Новости  О сервере  Структура  Адреса и ссылки  Книга посетителей  Форум  Чат Поиск по сайту

Кабинет нарколога Наркология on-line Прием доктора Пилюлькина Ликбез  Химия и жизнь Мифы и легенды Если друг оказался вдруг... Правдивые истории Частые вопросы Проверь себя  Родительский уголок Родители родителям Ранняя диагностика Агитпросвет  Закон сур-р-ов! Законы и нормативные документы Даешь систему!  Сверхценные идеи Косые взгляды Глас народа  Самопомощь Виртуальная группа Анонимные Наркоманы Сокрушающий курс  Халява, please! Издания Наркома.ру Классики жанра Антон Немкин фонд атом автор проекта цифровая долина прикамья Антон.

"Война с наркотиками" как провал государства (политико-экономический анализ)

«Если кто-то упраздняет свободу человека определять
свое потребление, то он отнимает все свободы» [7, с.687]
Людвиг фон Мизес

«Люди выбирают такой вариант поведения, который
позволяет обходить установленные политиками правила» [3, c.12]
Хорст Зиберт

«Дуновение экономического прагматизма сняло бы дурманящую
дымку с беспомощной политики по борьбе с наркотиками» [5, c.40]
Диана Койл

В своей известной работе «Эффект кобры» немецкий экономист Хорст Зиберт так описывает происхождение столь необычного названия. Однажды в период британского владычества в Индии в стране развелось много кобр. За каждую доставленную голову кобры была назначена награда. Какова была реакция индийцев? Противоположной той, на которую рассчитывали тогдашние правители Индии. Они стали специально разводить кобр для получения премий.

Значительно позднее неудавшегося британского опыта подобного рода эффекты получили у экономистов название «провалов государства» (government failures). По аналогии с внедренным ранее термином – «провалы рынка» (market failures). Так называемые «провалы рынка» или «несостоятельность рынка» трактуются экономистами как «неэффективная рыночная аллокация ресурсов может иметь место в том случае, если набор рынков неполон, поведение субъектов не является конкурентным или отсутствует рыночное равновесие» [6, с.507]. «Провалы государства» определяются примерно также, но только на место рынка становится государство. В частности, они рассматриваются как «случаи, когда государство (правительство) не в состоянии обеспечить эффективное распределение и использование общественных ресурсов» [8, c.472].

В случае с кобрами, однако, имела место неудачная попытка государства внедрить рынок в форме государственной контрактации там, где его ранее не было. Она не удалась и де факто снизила общественное благосостояние. Однако куда более часто снижающие благосостояние провалы государства появляются, когда оно берется регулировать имеющийся рынок. Известны многочисленные примеры того, как государственный интервенционизм порождает значительно большие искажения (отклонения от эффективного состояния), чем те, которые наблюдались в результате несовершенств рынка. Лекарство оказывается хуже, чем болезнь.

В то же время, независимо от конечного результата государственного вмешательства, для его оправдания на любом рынке экономисты выдвинули два основания. Во-первых, это общественные блага, во-вторых, внешние эффекты. В обоих этих случаях свободное рыночное взаимодействие субъектов не в силах обеспечить эффективность, принести обществу максимально возможный уровень благосостояния при имеющихся в его распоряжении ограниченных ресурсах. В идеале задача государства здесь сводится к тому, чтобы обеспечить общественные блага в требуемой обществом структуре и объеме, элиминировать внешние эффекты (стимулировать расширение выпуска благ с положительными внешними эффектами и сокращение выпуска благ с негативными внешними эффектами до того уровня, когда предельные общественные издержки их производства сравняются с предельными общественными выгодами от их потребления).

В то же время государство может вмешиваться в работу рынков и при отсутствии сколько-нибудь существенных отклонений от эффективности, если вдруг общество сочтет какие-либо блага «достойными» (или жизненно необходимыми) или, наоборот, «недостойными», нарушающими общественные обычаи или мораль (в английском языке есть довольно точное их обозначение – public bads). К первым могут относиться минимальные стандарты потребления (например, жилья для неимущих), спортплощадки и т.п. Ко вторым, алкогольные напитки, занятие проституцией, порнография или даже просто ношение одежды, не отвечающей, например, религиозным убеждениям большинства.

