Источник: Доклад о развитии человеческого потенциала в Российской Федерации. М. 1999.

Обратимся к некоторым криминологически значимым аспектам наркотизма.

Сведения о зарегистрированных преступлениях, связанных с наркотиками, отражены в табл. 3.

Мы видим, во-первых, постоянный рост регистрируемых преступлений, начиная с 1989 г. по 2000 г. (в 19,5 раз по сравнению с «базисным» 1988 г.). Сокращение этого показателя в 2001-2004 гг. может свидетельствовать как о стабилизации ситуации, так и об изменении активности правоохранительных органов – прежде всего, милиции, которая предпочитает «крышевать» «точки» продажи наркотиков, а Госнаркоконтроль явно не профессионален. В 2005-2006 г. вновь возрастает зарегистрированная часть преступлений, связанных с нелегальным оборотом наркотических средств. Во-вторых, наибольшую долю составляют преступления в виде нелегального изготовления, или приобретения, или хранения, или пересылки наркотических средств или психотропных веществ. Большая часть этих преступлений совершается без цели сбыта, т.е. потребителями наркотиков. Об этом свидетельствуют данные судебной статистики. Так, в 1989 г. за вышеназванные преступления без цели сбыта было осуждено 88,6% всех осужденных, в 1992 г. – 92,4%, в 1995 г. – 90,2%, в 1998 г. – 70,4%.

* Нет сведений

Источники: Ежегодники «Преступность и правонарушения: Статистический сборник». М.: МВД РФ, МЮ РФ

Отсутствие в СССР и России «моральной статистики», за организацию которой так ратовал М.Н. Гернет, не позволяет более или менее достоверно судить о структуре «девиантов» по всем проявлениям девиантности кроме преступности (в отношении лиц, выявленных как совершивших преступления, имеется минимальная статистика, публикуемая МВД). Между тем, социально-демографический состав потребителей наркотиков, алкоголя, суицидентов и т.п. представляет значительный теоретический и практический интерес. Поэтому мы вынуждены привести хотя бы какие-то данные, результаты локальных исследований. Последние проводятся в разное время по разным методикам и не могут претендовать на репрезентативность, что необходимо учитывать при их анализе. Кроме того, в табл. 4 приводятся сведения о социально-демографическом составе лиц, выявленных в совершении преступлений, связанных с нелегальным оборотом наркотиков.

Как во всех девиантных проявлениях, среди потребителей наркотических средств и наркоманов преобладают мужчины. По официальным данным, соотношение женщин и мужчин среди наркопотребителей и больных наркоманией составляет от 1:2 – 1:3 в развитых странах до 1:20 в странах третьего мира. Общая тенденция – возрастание доли женщин среди наркопотребителей. К началу 90-х гг. ХХ века это соотношение в различных регионах России составляло 1:2 - 1:6. К 2000 г. среди всех жителей Санкт-Петербурга тех, кто хотя бы раз пробовал наркотики, было 10,7% женщин и 28,6% мужчин, а активных потребителей наркотических средств – соответственно 2,9% и 10,4%. В Самаре хотя бы раз пробовавших наркотики было 22,5% мужчин и 6% женщин, а среди активных потребителей – соответственно 8,5% и 2,5%. [10]

Доля женщин среди лиц, совершивших преступления, связанные с нелегальным оборотом наркотиков, возрастала с 6,5% в 1992 г. до 17,7% в 2001 г. с некоторым сокращением в 2002-2003 гг. (до 14,1%).

Наркотизм – преимущественно молодежная мировая проблема. В трудах А. Габиани отмечалось, что среди потребителей наркотиков и наркоманов свыше 67% были молодые люди в возрасте до 30 лет, а начало потребления наркотиков приходилось на 14-16 лет. [11] В наши дни (2000 г.) среди петербуржцев – активных потребителей наркотиков лица в возрасте до 19 лет составляют почти 37%, 20-24 лет – свыше 29% и 25-29 лет – свыше 20%. Всего молодежь до 30 лет – около 87%. В Самаре доля в популяции активных потребителей наркотиков в возрасте до 19 лет – свыше 9%, 20-24 года – свыше 5%, 25-29 лет – около 3%. [12] Возраст первой пробы наркотических средств или сильнодействующих веществ из числа их потребителей в Санкт-Петербурге: 11-13 лет – около 6%, 14-16 лет – около 56%, 17-19 лет – свыше 38%. [13]

Среди выявленных лиц, совершивших преступления, связанные с нелегальным оборотом наркотиков, доля несовершеннолетних в целом снижалась (свыше или около 9% в 1987-1992 гг., 4,2-4,6% в 2001-2003 гг.), а доля молодежи (18-29 лет) оставалась довольно стабильной – порядка 58-65%.

