|
|
Ситуация с мигрантами в России определяется, на мой взгляд, тем, что Россия мигрантов не хочет, но обойтись без них не может. Миграционная политика декларирует борьбу с нелегальной миграцией. Реально же все механизмы устроены так, чтобы выдавить мигрантов из правового поля, оставив щелочки для тех из них, кто согласен на положение рабов Мигранты и мигрантофобияЕ. Рябинина Ситуация с мигрантами в России определяется, на мой взгляд, тем, что Россия мигрантов не хочет, но обойтись без них не может. Миграционная политика декларирует борьбу с нелегальной миграцией. Реально же все механизмы устроены так, чтобы выдавить мигрантов из правового поля, оставив щелочки для тех из них, кто согласен на положение рабов. Это выгодно: их можно использовать в качестве почти бесплатной рабочей силы, держать в постоянной зависимости и страхе оказаться жертвами борьбы с нелегальной миграцией. Чтобы мигранты не могли апеллировать к обществу, защищая свои права, умело используется естественная ксенофобия, которую, вообще-то, человечество в процессе развития цивилизации научилось преодолевать. Но у нас она не просто не преодолевается – наоборот, идет постоянная "промывка мозгов", поощрение подозрительного отношения ко всем, кто внешне отличается от большинства. Хотелось бы проиллюстрировать конкретными примерами процесс выдавливания мигрантов: государством – за пределы права, прессой – за пределы приемлемости в сознании людей и, в результате, обществом – за пределы своей среды обитания. Откуда берутся мигранты? Это понятие включает в себя четыре основные категории: беженцы, вынужденные переселенцы, внутри перемещенные лица и трудовые мигранты. Язык вражды по отношению к ним в первую очередь проявляется в миграционной политике России и хорошо прослеживается в официальных документах. Беженцы – это иностранцы, в основном приехавшие в Россию из стран СНГ. В 1995 году в РФ было 290 тыс. человек со статусом беженца, т.е. официально признанных государством в этом качестве. В 1997 году при изменении федерального закона о беженцах была введена так называемая "процедура определения статуса". Сами беженцы об изменениях в законодательстве ничего не знали, поэтому не предпринимали необходимых для подтверждения своего статуса действий, и к началу 2004 года их насчитывалось меньше девяти тысяч. Это отнюдь не значит, что остальные обустроились, став полноценными гражданами России, – они в основном превратились в "нелегальных мигрантов". Среди тех девяти тысяч, которые сохранили статус, большинство составляли жители Южной Осетии, получившие его в Северной Осетии-Алании. К середине 2004 года почти все они приняли российское гражданство, и теперь беженцев со статусом – всего 650 человек! Для сравнения: по сообщению информационного агентства "Prima-News" от 11 ноября 2004 года, в Белоруссии сейчас 735 человек, официально признанных беженцами. Видимо, нет нужды отдельно останавливаться на том, что политический режим вряд ли делает Белоруссию более привлекательной для мигрантов, чем Россия, не говоря уже о несопоставимых масштабах территорий двух стран и численности населения. Любопытный "штрих к портрету": проработав более двух лет в Комитете "Гражданское содействие" (далее – ГС), который занимается помощью мигрантам, я лишь недавно впервые увидела, как выглядит свидетельство о статусе беженца. Его предъявил афганец, получивший статус по решению суда, которое, кстати, сейчас оспаривается миграционной службой. Отношение государства к мигрантам отлично видно из ответа Управления по вопросам гражданства Федеральной миграционной службы (ФМС) РФ на один из запросов ГС: "После детального обсуждения проблемы лиц – бывших граждан СССР, находящихся на территории РФ без определенного правового статуса и, тем более, утративших документы, удостоверяющие личность, системного решения в настоящее время и в современных условиях, к сожалению, не найдено". Надо отметить, что людей, относящихся к этой категории, достаточно много: в основном, это беженцы из Абхазии, лишившиеся документов, когда, бросив все, спасались во время грузино-абхазского конфликта 1993 года. И еще хочется поинтересоваться: какие особенные современные условия имеет в виду заместитель начальника Управления по вопросам гражданства ФМС В.В.