В этой связи нам необходимо как-то квалифицировать наркотические вещества, их производство и потребление. Если отнести их к благам с негативным внешним эффектом (при этом, конечно, необходимо доказать его наличие), то государственное вмешательство, направленное на сокращение их потребления оправдано оптимальной, с точки зрения экономической теории, компенсацией ущерба для третьей стороны. В таком случае при хирургически точном вмешательстве (на практике, естественно, невероятном) восстанавливается общественная эффективность и благосостояние общества достигает здесь своего максимально возможного значения. Напрашивается прямая аналогия с поиском оптимального уровня загрязнения окружающей среды.

Если же приписать наркотики к категории недостойных благ, то здесь для экономиста возникает совершенно иная реальность. Их ограничения (не говоря уже о запрете) вносят искажения в рыночный механизм, так что эффективность и отвечающее ей максимальное благосостояние не достигаются. Ведь для большинства экономистов действуют сугубо индивидуальные критерии оценки полезности того или иного блага. Индивид, и ни кто иной, - лучший судья собственного счастья и несчастья. Если в его понятие счастья входит желание обменивать в определенной пропорции сокращения лет жизни на приросты испытываемого удовлетворения от дополнительных доз героина или кокаина (экономисты такого рода пропорции называют предельными нормами замещения), то никто не вправе мешать делать ему его осознанный выбор. В противном случае, если строго следовать логике экономической теории, сокращается национальный доход (поскольку в его составе не учитываются доходы факторов производства, задействованных в наркоотрасли).

Многие экономисты отвергают само понятие «недостойных благ», поскольку не допускают никаких внеиндивидуальных ценностей. Принятие таковых (так называемый «патернализм») отвергает базовую предпосылку всей экономической теории – методологический индивидуализм. В таком случае носителем ценностей становится еще и какой-то надличностный субъект (община, государство, господь бог), причем ценностей «высших», следование которым вменяется в обязанность всем и каждому. Однако разговор с позиции такого подхода (его принято называть «холизмом»), с точки зрения большинства экономистов, беспредметен. Ведь тогда и автомобильный транспорт можно объявить вселенским злом (который, кстати, является причиной преждевременных смертей и разрушенного здоровья значительно большего числа людей, чем наркотические вещества) и повести с ним непримиримую борьбу на уничтожение.

Итак, чем же являются наркотики по их воздействию на благосостояние индивидов с позиции экономической науки? Д.Койл относит их к категории благ с негативными внешними эффектами, так как «вред здоровью и социальные проблемы, возникающие в связи с потребительским выбором на частном нелегальном рынке, приносят обществу в целом издержки, намного превышающие частные выгоды, удовольствие отдельных наркоманов или прибыли наркодилеров» [5, c.38]. В этой связи ею вполне логично предлагается легализация наркотиков при установлении на них соответствующих оптимальных налогов по аналогии с табаком и алкоголем. Такая мера предлагается в отношении легких, не вызывающих необратимых физической зависимости наркотиков. В частности, автором упоминается марихуана [5, с.39]. О тяжелых наркотиках в этой связи ничего не говорится.

Действительно, согласно экономической теории, действие внешнего эффекта нейтрализуется, если на единицу вызывающего его благо установлен налог, в точности равный внешним предельным издержкам (у экономистов он получил название «налога Пигу» – по имени английского экономиста Артура Пигу, впервые предложившего облагать блага с отрицательными внешними эффектами таким налогом). В результате выпуск блага сокращается до эффективной величины, где, как уже говорилось выше, предельные общественные издержки становятся равными предельным общественным выгодам. Или, что тоже самое, внешний ущерб третьей стороне и выгоды вовлеченных в сделку сторон (в нашем случае, поставщиков и потребителей легкого наркотика) оказываются одинаковыми.

Что конкретно относится здесь к внешним эффектам? Многие (если не все) из их составляющих возникают из самого факта запрета. Запрет порождает высокие цены, которые толкают наркоманов к преступлениям, а также дополнительные расходы на полицию (как из-за необходимости реализации самого запрета, так и в целях борьбы с ростом преступности в силу высокой склонности наркоманов к получению доходов преступным путем), пенитенциарную систему. Запреты рынка наркотиков поддерживают организованную преступность (в том числе и в глобальном масштабе), если не являются ее главной причиной. Согласимся с тем, что все эти внешние эффекты, в принципе, устраняет сам факт легализации, если, конечно, общество не завысит налоги на наркотические вещества так, что сохранит значительную часть наркобизнеса в нелегальном состоянии.