Раса (этническая принадлежность)

В зарубежной девиантологии, особенно американской, исследованиям этнического состава наркоманов, алкоголиков, преступников и других девиантов уделяется большое внимание.

Пожалуй, единственной известной нам попыткой рассмотреть этнический фактор девиантного поведения подростков в современной России является исследование, результаты которого отражены в ранее называемой книге группы авторов – сотрудников Центра девиантологии Социологического института РАН. Так, в Санкт-Петербурге среди подростков наиболее вовлеченными в наркопотребление оказались представители тюркских этнических групп, на втором месте были представители финно-угорских этносов. Менее всех втянуты в наркопотребление западноевропейские этнические группы [14].

Образовательный уровень потребителей наркотиков и наркоманов довольно высок, хотя и несколько уступает среднему для популяции. В Санкт-Петербурге в целом наблюдается снижение наркопотребления с возрастанием образовательного уровня. Но среди всех групп потребителей - изредка пробовавших наркотики, бывших и реальных активных потребителей – наибольший удельный вес составляют лица с незаконченным высшим образованием [15].

Среди наркопотребителей отмечается относительно высокая доля одиноких, несемейных лиц. Это объясняется отчасти молодым возрастом любителей наркотиков, отчасти невозможностью для них устроить личную жизнь. У части наркоманов семьи распались по вполне понятным причинам.

На примере бывшего СССР и современной России видно, как изменяется социальный статус потребителей наркотиков. По данным А. Габиани (80-е годы ХХ в.), среди наркопотребителей рабочие составляли свыше 70%, колхозники менее 1%, ИТР и служащие – около 9%, не работавшие и не учащиеся – свыше 15%. Из общего числа лиц, совершивших в СССР преступления, связанные с наркотиками, рабочих оказалось 42%, служащих – более 8%, учащихся – 6,4%, неработающих и не учащихся – около 31%. По нашим данным, в Ленинграде за ряд лет среди осужденных за преступления, связанные с наркотиками, рабочих было 37-42%, служащих – 3-10%, учащихся – 5-12%, неработающих и не учащихся – 35-45%. Расчет коэффициента криминально-наркотической активности (частное от деления доли социальной группы среди осужденных на долю той же группы в населении) показал максимальную наркотическую активность рабочих (1,3), далее следовали учащиеся (0,7), наконец, служащие (0,1). Этот показатель нельзя было рассчитать для неработающих и не учащихся за отсутствием данных об их удельном весе в составе городского населения. Таким образом, как и по многим другим видам негативного девиантного поведения, лидировали рабочие, нарушая все официальные представления о «гегемоне».

В современной России, по результатам локальных эмпирических исследований, основными потребителями наркотических средств оказываются учащиеся. Значительная доля рабочих продолжает сохраняться. Высок удельный вес лиц, не имеющих постоянного источника доходов (неработающие и не учащиеся). В 2000 г. в Санкт-Петербурге активными потребителями наркотиков были: из всего населения – 6%, из числа студентов и учащихся - 23,9%, из неквалифицированных рабочих – 7%, из рабочих средней квалификации – 5,3%, из неквалифицированных служащих – 6,1%, из служащих средней квалификации – 2,6%, из числа руководителей – 6,1%, среди технической интеллигенции – 2,%, среди гуманитарной интеллигенции – 1,8%. В Самаре активными наркопотребителями были 2,5% населения, среди учащихся – 6,3%, из неквалифицированных рабочих – 3%, из рабочих средней квалификации – 2%, из числа служащих без квалификации – 0,7%, из служащих средней квалификации – 1,1%, среди технической интеллигенции – 1,2%, среди гуманитарной интеллигенции – 2,2%, из числа руководителей – 1,9%. [16]

Наблюдается постоянное увеличение доли лиц без постоянного источника доходов («исключенные») среди лиц, совершивших рассматриваемый вид преступлений (с 23,4% в 1987 г. до 73,1% в 2001 г.) с некоторым снижением в 2002-2003 гг. (до 66,1%) и вновь возрастанием до 71,2% в 2005 г. Возрастает и удельный вес безработных. Доля рабочих и служащих устойчиво снижалась до 2000 г. и начала несколько возрастать в 2001-2003 гг. с последующим снижением.

Зарубежные исследователи отмечают взаимосвязь статуса и вида предпочитаемых наркотиков, городской характер наркотизма и повышенную долю иммигрантов среди наркоманов.