Буров, чья подпись стоит под этим шедевром? По всей видимости, условия "борьбы с международным терроризмом", под соусом которой можно легко объявить подозрительным каждого иностранца, в том числе бывшего соотечественника. Пока речь шла только о тех, кто лишился статуса или не смог его получить, оказавшись в России в 90-х годах. Что же представляют собой сегодняшние беженцы из стран СНГ? Здесь уместна цитата из письма Департамента по делам вынужденных переселенцев ФМС: "При рассмотрении ходатайств граждан... следует учитывать, что в последние годы в государствах СНГ отмечается стабилизация политической и экономической ситуации, которая во многом изменила характер обстоятельств выбытия граждан из этих государств. Конституциями этих государств и другими нормативными актами запрещено преследовать граждан по признаку расовой или национальной принадлежности, вероисповедания, языка, а также принадлежности к определенной социальной группе или политическим убеждениям". Начнем с принадлежности к определенной социальной группе. ГС опекает семь семей фермеров из Узбекистана, на которых ополчились местные власти, чтобы прибрать к рукам их успешные фермерские хозяйства, а попытки получить защиту госорганов Узбекистана привели к еще более жестким формам преследований. На первый взгляд, эти люди просто необходимы России, которой так не хватает тех, кто стремится и умеет работать на земле. Но это только на первый взгляд: статуса им не дали и не дадут, вместо этого в приемной Управления по делам миграции Москвы пригрозили вызвать милицию, если не имеющие регистрации люди не уйдут. Итак, они безнадежные нелегалы, что выгодно всем: от милиции до работодателей. А они готовы и хотят работать – только дайте... Россия – ненадежное убежище и для тех, кто преследуется по религиозным мотивам. Летом 2003 года в городе Марксе Саратовской области был похищен гражданин Узбекистана Рахмонов, а летом 2004 года – его тесть Рахматуллаев, в выдаче которых Узбекистану отказала Генпрокуратура РФ. Вскоре после исчезновения оба обнаружились в узбекских тюрьмах. О политических беженцах из стран СНГ и говорить нечего – благо, есть представительство Управления Верховного комиссара ООН по делам беженцев (УВКБ ООН), которое может переселить тех, кому находиться в России опасно из-за дружбы спецслужб. Не спасает в таких случаях даже гражданство: так, узбекский политэмигрант Хамроев, получивший гражданство РФ еще в 1995 году, был взят в разработку российскими спецслужбами по заказу их коллег из Узбекистана. После пресс-конференции с разоблачением фальшивой антитеррористической операции в Москве летом 2003 года Хамроева арестовали и по сфабрикованному обвинению приговорили к лишению свободы. К гражданам России их родина-мать не добрее, чем к иностранцам. Статус вынужденного переселенца, т.е. официальное признание того, что люди нуждаются в поддержке государства, им предоставлять перестали. Из разъяснения руководителя Департамента по делам вынужденных переселенцев ФМС РФ: "...недопустимо признание вынужденным переселенцем лица, приобретшего гражданство Российской Федерации после прибытия на территорию Российской Федерации". Между тем, в архиве ГС имеется огромное количество ответов на запросы по поводу движения ходатайств о предоставлении гражданства, где сказано, что "рассмотрение отложено до переезда на постоянное место жительства в РФ" (?!). Тем, у кого статус есть, от него тоже немного проку: жилье не строится, субсидии — смехотворные. Вынужденные переселенцы пребывают в нищете, как и многие в России, но у тех, как правило, есть хоть какое-то жилье и имущество. Эти же люди вынуждены начинать все сначала. Внутри перемещенные лица – люди, бежавшие от войны в Чечне. Одной лишь записи в паспорте о том, что место его выдачи или постоянная регистрация – на территории Чеченской Республики, достаточно для того, чтобы милиционер в метро удовлетворенно потирал руки, а начальник паспортного стола ставил палки в колеса при регистрации. Идет активное противодействие тому, чтобы эти люди адаптировались, и особенно ярко это проявляется в отношении чеченской молодежи. С одной стороны, присутствует смутное беспокойство о том, как разговаривать с поколением чеченцев, выросшим во время войны, с другой – делается все, чтобы общий язык не был найден. Двадцатилетняя студентка московского вуза, воспитанная семьей в русской культурной традиции, 30 августа 2003 года после взрыва у метро "Рижская" в Москве обзванивала сокурсников, чтобы кто-то из них 1 сентября проводил ее от дома до института. Девушка понимала, что при своей характерной внешности даже до пересадки в метро одна не доедет. А студентка-заочница Пятигорского лингвистического университета Зара Муртазалиева, приехавшая в Москву подработать, чтобы две младшие сестры смогли продолжать образование, сидит в "Лефортово" по грубо сфабрикованному обвинению в подготовке теракта. Трудовая миграция В эту категорию входят и граждане РФ, и иностранцы. Шансов легализоваться у трудовых мигрантов почти никаких: квоты на привлечение иностранной рабочей силы крохотные, для получения разрешения на временное проживание надо зарегистрироваться, но даже те хозяева жилья, кто согласился бы регистрировать у себя приезжих, не хотят связываться с бесконечными хождениями по участковым и паспортным столам. Кроме того, даже ответственными работниками ФМС признано, что, например, если иностранец едет поездом из Владивостока в Москву семь дней, то с четвертого он уже нелегал. А на фоне антитеррористической истерии арендодатели и вовсе ни за что не желают сообщать о своих жильцах-приезжих куда бы то ни было: кому нужны регулярные визиты участковых на дом? В отношении к мигрантам отлично проявляется лицемерие разговоров об "утечке мозгов" из России. Как ни смешно, они и "притекать" к нам пытаются, но оказываются совершенно лишними. Летом 2004 года для меня провели экскурсию по Мытищинской ярмарке. За десять минут мне встретились врач-хирург, который на разбитых "Жигулях" развозил продукты и разгружал их своими "хирургическими" руками, и журналист-востоковед, владеющий несколькими языками, включая китайский и японский, с ведром краски – он работает подсобным рабочим в лавке стройматериалов. Незадолго до этого в ГС обратился гражданин Канады, эмигрировавший из России в начале 90-х, кандидат наук, специалист в области физиологии сна, сейчас работающий с российскими фирмами. Он женат на москвичке, в наследство от родителей получил квартиру в Москве и решил вернуться на родину. Начал оформлять разрешение на временное проживание, но на это требуется полгода, а максимальный срок одноразовой визы – 3 месяца. Научный руководитель исследований и ГС обратились в паспортно-визовую службу с ходатайством о продлении визы, т.к. прерванная работа может привести к потере приоритета России в быстро развивающемся научном направлении. Ответ – отрицательный. Извольте выехать и ждать разрешения за пределами исторической родины, наука тоже подождет... Вывод – не надо никого и ничего, ни рабочих рук, ни мозгов. Делается все, чтобы выдавить их за пределы права. Тезис "борьбы с нелегальной миграцией" оседает в сознании людей как деление по принципу "свой-чужой". Язык вражды в отношении населения к мигрантам В ГС хранится ответ Департамента образования Москвы на письмо, в котором мы требовали навести порядок в одном из детских садов. Исполняющая обязанности заведующей садика заявила, что четырехлетний мальчик-чеченец посещать детский сад не будет, т.к. "они нас взрывают", а если кто-то с этим не согласен, надо поинтересоваться его собственной национальностью. Цитата из этого ответа в комментариях не нуждается: "В телефонном разговоре с сотрудником благотворительной организации "Гражданское содействие" Балихина И.М. как должностное лицо явно превысила свои полномочия, проявив нетактичность, некомпетентность в национальных вопросах, а также полное незнание Декларации прав ребенка". Главный гинеколог Московской области в ответе на наше ходатайство о принятии в роддом беременной мигрантки из Центральной Азии сокрушался, что "они здесь налогов не платят, но хотят получить бесплатную медицинскую помощь при родах", при этом не создавая никакого общественно полезного продукта. Пришлось напомнить, что гинеколог лучше других должен знать, какой именно "общественно полезный продукт" создают беременные женщины. Еще несколько примеров. В гардеробе одного из московских баров работали два брата-мулата. Хозяин уволил их после недоуменных вопросов посетителей: "Разве нельзя нанять нормального гардеробщика?". Высококвалифицированный адвокат после событий в Беслане заявил, что "морально не готов защищать мусульманина". И уж совсем беда – язык вражды между самими мигрантами. То и дело в приемной ГС мы слышим: "тут только чеченцам помогают", "вы только узбеков любите", "вы бы лучше русских защищали"... Освещение темы мигрантов в российских СМИ Публикации на тему миграции и мигрантов подчас более чем красноречивы. Вот, к примеру, цитаты из статьи "200 дней в джихаде"[1]: "обилие мух и уроженцев Средней Азии ", "среднее образование, узкий кругозор и несложившаяся личная жизнь – прекрасная основа для привлечения в ислам ", "чеченские моджахеды планируют привлекать для совершения терактов в столице боевиков из числа узбекских и таджикских братьев, поскольку к ним и спецслужбы, и население относятся "более терпим ". Нет сомнений в том, с каким настроем писался материал: господа, не относитесь терпимо к мигрантам из Узбекистана и Таджикистана, они опасны! Через некоторое время в газете выходит текст, апеллирующий к самым низменным инстинктам, к зависти и неприязни к бежавшим от войны чеченцам [2]. Снова несколько отрывков: "Десять месяцев назад в мирной российской деревеньке тоже творился беспредел. Банда чеченских подростков из беженцев держала в страхе всю округу. И однажды свершился самосуд". "Каждой приезжающей семье выделяли отремонтированную комнату и необходимую утварь. Со временем беженцы должны были получить новую квартиру и работу. Но в 99-м, когда началась вторая война, – облик беженцев резко изменился. Теперь это были чеченцы, якобы (!) потерявшие жилье во время бомбежек и получившие право на крупные денежные выплаты". "Они ничего не желали делать. "Пусть русские пашут, а нам религия не позволяет ", – отводили глаза ". Вовсе дикостью представляется дискуссия по поводу инцидентов после августовских взрывов в самолетах. В прессе на полном серьезе обсуждается, правы или не правы авиакомпании, удовлетворившие просьбы пассажиров не взлетать, пока из самолетов не будут удалены люди "не той" внешности. Значит, это уже почти норма: признание права толпы на изгнание из своей среды тех, кто "не нравится", кого можно простым голосованием причислить к "чужим". Что касается тенденций, то статья Михаила Юрьева в "Комсомольской Правде" от 6 ноября 2004 года "Внутренний враг и национальная идея" расставила точки над "i". Автор начинает с того, что ему "хочется полностью солидаризоваться с сурковским определением принципиальных оппонентов режима как людей, которые ненавидят якобы путинскую Россию, а на самом деле Россию как таковую", и сообщает, что без внутреннего врага не обойтись. В финале г-н Юрьев находит-таки национальную идею: "Россия есть и должна быть русским православным государством. Это значит, что система ценностей и образцов для подражания России имеет истоки в русской нации и в православной вере, и их положение в России особое, как и русского языка. Развитие и укрепление, т.е. интересы русской нации и православной веры, что по большому счету одно и то же, является особой задачей России, более важной, чем интересы других российских наций и религий... Интересы же наций не российских для нас безразличны и могут учитываться только при каком-либо международном торге". И дальше, коротко и ясно, приводится реестр врагов. В чем причины возникновения мигрантофобии? Думаю, в первую очередь - в естественной ксенофобии, с которой цивилизация учит справляться, главным образом, через познание. В начале 80-х произошла показательная в этом смысле история. Две девушки, путешествовавшие по историческим местам Подмосковья, остановились на ночлег в деревушке на краю Бородинского поля. Хозяйка дома, деревенская бабка, на сон грядущий завела разговор и спросила, крещеные ли они. Услышав, что одна из подруг – еврейка, бедная женщина почти явно вздрогнула, как будто к ней на лавку опустился инопланетянин: она и не представляла, что евреи на самом деле существуют, и страшно перепугалась. Но любопытство пересилило, и полночи она выспрашивала гостью о том, что же это за люди такие – евреи, как и что у них принято, и очень удивлялась, что, оказывается, Сталин не всех их выслал в Сибирь. Ее реакция не имела ничего общего с антисемитизмом: просто она впервые столкнулась с чем-то новым, незнакомым и потому пугающим. Убедившись, что земля не разверзлась под ее домом, утром накормила обеих подруг горячими блинами и напоила парным молоком. Познание амортизировало ту самую естественную ксенофобию. Когда же настороженность, ксенофобия всячески усиливаются властью ("При обнаружении подозрительных лиц сообщайте!"), то общество морально настраивается на выталкивание всех "не таких". При этом оно становится более однородным: сначала выталкивает мигрантов – они лучше видны по внешним признакам. Потом (или параллельно) можно перейти и к введению единомыслия. Это удобно еще и тем, что более однородным и замкнутым обществом проще манипулировать. А о том, что замкнутые системы не способны к совершенствованию, никто во власти, похоже, не задумывается: видимо, нет такой задачи – совершенствования. Седьмого ноября на Ленинградском шоссе в районе Химок висела перетяжка с поздравлением жителей города "С Днем примЕрения и согласия". Опечатка по Фрейду: настолько нет никакого примирения в обществе, что даже слово пишется с ошибкой. Давно живущие в США друзья рассказывали, что там есть обычай: на День благодарения пригласить в дом "нового американца". Думаю, такая традиция сплачивает людей куда сильнее любых "дней примЕрения и согласия" или "дня народного единства", которым собираются заменить один дополнительный выходной в ноябре на другой. 1. Метелева С. 200 дней в джихаде. МК. 2004. 19 июля. 2. Сажнева Е. Кровавые мальчики. МК. 2004. 04 сентября. |
|