Остальные внешние издержки включают в себя, главным образом, дополнительную нагрузку на общественное здравоохранение. При этом заметим, что ущерб здоровью самих наркоманов из-за низкого качества нелегального наркотического вещества опять же устраняется легализацией. В то же время, нельзя не признать, что и легальные легкие наркотики наносят вред здоровью, и, таким образом, легализация не освобождает здравоохранение от обслуживания так или иначе пострадавших от их потребления. Однако здесь внешний эффект возникает только в том случае, если здравоохранение существует за счет или преимущественно за счет налогоплательщиков. Такового эффекта не существовало бы в природе, если бы каждый оплачивал собственные расходы. Таким образом, это – также искусственно созданный эффект, но порождается он не запретом, а государством благосостояния. Но это, как говорится, уже другая история.

Запретом наносится серьезный ущерб и непосредственным участникам сделок, - тем, кто попадает в пенитенциарную систему по причине занятости в производстве, распространении или даже просто потреблении наркотиков. Ведь эти люди, в сущности, не преступники – они участники добровольного, взаимовыгодного обмена. Не зря такого рода преступления называют «преступления без жертвы».

В качестве основной негативной стороны легализации легких наркотиков обычно указывается возможный рост спроса на них вследствие снижения цен и издержек доступа к ним. Но этот факт не всегда подтверждается сравнениями распространенности потребления наркотиков в Нидерландах (где допускается потребление марихуаны) с другими странами, где наркотики формально находятся под строгим запретом. В то же время, если некоторое увеличение распространения легких наркотиков после их легализации и будет иметь место, то всегда нужно взвешивать прирост положительного и отрицательного эффектов. В случае, если первый явно преобладает, то экономист будет считать такой шаг оправданным.

Вторым аргументом противников легализации легких наркотиков является ссылка на то, что от потребления легких наркотиков переходят к потреблению тяжелых. Однако это и вовсе не доказанный факт. Хотя 17% жителей Швейцарии пробовали наркотики, лишь 2% принимали что-нибудь за последний год. Потребление наркотиков резко сокращается после 30 лет [5, c.31].

Л.Тимофеев рассматривает запрещенные наркотики, а также и весь институт запрета в целом, как общественное благо [4, c.208]. Причем автор относит такое понимание лишь к сектору так называемых «тяжелых наркотиков», для потребителей которых цена фактически не является ограничителем потребления, а сам наркотик не имеет никаких товаров-заменителей. Если представить, что количество подобных потребителей может расти без ограничений, то тогда со временем все доходы общества провалятся в черную дыру наркобизнеса.

В результате невозможности выбирать между потреблением наркотика и воздержанием, а также необходимостью постоянно увеличивать потребляемую дозу, «тяжелый наркоман» (в отличие от «легкого») не может не пойти на преступления, поскольку его доходы из легальных источников (ежели такие вообще остаются) покрывают все меньшую часть его неотвратимых расходов. Однако, опять же, причиной этого является обусловленная нелегальностью высокая цена. Надо сказать, что обществу, в принципе, было бы выгоднее снабжать такую категорию наркоманов наркотиками бесплатно (учитывая низкую себестоимость наркотических веществ), что предотвратило бы их обращение к преступным способам добывания средств. При этом, конечно, возникала бы проблема высоких издержек их идентификации, а также оппортунистического поведения тех, кому будет поручена эта миссия.

Вопрос о легализации тяжелых наркотиков – это вопрос этики. Принципиальное отличие от легализации легких наркотиков заключается в том, что здесь общество признало бы право на добровольную смерть. Таким образом, по своей этической природе этот вопрос очень близок к вопросу о легализации эвтаназии. Если экономист безусловный сторонник такой ценности, как свободный выбор индивида, то он не может не признать, что при наличии полной информированности индивида о всех последствиях своего решения у него и здесь нет весомых аргументов требовать запрета.

Этот запрет действительно является общественным благом, поскольку, как и всякий иной правовой акт, обладает в той или иной мере двумя его характеристиками – несоперничеством в потреблении (предельные издержки его предоставления еще одному гражданину равны нулю) и неисключаемостью из потребления (доставка этого блага одному означает одновременное предоставление его всем сразу и, в результате, отделить кого-либо от его потребления невозможно или запредельно дорого). Коллективный (демократический) выбор поставки такого общественного блага означает, что большинство исходит из допущения о том, что запрет может достаточно эффективно соблюдаться (возможно «запретить рынок») и что оно вправе делать выбор за индивида, устраняя из его потребления определенные блага, которые ему готов поставить рынок без ущемления прав кого-либо другого.