Х – нет данных

Рассмотрим некоторые особенности территориального распределения зарегистрированных преступлений, связанных с наркотиками. В 2005 г. при среднероссийском уровне рассматриваемых преступлений – 122,1, максимальный уровень был зарегистрирован в Еврейской автономной области (311,5), Магаданской области (307,4) Тюменской (276,3), Амурской (238,5) областях, республике Тыва (224,9). Минимальные показатели (менее 50) – в республике Дагестан, Кировской, Ленинградской, Липецкой областях. При этом нелишне напомнить, что зарегистрированные показатели отражают не только (и может быть не столько) реальную ситуацию, но и активность правоохранительных органов.

Общие вопросы генезиса девиантности рассмотрены мною в ранее упоминавшейся «Девиантологии» (2007). Однако этиология различных видов девиантного поведения имеет свои особенности. Так, ко всем формам ретретизма, «ухода» (пьянство, наркотизм, суицид) применима объяснительная модель «двойной неудачи» Р. Мертона: первая неудача – невозможность удовлетворить потребность в самореализации, самоосуществлении в активной творческой деятельности, вторая неудача – невозможность самоутвердиться в активной девиантной – преступной деятельности. И как результат – «уход» (в алкоголь, наркотики или – из жизни).

В наркомании видят бегство не только от жестоких условий существования (Р. Мертон, Дж. Макдональд, Дж. Кеннеди и др.), но и от всеобщей стандартизации, регламентации, запрограммированности жизни в современном обществе (Ж. Бодрияр).

«Наркотики сами по себе не составляют сущности проблемы. Злоупотребление ими – это симптом глубоких противоречий, с которыми сталкивается личность в попытках преодолеть стрессовые жизненные ситуации, в поисках положительных межличностных контактов в виде понимания, одобрения, а также эмоциональной и социальной поддержки. При их отсутствии наркотики выполняют роль своеобразных костылей, которые, к сожалению, не лечат, а калечат». [17] Это высказывание лишний раз показывает, как недостаток «позитивных санкций» (одобрения), эмоциональной поддержки приводит к ситуации, которую привычно пытаются «исправить» негативными санкциями.

Charles Faupel, Maurice Fisher - авторы соответствующих статей «Энциклопедии криминологии и девиантного поведения» рассматривают ряд значимых факторов в генезисе наркотизма: социальное научение, включение в субкультуру, доступность, а также некоторые теории, объясняющие наркопотребление – биологические, психологические, социологические, включая теории аномии, дифференцированной ассоциации, социального контроля и теорию напряжения (Strain Theory). [18]

Хотя все перечисленные и многие неназванные факторы действительно влияют на распространение наркотиков, однако на личностном уровне, в конечном счете, «уход» в наркотики (равно как в пьянство или тотальный уход из жизни – самоубийство) – результат, прежде всего, социальной неустроенности, исключенности (exclusive), неблагополучия, «заброшенности» в этом мире, утраты или отсутствия смысла жизни. «Мы можем утверждать следующее: если у человека нет смысла жизни, осуществление которого сделало бы его счастливым, он пытается добиться ощущения счастья в обход осуществлению смысла, в частности с помощью химических препаратов» [19].

Государственная политика и общественное мнение по отношению к наркотикам и наркопотреблению существенно различались и различаются во времени и по странам: от терпимости и даже благожелательности до полного неприятия, запрета (прогибиционизм) и преследования. Причем это касалось не только тех наркотиков, которые сегодня изъяты из легального оборота, но и таких, как алкоголь, никотин (табак), кофеин (кофе) и др. «По иронии судьбы, в противовес своей теперешней популярности, алкоголь и никотин, так же, как кофеин, были запрещены в прошлом… В 1642 г. Папа Урбан VIII издал буллу об отлучении от церкви всех употреблявших табак. Некоторые европейские государства запретили его, а султан Оттоманской империи Мурад IV даже назначил смертную казнь за курение табака. Тем не менее ни одна из стран, в которую попал табак, не достигла успеха в его запрете, несмотря ни на какие наказания. Аналогичным образом провалились все попытки запрета чая, кофе и какао». [20] Не та же ли судьба уготована нынешним наркотикам?

В ритуальных и бытовых (в том числе, медицинских) целях потребление наркотических средств допускалось в странах мусульманского Востока, у индейцев Северной Америки, у народов стран Латинской Америки.

Серьезной социальной проблемой потребление наркотиков становится в конце XIX в. Так, говорят об «эпидемии наркомании» во время франко-прусской войны (1870 г.). Международное сообщество начинает предпринимать первые совместные шаги по решению проблемы: в 1909 г. созывается Шанхайская опиумная комиссия, а в январе 1912 г. принимается первый многосторонний международный договор по контролю над наркотиками – Гаагская конвенция, за которой последовали еще девять конвенций и соглашений. В настоящее время международный контроль над производством и распределением наркотических средств и психотропных веществ осуществляется на основе Единой конвенции о наркотических средствах 1961 г. (с последующими дополнениями) и Конвенции о психотропных веществах 1971 г.

