Новости  О сервере  Структура  Адреса и ссылки  Книга посетителей  Форум  Чат Поиск по сайту

Кабинет нарколога Наркология on-line Прием доктора Пилюлькина Ликбез  Химия и жизнь Мифы и легенды Если друг оказался вдруг... Правдивые истории Частые вопросы Проверь себя  Родительский уголок Родители родителям Ранняя диагностика Агитпросвет  Закон сур-р-ов! Законы и нормативные документы Даешь систему!  Сверхценные идеи Косые взгляды Глас народа  Самопомощь Виртуальная группа Анонимные Наркоманы Сокрушающий курс  Халява, please! Издания Наркома.ру Классики жанра

Здравый смысл не предполагает самостоятельного интереса к дисциплинарной философии. В компании соседей довольствуются тем, что носит имя философии, а для себя лелеют какую-нибудь сверхценную идею, один или несколько фиксов. Стандартное образование открывает возможность самостоятельного выборочно­го пользования философией, помимо той формы муд­рости, которая обслуживает солидарные цеховые (тер­риториальные) интересы. Потребляемая гомеопатиче­скими дозами философия «для себя» заслуживает несколько более подробного рассмотрения. Она не имеет отношения к разысканию истины, поэтому ее точнее было бы назвать не метафизикой, а метафарма­кологией.

Мы привыкли различать состояния сознания преж­де всего по их содержанию: решимость, самодостаточ­ность, оптимизм, бесстрашие. Есть еще параметр дли­тельности — одни состояния мимолетны, и мы называ­ем их настроениями, другие задерживаются надолго или даже навсегда: их принято считать «свойствами», чертами характера.

Между тем состояния сознания можно классифи­цировать и по способу их достижения; более того, ис­следования в этом направлении приводят к весьма ин­тересным результатам. Рассмотрим подробнее вытека­ющие отсюда возможности.

Вот два человека переживают аффект восторга: приподнятое настроение, чувство благосклонности ми­ра к собственной персоне, приветливость, готовность передать свое ощущение другому. Но мы знаем, что первый субъект пришел к своему состоянию благода­ря успешному завершению трудного дела или, напри­мер, посредством «приобщения к искусству», а второй получил то же самое в результате приема дозы мескали­на. И хотя состояния отличаются друг от друга только способом их достижения (их нейрофизиологические и гормональные картины тождественны), первое мы считаем истинным, а второе — поддельным. Однако не так-то просто ответить на вопрос, почему счастье, со­здаваемое переменами в мире, приветствуется и порой объявляется целью человеческой жизни, а счастье, вы­званное непосредственными химическими перемена­ми в организме, расценивается как эрзац, подделка — притом сам способ достижения подобной эйфории рассматривается как незаконный.

Первый напрашивающийся аргумент состоит в том, что избрание фармакологического пути достижения желаемых состояний приводит к зависимости от пре­парата, ограничивая тем самым свободу человеческой воли. Но привычку к совершению «добрых дел» или к производству иных перемен в мире, вызывающих чувство удовлетворенности, нам как-то не приходит в голову назвать «пагубной зависимостью», хотя и здесь стремление к достижению желаемых состояний отличается явным характером навязчивости.

Трудность не устраняется, если мы скажем, что под­дельными будут все измененные состояния сознания, не сопровождаемые переменами в мире. Во-первых, решение изменить мир само продиктовано определен­ным состоянием сознания, во-вторых — здесь, собст­венно, и начинается метафармакология.

В европейской традиции философия всегда пони­малась как метафизика. Не будем углубляться в исто­рические обстоятельства происхождения такого на­звания: смысл прост — философия есть то, что идет вслед за физикой. Европейская философия действи­тельно пыталась «идти вслед», имитируя физическую причинность и взыскуя объективную истину. Однако это не единственно возможная траектория для фило­софии: опыт средневекового Китая демонстрирует другой путь, куда более близкий к продолжению фар­макологии, а не физики. Философствование разбива­ется на жанры, используемые для подкрепления или нейтрализации настроения. Например, чиновник, за­нимающий высокое место при дворе, является «есте­ственным конфуцианцем», он читает «Беседы при яс­ной луне» и искренне культивирует ритуализованное соучастие в делах государства. Но вот судьба его ме­няется — чиновник сослан в далекую провинцию. И он совершенно естественным образом переходит к другой философии, находя утешение в даосском единении с природой. Воин, отправляющийся в поход, и путешественник, мирно плывущий по Янцзы, будут исповедовать совершенно различные философские принципы — даже если речь идет об одном и том же человеке.

Отсюда вытекает возможность понимания филосо­фии в инструментально-фармакологическом духе. Наркотическая эйфория возникает независимо от со­стояний окружающего мира — но философия, предна­меренно или попутно, способна добиться такого же эффекта. Нельзя, например, «вылечить от усталости»? разочарования, исцелить от несправедливости, по­скольку в данном случае «неладно что-то» в большом социальном теле человека — в обществе, а не в телес­ном устройстве индивида. Но философия предлага­ет желающему свой патент — «изменить себя», не об­ращая внимания на неподвластные окружающие об­стоятельства, т. е. произвести коррекцию малого круга, перенастройку сознания.