Однако, как справедливо подчеркивает Л.Тимофеев, «юридический запрет не прекращает рыночных обменов, но лишь меняет их условия» [4, c.220]. Причем меняет их до такой степени, что сам становится, в сущности, фиктивным, но при этом он и неизбежно возникающий нелегальный рынок несут с собой такие последствия, на которые выбравшее запрет общество спрос явно не предъявляло. Напротив, можно небезосновательно предположить, что если бы обществу было предложено за них проголосовать, то оно, наверняка, отвергло бы их подавляющим большинством голосов. Таким образом, запрет оказывается общественным благом с массой негативных побочных эффектов, которые в глазах рядового гражданина не всегда увязываются с ним как с причиной их появления. Эту причинно-следственную связь может выявить только профессиональный экономический анализ.

Такой необычный ракурс проблемы провала государства в деле запрета свободного оборота наркотиков увидели два американских экономиста – Г.Андерсон и Р.Толлисон [10, p.691-701]. Они поставили перед собой цель: выяснить, как «война с наркотиками», в том виде, в каком она проводится, влияет на рыночную структуру отрасли? Их ответ на этот вопрос противоречит распространенным суждением о ее влиянии в направлении усиления рыночной власти поставщиков наркотиков. Напротив, эта война поддерживает конкурентную структуру нелегальной отрасли. Входящие на рынок фирмы-новички не должны преодолевать барьеры, созданные присутствующими в отрасли фирмами за счет инвестиций в торговые марки и товарные знаки. Таковые, в отличии от, например, фирм по производству прохладительных напитков («Кока-Кола», «Пепси-Кола») в этой отрасли попросту отсутствуют.

В этой связи авторы вспоминают оригинальное предложение экономиста - основоположника теории общественного выбора – Дж.Бьюкенена относительно того, как правительство могло бы наименее затратным способом сократить потребление наркотиков. Например, передать все производство и сбыт героина в руки одной фирмы («Мафия Инкорпорейтед») и обеспечить действие законодательства, гарантирующего ее монопольный статус. Монополия бы вела себя вполне предсказуемо – сокращала бы производство и повышала цены.

Конечно, Андерсон и Толллисон видят тот очевидный факт, что цена на рынке наркотиков значительно выше, чем она была бы при легальном режиме. Тем не менее, она ниже той, что могла бы быть при иной правительственной стратегии. На нелегальном рынке отсутствует реклама, следовательно, и расходы на нее. Таким образом, снимается еще один «входной барьер».

Практически не развивается продуктовая дифференциация, так что товары различных фирм практически однородны. Это есть тоже следствие нелегальности, невозможности рекламировать продукцию. Зубная паста «Колгейт» может почти ничем принципиально не отличаться от пасты «Блендамед», но у каждой марки есть свои, преданные ей потребители, что, как известно, дает некоторую степень рыночной власти действующим на таком рынке фирмам, даже если конкуренция между ними высока (у экономистов такая рыночная структура называется «монополистической конкуренцией»). Однородность наркотиков в силу анонимности фирм-поставщиков исключает такую причину рыночной власти. Лояльность потребителя определенной марке не развивается.

Нелегальность противодействует и появлению крупных фирм на рынке наркотиков в силу еще одного обстоятельства. Чем крупнее фирма, тем легче ее детерминировать. Поэтому даже если эффект масштаба снижает издержки распространения наркотиков, чаще всего соображения безопасности перевешивают. Маленькие фирмы либо не требуют вовсе инвестиций в основной капитал, либо ограничиваются малыми их количествами, что облегчает бегство в случае опасности. Как иронически замечают Андерсон и Толлисон, «на черном рынке малое - прекрасно» [10, p.693].

А как же знаменитые картели? Медельинский картель, картель Кали? На самом деле, они (в лучшем случае) являлись конкурирующими крупными вертикально интегрированными фирмами с характерной интеграцией вниз по технологической цепочке (downstream integration) - от производства наркотических веществ до транспортировки и сбыта. Хотя розничную торговлю они не контролировали. Там присутствовали мелкие и мельчайшие фирмы (кстати, наркодилеры изобрели и впервые внедрили сетевой маркетинг).

