчеркнуто техничен и точен. Аргументы противников представляются неправильными, прежде всего, потому, что они основаны на ошибочной методологии или неверных допущениях. Медицинский дискурс есть часть современного «режима правды», под которым понимается механизмы, которые позволяют различать истинные и ложные утверждения, средства, которыми это осуществляется и статус тех, кто является ее глашатаями (Foucault 1984). В «режиме правды» современной науки апелляция к моральным ценностям не является убедительной аргументацией, для этого она обязана быть рациональной. Безусловно и медицина не чужда ценностей, таких как ценность человеческой жизни, здоровье и здоровый (рациональный) разум, однако принятие конкретных решений аргументируется тем, насколько они позволяют рационально достичь цели, определяемые этими ценностями. В веберовской классификации социального действия идеальным типом действия в медицинских практиках является целерациональное действие. Разумеется эти ценности не являются абсолютными, в некоторых ситуациях пожертвовать своим здоровьем или жизнью почетно или даже необходимо (например, альтруистический и фаталистический типы суицида у Дюркгейма или ситуация войны.

Сторонники криминальной модели употребления наркотиков считают, что наркотизм плох сам по себе, поскольку он разрушает сам моральный порядок, на котором покоится общество. Употребление наркотиков, прежде всего, “аморально”, безотносительно от тех или иных конкретных последствий для личности и общества, и потому плохо по определению. Отсюда их нулевая толерантность к употреблению в немедицинских целях каких бы то ни было наркотиков в любой форме. При этом наказание, которое получает человек за употребление или продажу наркотиков, далеко не всегда соответствует степени вреда, наносимого себе (употребление этих наркотиков) или другому (их продажа). Эрих Гуд иллюстрирует этот тезис правовой ситуацией, сложившейся в штате Род Айленд. Там, продажа марихуаны несовершеннолетним каралась (на момент проведения исследования), от 30 лет тюрьмы (минимальный срок) до пожизненного заключения (максимальное наказание). Это более суровая кара, чем наказание за изнасилование, убийство второй степени (непреднамеренное убийство) и вооруженное ограбление. Теперь, говорит Гуд, если мы хотим утверждать, что продажа 20 летнему студенту колледжа (в Америке во многих штатах возрастом наступления совершеннолетия считается 21 год), пары сигарет с марихуаной наносит этому студенту ущерб больший, чем непреднамеренное убийство, у нас есть все основания утверждать, что наказание за совершенное преступление вполне соответствует нанесенному вреду. Такое умозаключение исследователь отбрасывает как противоречащее элементарному здравому смыслу (Goode 1972). По мнению сторонников криминальной модели наркомании она страшна прежде всего тем, что разрушает нравственное сознание людей(Романова 2003). Уже само наличие в обществе незаконного оборота наркотиков и людей, допускающих их немедицинское применение оказывает тлетворное, разлагающее влияние на окружающих (Прохорова 2002).Таким образом, для сторонников криминальной модели наркомании более характерна моральная аргументация или морализм, который можно определить как доктрину, организованную вокруг принципа сохранения морали как таковой (Stylianou 2002). Такая аргументация соответствует другому типу действия веберовской классификации, ценностно-рациональному действию, ценность которого не зависит от результата; такой тип действия происходит, когда действующий убежден в том, что поступать так ему велит долг, религиозное убеждение или моральные принципы (Вебер 2002).При этом, что морально, а что аморально строго не определяется, можно лишь привести высказывание одного из наиболее часто цитируемого представителя морализма на Западе Девлина: аморально – «это то, что все здравомыслящие люди считают аморальным»(Devlin 1965:15 цит. по. Stylianou 2002:125). Девлин, далее утверждает, что аморальным является то, что определяется таковым абсолютным большинством. Государство, таким образом, в лице правоохранительных органов является проводником и агентом морали, имеющим легитимное право насаждать ее, пусть и репрессивными мерами для того, чтобы предотвратить дезинтеграцию общества.

Однако это не означает, что приверженцы криминальной модели не прибегают к рациональной аргументации для убеждения. Медицинские и научные факты охотно используются, так как они сообщают дополнительную легитимацию моральным аргументам, придавая им видимость научности и объективности. При этом, как правило, происходит их селективное использование, приводятся лишь факты подтверждающие моральную позицию автора, а те, что противоречат ей, отбрасываются без рассмотрения.

Индивидуализм и коллективизм. Для медицинской модели характерно сочетание идеологий индивидуализма и коллективизма на равных правах, в идеале она преследует цели охраны общественного здоровья и защиту прав личности (больного наркоманией). Последнее не менее важно, чем первое, так как одна из основных функций государства в идеологии индивидуализма является охрана прав индивида от неоправданного вмешательства различных групп, будь это корпорации, агенты правоохранительных структур, религиозные институции или само государство. Поэтому, закон должен защищать гражданские права индивида, даже за счет интересов доминирующих групп (Rawls 1971). Тем более он должен это делать, когда речь идет о помощи больному индивиду, не несущему ответственности за свою болезнь.

Идеологию, лежащую в основе криминальной модели, можно охарактеризовать как идеологию коллективизма, ставящую благо коллектива выше прав личности. Согласно ей первоочередная задача правительства заключается в том, чтобы отстаивать «общественное благо» (как его понимают сторонники этой модели) от посягательств преступного индивида. Для коллективистской идеологии характерны различные практики, как дискурсивные, так и недискурсивные, в которых происходит исключение (эксклюзия) «проблемного» индивида из общества. Таким практиками, общество «защищаясь, отсекает от себя наркоманов» (Окунев 1998). И в медицинской и в криминальной моделях есть составляющие коллективистской идеологии, однако в первой речь идет об охране общественного здоровья, в то время как первостепенной задачей криминальной модели ее сторонники видят в охране общественной морали или моральных границ сообщества.

Кроме того, как уже было сказано, приверженность коллективизму или индивидуализму в этих моделях очевидна при рассмотрении причин наркомании; для медицинской модели характерно постулирование индивидуальных причин наркомании (больная или дезадаптивная личность), в то время как в рамках криминальной модели делается акцент на причинах коллективных – «ложные» общественные ценности или активность определенных групп (наркомафии или проводников «наркоманской» субкультуры).