Между философией и фармакологией обнаружива­ется далеко идущая общность принципа действия, подтвержденная и общностью этимологии: в конечном счете «лекарь» и «лектор» восходят к одному общему корню, равно как и слова «лекарство» и «лекция». В принципе инъекцию адреналина можно заменить инъекцией слова в какой-нибудь сильнодействующей форме и получить в результате желаемое «состояние сознания» — добиться временного улучшения, а при систематическом введении препарата — и стойкого расположения души. Жак Деррида предложил рассма­тривать философию как «фармакон» — своеобразную словесную микстуру, эффект воздействия которой оп­ределяется дозировкой и составом компонентов.

Из этой фармакологической аналогии можно из­влечь много интересных следствий. Например, можно сопоставить философские направления с различными типами психотропных препаратов, и тогда получится следующая картина:

1) Группа анестезаторов. Сюда относится философия стоиков и ее производные, некоторые виды пие­тизма. Фармакон такого рода действует на манер ново­каина, устраняя боль от соприкосновения с грубой ре­альностью. Заодно подвергается анестезии и избыток чувствительности как таковой.

2) Группа релаксантов. Принцип действия — рас­слабление, выход из-под пресса времени, из мучительных ситуаций ожидания и спешки. Метафизическое избегание «неудобных поз», искусство останавливать и ценить мгновение.

Примерный состав: эпикурейство, философская поэзия Китая и Японии, легкий скептицизм в духе Монтеня.

3) Группа стимуляторов и антидепрессантов. Фармакон рассчитан на самое массовое применение — общедоступен, не имеет противопоказаний в виде об­разовательного ценза. Сюда можно отнести догма­тическое богословие (без еретических и сектантских крайностей), французский материализм XVIII века. Принцип действия — частичное сужение поля зрения, благодаря чему оставшаяся часть спектра преподно­сит мир преимущественно в «розовом цвете». Систе­матический прием препарата является источником умеренного оптимизма.

4)   Анаболики или допинга. Их основное предназ­начение — «наращивание мышц», формирование ак­тивной жизненной позиции по отношению к миру. При частом приеме могут давать побочные послед­ствия в виде легкого отупения. Характерными пред­ставителями этой группы могут служить марксизм и прагматизм.

5)   Галлюциногены. Весьма многочисленная группа с наибольшим индивидуальным разбросом. Мистика, визионерство, специальная литература, сопровождаю­щая психоделику. Философские инъекции препаратов этой группы часто дополняются приемом химических психотропных средств для усиления взаимного дей­ствия.

Наконец, можно выделить еще одну группу, не име­ющую прямой фармакологической аналогии:

6) «Охмурянты» — препараты, не создающие при­выкания и принимаемые индивидом как бы помимо своей воли, просто из-за привычки проглатывать лю­бую упаковку с надписью «философия». В качестве примера можно назвать софистику, преднамеренный парадоксализм вроде книг Ж.-Ж. Руссо, в некоторой степени — психоанализ. Большое количество охмурян­тов синтезировано современным постмодернизмом.

Предложенная классификация имеет смысл преж­де всего по отношению к общим компонентам или фи­лософемам, которые в принципе можно выделить в составе любого философского текста. Ясно, что вклад каждого отдельного мыслителя содержит комбина­цию практически всех философий, смешанных в раз­личных пропорциях, поэтому отнесение к определен­ному направлению осуществляется обычно в зависи­мости от преобладающего компонента. Вообще-то неофициальное сравнение философии с походной ап­течкой является обычным делом. От студентов фило­софского факультета нередко можно услышать харак­терное признание: «Что-то меня на экзистенциализм потянуло» или: «Ницше сейчас не идет, настрой не тот, хочется чего-нибудь поспокойнее: вот читаю Ари­стотеля по страничке в день...» Профессионал как раз и отличается знанием рецептуры, обычно же человек случайно натыкается на нужный ему фармакон. Пока еще не принято снабжать книги метафармакологиче­ской пометкой, чем-нибудь вроде:

«Rp. Препарат общеанестизирующего действия, лег­ко усваивается при средней степени начитанности. Хо­рошо утоляет духовную жажду. Эффективный транк­вилизатор при всех неурядицах в личной жизни. Про­тивопоказания: стремление сделать карьеру».

Пока нам известны лишь единичные примеры, ко­гда ожидаемое состояние сознания сообщается откры­тым текстом. Так, Боэций, «последний римлянин», на­звал свой трактат «Утешение философией».

В рамках метафармакологического подхода можно с успехом применять и другие понятия: резистент­ность, иммунитет, передозировка, абстиненция... Мож­но говорить о составлении микстуры индивидуально­го воздействия, чем и занимается хороший наставник по отношению к ученику. Наконец, нельзя забывать, что, среди прочих разнородных компонентов, во всякой микстуре содержится та или иная доза истины.