Концентрации на рынке наркотиков препятствует и бюрократическая природа борющихся с их нелегальной доставкой организаций. Для бюрократической организации важен не реальный, а демонстрационный результат. Средства массовой информации с охотой сообщают о захвате крупных партий наркотиков, в то время как перехват равного или даже большого их количества мелкими партиями не привлекает такого внимания, да и требует значительно больше затрат. В результате демонстрационный успех может выразиться в большем бюджете, что, согласно одной из теорий, является целевой функцией бюро [13, p.363-365]. C этой целью ведущая борьбу с наркотраффиком бюрократическая организация охотится преимущественно на крупную дичь, держа «мелочь» в качестве осведомителей.

Кроме того, большие партии не обязательно предназначены для моментальной поставки на рынок. Как правило, крупная фирма складирует ее с целью стать единственным или главным источником снабжения розничных торговцев и, таким образом, повысить цены. Поэтому перехват крупной партии может подорвать рыночную власть крупной фирмы на этом рынке.

Все вышесказанное относительно поведения борющихся с наркотиками бюрократических организаций объясняет, по мнению Андерсона и Толлисона, тот факт, что рост расходов на войну с наркотиками сопровождался снижением их уличных цен. Таким образом, «война с наркотиками» обернулась на деле довольно эффективным антитрестовским регулированием на их рынках. «Эффект кобры» проявился здесь в полной мере.

Андерсон и Толлисон обращают внимание и на прочие подобные эффекты этой войны. В частности, рост насилия и убийств из-за невозможности легальной юридической защиты контрактов. Чем больше сроки даются собственно за торговлю наркотиками, тем торговцы более склонны прибегать к насилию, так как добавки к срокам весят тогда относительно мало. «Если бы коллекционирование марок наказывалось длительными тюремными сроками, - пишут авторы рассматриваемой статьи, - то, вероятно, торговцы марками тоже прибегали бы к оружию при разрешении споров» [10, p.695].

Возвращаясь к проблеме размера фирм, и связывая с ее с проблемой убийств, Андерсон и Толлисон отмечают, что запрет наркотиков вместе с законами против нелегальных вооруженных формирований (банд), также приводят к тому, что эффект масштаба на рынке насилия ограничен. Фирмы вынуждены прибегать к услугам одиночек, что ликвидирует преимущества крупных фирм и также снижает входные барьеры. Они подмечают такую закономерность – большое число убийств, связанных со спорами относительно наркотиков, сопровождается более низкими ценами, так как свидетельствует об обострении конкуренции на этом рынке. Обращаясь к бьюкененовской идее легальной монополии, авторы утверждают, что такая монополия не только бы ограничивала поставку наркотиков, но и поддерживала бы общественный порядок, поскольку споры разрешались бы в судах в законном порядке.

Ранее мы видели, что отсутствие рекламы содействует усилению конкуренции на рынке наркотиков, препятствует продуктовой дифференциации и вытекающей из нее рыночной власти. В то же время, ее отсутствие означает, что весь сектор уступает в борьбе за расходы потребителей на развлечения/интоксикацию производителям алкогольных напитков, которые не лишены возможностей рекламировать свою продукцию.

Однако тут на выручку приходит государство. Широкое освещение «войны с наркотиками» является фактически рекламой, позволяющей привлекать новых покупателей и информировать старых о новых наркотических веществах, их свойствах, ценах на наркотики, местах их продажи. Эту же роль играет просвещение школьников как часть кампании по борьбе с наркотиками. Оно предоставляет им информацию, которая, в противном случае, была бы им недоступна или доступна с очень большими издержками. И даже рассказы о связанных с наркотиками рисками играют роль рекламы, так как подростки представляют наиболее склонных к риску потребителей. Таким образом, правительство управляет рекламной кампанией наркоотрасли и финансирует ее за счет налогоплательщиков (в то время как, например, фармацевтические фирмы вынуждены вести и финансировать рекламные кампании самостоятельно). «…Война с наркотиками действует как «торговая ассоциация» для наркоотрасли, которая распространяет рекламу фирм-членов» [10, p.697].

В 1971 г. президент США Никсон объявил войну наркотикам. За прошедшие с тех пор годы США ее не прекращали. При этом они в этой войне ничего не выиграли, но многое проиграли. В этой связи стоит вспомнить о том, что в истории США уже одна такая война была. Продолжалась она с 1919 г. и вплоть до 1933 г. и называлась «сухой закон» (в американских источник этот исторический период часто называют «Запрет», причем пишется это слово всегда с большой буквы).

Война США с алкоголем закончилась полной победой последнего. Потребление крепких напитков выросло за годы Запрета с 0,3 галлона на душу до 1,86 (на 520%), вина – с 0,44 до 0,87 галлонов на душу (на 97%) и пива – с 1,26 до 6,9 галлонов на душу (на 447%). Всего же общенациональный выпуск спиртных напитков принес бутлегерам за эти годы 2,9 млрд. долларов (в долларах 1929 г.), что поставило эту отрасль в один ряд с выпуском стали и автомобилей и добычей нефти. В 1920-е гг. на 470% увеличилось производство сахарной свеклы – главного сырья для производства самогона. А в одном из штатов только в 1929 г. полиция изъяла столько самогонных аппаратов, сколько не изымала во всей стране до Запрета. Увеличилось число вызванных некачественным алкоголем смертей. Из 480 тыс. галлонов конфискованных в Нью-Йорке за один из годов Запрета спиртных напитков 98% содержали яды [14, p.232-233]. Именно в период действия «сухого закона» в США появилась и развилась организованная преступность, которая ничуть не менее нынешнего сектора наркоторговли была склонна решать споры путем насилия вплоть до убийств.

Период с начала 1970-х гг. и до сегодняшнего дня можно назвать повторение пройденного. Только теперь запрет касается наркотиков. И здесь вовсю проявляется «эффект кобры». Впрочем, рассмотрим все по порядку.

В концентрированном виде «провалы государства» в войне с наркотиками представляются в традиционных посланиях к конгрессам США очередных созывов, подготавливаемых одним из центром либертарианской общественной мысли – Институтом Катона (Вашингтон). Они называются Cato Handbook on Policy и представляют собой сборники либертарианских суждений и рекомендаций по самым различным аспектам политики федерального правительства. В посланиях такого рода вызываемые войной с наркотиками проблемы рассматриваются как во внутреннем, так и в международном разрезе. Обратимся к некоторым последствиям войны с наркотиками, которые представлены в последнем таком документе (2004 г.)

Начинается он с вывода о том, что длительный федеральный эксперимент по запрету марихуаны, кокаина, героина и других наркотиков принес нам преступность и коррупцию вместе с явной неудачей в попытке остановить потребление наркотиков или снизить их доступность для детей.

Федеральные расходы за первые 10 лет Запрета («сухого закона») составили 88 млн. долларов (982 миллиона в долларах 2004 г.), потребовавшихся на его поддержание. В настоящее время в США в год на войну с наркотиками только на федеральном уровне тратится 19 млрд. долларов. По связанным с наркотиками обвинениям задерживается более 1,5 млн. человек ежегодно. С 1989 г. по этим обвинениям попало в заключение больше людей, чем по обвинениям во всех насильственных преступлениях. В 2004 г. в тюрьмах США нарушители антинаркотических законов составляли 400 тыс. заключенных или более 60% заключенных федеральных тюрем страны.

Однако несмотря на столь внушительные расходы результаты этой войны ведут к обратным по отношению к ее декларируемым целям результатам. Около половины выпускников школ 1995 г. пробовали наркотики. Ежегодно, с 1973 г. по 2003 г., по меньшей мере 82% старшеклассников отвечают, что найти марихуану «очень легко» и «достаточно легко» [16, p.254]. Около 40 млрд. долларов направляется ежегодно в криминальный мир, в том числе коррумпированным политикам и, даже, террористам [16, p.256].

Авторы доклада напоминают о ряде побочных негативных эффектов запрета наркотиков. Одним из наиболее сильным из них является запрет использования марихуаны в медицинских целях. Национальный Институт здравоохранения (США) заключил, что курение марихуаны может облегчить ряд тяжелых состояний (тошноту, боль). Особо эффективной она может быть как средство улучшения аппетита онкологических больных и ВИЧ-инфицированных. Также она может помочь людям, невосприимчивым к традиционным лекарствам.

В одном из опросов более 70% специалистов-онкологов в США заявили, что они прописали бы марихуану больным в случае ее легализации; около половины из них советуют пациентам нарушить закон и приобрести марихуану. Британская медицинская ассоциация объявила, что более 70% ее членов считают необходимым сделать доступной марихуану в терапевтических целях.

В 1996 г. Калифорния и Аризона приняли законы штатов, в соответствии с которыми лицензированные доктора могут прописывать серьезно больным пациентам марихуану. Это вызвало серьезный конфликт с федеральным уровнем власти. Результатом его явилось определенное сотрясение федерального устройства США, которое продолжается и поныне. Федеральное правительство по-прежнему запрещает использовать марихуану в медицинских целях, при том, что конституция США не дает ему такого права [9, c.340].

В одном из исследований было установлено, что в 1995 г. не вылеченные боли обходятся США в 100 млрд. долларов в виде медицинских расходов, потерянных зарплат, а также в 50 млн. рабочих дней [12, p.2]. С 2001 г. Агентство по борьбе с наркотиками (американский аналог нашей Федеральной службы РФ по контролю за оборотом наркотических веществ и психотропных средств) после критики Конгресса за неспособность справиться с распространением наркотиков резко ужесточило контроль за врачами, выписывающих пациентам наркосодержащие препараты. В своих действиях оно очень напоминает свой российский прототип в его борьбе с кетамином и ветеринарными врачами. Отмеченная же выше проблема потерь только обострилась.

США проявляют очень высокую активность в борьбе с наркотиками и в глобальном измерении. Ее подталкивает то обстоятельство, что большая часть наркотиков импортируется в США, но на границе перехватывается лишь 5-15% общего объема их импорта. Поэтому усилия были направлены на основные страны-производители. Широкую известность получил так называемый «План Колумбия», на который США истратили за 4 года 3,3 млрд. долларов. Однако тщетность надежд на успех этого и подобного ему планов заключается уже в самой структуре цен. Затраты на производство кокаина и его контрабандную доставку на территорию США составляют лишь 13% его рыночной цены [15, p.600].

Война с наркотиками и применяемые в ней инструменты, во-первых, не приносят ожидаемых плодов, во-вторых, приносят весьма неожиданные последствия, которые заставляют в очередной раз вспомнить об «эффекте кобры».

В Латинской Америке США активно используют инструменты субсидирования разведения альтернативных наркотическим сельскохозяйственных культур. Результатом является фактическое субсидирование производства наркотиков. Кока – очень неприхотливое растение. Поэтому, например, в Перу и Боливии, только 5-10% площадей, занятых плантациями коки, могут быть заняты альтернативными легальными культурами [15, p.600]. В итоге участники программ перепрофилирования сельскохозяйственных угодий используют дополнительные средства для разведения плантаций коки там, где невозможно выращивать легальные культуры.

Кроме того, если и удается добиться реального сокращения занятых наркокультурами площадей, то вследствие этого повышается рыночная цена. Американские экономисты в этой связи высказывают удивление, почему инициаторы компаний используют здесь тот же инструмент, который используется для поддержания доходов производителей зерновых в США? Стимулирование сокращения посевных площадей наркокультур не может приводить к иному результату.

Финансирование США строительства инфраструктуры в рамках международных антинаркотических программ тоже имеет обратный эффект. Наиболее бурно развивающиеся районы производства коки в Перу и Колумбии явились и районами наиболее активного строительства дорог на средства американских налогоплательщиков.

В конце концов, тот факт, что издержки выращивания коки составляют менее 1% рыночной цены кокаина, говорит о том, что наркоторговцы всегда смогут при желании предоставить крестьянам большую субсидию, чем США [15, p.602]..

США оказывают серьезное давление на правительства (в первую очередь, латиноамериканских стран) с целью проведения политики истребления посевов наркокультур. Если правительства активно проводят такую политику, то они вызывают крайнее неприятие крестьянства, которое начинает активно поддерживать радикальных политических лидеров и различного рода повстанческие движения. Последние сами активно включаются в операции с наркотиками. В итоге США либо создают очень серьезные проблемы дружественным правительствам (которым, в дальнейшем, к тому же придется постоянно предоставлять дополнительную помощь на борьбу с повстанцами), либо приводят к власти тех самых лидеров, с которыми они менее всего хотели бы иметь дело.

Кроме того, сокращение посевов наркокультур и производства наркотиков в одной стране является стимулом к их расширению в других, где они ранее существенно уступали легальным культурам. Отдельные успехи в борьбе с наркобизнесом в Перу и Боливии выразились в существенном приросте производства наркокультур в Венесуэле, Эквадоре, Бразилии, Аргентине. В результате возникает серьезная угроза «колумбизации» всей Латинской Америки. В самой же Колумбии, несмотря на широко разрекламированный план и финансовые вливания США, производство коки за последнее десятилетие выросло более чем на 150% [15, p.604].

Крестовый поход против наркотиков создает для США и серьезные проблемы в Афганистане. В настоящее время Афганистан поставляет на мировой рынок 75% опиума. Доходы от торговли им достигают 2,3 млрд. долларов в год, что составляет около половины ВВП страны. Опиумный мак обеспечивает выживание примерно 264 тыс. афганских семей [15, p.605]. Усиление давления на и без того шаткое правительства Х.Карзая в вопросе борьбы с посевами опиумного мака, а также отвлечение американских военнослужащих на их уничтожение, ведут, как полагают авторы из Института Катона, к оживлению Аль Каиды, сторонников талибов и, тем самым, весьма и весьма препятствует борьбе с истинной опасностью для США – международным терроризмом.

Какое же лекарство от всех этих «провалов государства» предлагают либертарианцы из Института Катона? Оно не является секретом для тех, кто знаком с либертарианскими рецептами. Они настойчиво призывают прекратить войну, которую нельзя выиграть. Освободить экономику от запрета на наркотики и контролировать их реализацию по той же схеме, что и продажу спиртных напитков [16, p.259]. Они убеждены, что только декриминализация наркотиков позволит вывести общество из тупика им самим созданных проблем и противостоять наркотизации на основе свободного выбора свободными людьми альтернативных ценностей. Однако для этого требуется радикальное сокращение государства и бюрократии, в глазах которой государственный контроль – это панацея от всех бед.

1. Блауг М. Методология экономической науки, или как экономисты объясняют. М.: НП «Журнал Вопросы экономики», 2004.

2. Боуз Д. Либертарианство: История, принципы, политика. Челябинск: Социум, Cato Institute, 2004.

3. Зиберт Х. Эффект кобры. Как можно избежать заблуждений в экономической политике. СПб.: Изд-во СПбГУЭФ, 2003.

4. Кесельман Л.Е., Мацкевич М.Г. Социальное пространство наркотизма. Тимофеев Л.М. Наркобизнес. Начальная теория экономической отрасли. 2-е изд., перераб. и доп. СПб.: Издательство «Медицинская пресса», 2001.

5. Койл Д. Секс, наркотики и экономика. Нетрадиционное введение в экономику. М.: Альпина Бизнес Букс, 2004.

6. Ледьярд Дж. Несостоятельность (провалы) рынка//Экономическая теория. Под ред. Дж. Итуэлла, М.Милгейта и П.Ньюмена. М.: ИНФРА-М, 2004.

7. Мизес, Людвиг фон. Человеческая деятельность: трактат по экономической теории. Челябинск: Социум, 2005.

8. Нуреев Р.М. Теория общественного выбора. Курс лекций [Текст]: учеб. пособие для вузов. М.: Изд. дом ГУ-ВШЭ, 2005.

9. Хендерсон Д. Радость свободы или рынок без тормозов. СПб.: Питер, 2004.

10. Anderson G.M., Tollison R.D. The War on Drugs as Antitrust Regulation//Cato Journal, 1991, v.10, no.3.

11. Brumm H.J., Cloninger D.O. The Drug War and the Homicide Rate//Cato Journal, 1995, v.14, no.3.

12. Libby R.T. Treating Doctors as Drug Dealers. The DEA’s War on Prescription Painkillers//Policy Analysis, 2005, no.545.

13. Mueller D.C. Public Choice III. Cambridge: Cambridge university press, 2003.

14. Reed L.W. Would Legalization Increase Drug Use?//The Economics of Liberty/L.H.Rockwell (ed.). Auborn: The Ludwig von Mises Institute, 1990.

15. The International War on Drugs//Cato Handbook on Policy, 6^th edition//http://www.cato.org/handbook/hb109/hb_109-60.pdf.

16. The War on Drugs//Cato Handbook on Policy, 6^th edition//http://www.cato.org/handbook/hb109/hb_109-24.pdf.