История знала и вполне мирное сосуществование общества и наркотиков, и антагонизм вплоть до сражений («опийные войны» в Китае, военные действия США против латиноамериканских наркобаронов). Однако, «мы не выиграли ни одного сражения с наркотиками и никогда не выиграем», ибо «мы не можем изгнать наркотики и наркоманов из нашей жизни». [21] Как говорил Уполномоченный по вопросам наркомании г. Гамбурга г-н Х. Боссонг, выступая с докладом в Санкт-Петербурге (февраль 1995 г.), «Употребление наркотиков и наркозависимость не исчезнут при системе запретов уголовного закона… Нельзя научить человека вести здоровый образ жизни под угрозой уголовного наказания». А криминолог Шончек политику «войны с наркотиками» рассматривает как результат мистификации проблемы, ложного сознания и лицемерия. [22]

Именно поэтому в настоящее время в цивилизованном мире наблюдается постепенный переход от политики «войны с наркотиками» («War on Drugs») к политике «меньшего вреда» («Harm reduction»). Об этом говорится в Докладе Национальной Комиссии США по уголовной юстиции [23], в трудах ученых и выступлениях политиков. Наиболее последовательно по этому пути пошли Нидерланды, Швейцария, Великобритания, Австралия. [24] «Третий путь» – сочетание запрета с активной антинаркотической пропагандой, социальной и медицинской помощью наркоманам – избрала Швеция. Можно соглашаться или не соглашаться с той или иной стратегией и тактикой в антинаркотической политике, но в любом случае требуется ее разумное, не мифологизированное обоснование, базирующееся на результатах исследований и дискуссий, а не истерических лозунгах («угроза национальной безопасности»!) и популистских призывах.

К сожалению, Россия опять идет «своим путем», пренебрегая как зарубежным, так и своим собственным опытом. Усиление запрета и репрессий, подмена реальной антинаркотической деятельности (социальной, медицинской, педагогической, психологической) очередным приступом «усиления борьбы» лишь ухудшает ситуацию. [25]

Закон «О наркотических средствах и психотропных веществах» (1997) – резкий шаг назад, сводящий на нет первые робкие успехи по обеспечению помощи наркоманам. Тотальный набор запрещенных наркотических средств и психотропных веществ, их прекурсоров (необходимых продуктов для изготовления некоторых наркотических средств) и аналогов (ст.1,2 Закона); запрет на использование наркотических средств и психотропных веществ частнопрактикующими врачами (ст.31); запрещение немедицинского потребления наркотиков и психотропных веществ (ст.40); резкое ограничение сведений, допустимых в антинаркотической пропаганде (ст.46); запрещение лечения больных наркоманией частнопрактикующими врачами, а также с использованием наркотических средств (например, метадоновой терапии, существующей в большинстве стран – ст.55); применение медицинских мер принудительного характера (ст.54, п.3); фактическая ликвидация анонимного лечения (ст.56) – отбрасывают страну назад и приводят к полной беспомощности наркопотребителей и их семей перед наркобизнесом, криминализации негосударственной медицинской помощи, росту преступности наркопотребителей ради приобретения наркотиков и т.п. Создается впечатление, что закон был лоббирован отечественной и/или международной наркомафией.

Между тем, существует разнообразная международная, а отчасти и отечественная практика антинаркотических программ, антинаркотической пропаганды, профилактической работы и помощи наркозависимым (наркоманам). Так, во всем мире функционируют общества «Анонимных Наркоманов» [26], польский Монар, петербургское «Возрождение». Польский опыт превенции наркотизации населения заслуживает изучения и распространения. [27] Концентрация усилий на профилактике наркотизации населения и оказания медико-психологической помощи больным наркоманией – основные направления антинаркотической политики. Акцент на «силовых методах» может лишь повысить цены на черном рынке наркотиков на радость наркобизнесу…

Последнее время международные организации и их представители выражают обеспокоенность приоритетом «силовых методов» в ряде стран, включая Россию, вместо профилактики наркопотребления и оказания помощи наркоманам. Так, Франкфуртская Резолюция 1993 г. требует отмены уголовной ответственности и штрафов за потребление наркотиков, ибо «Уголовная ответственность не только является препятствием для оказания помощи наркоманам и их лечения; она также заставляет полицию и судебную систему выполнять работу, которую они не в силах выполнить». Во «Всемирном докладе о наркотиках» Управления ООН по наркотикам и преступности за 2004 г. подчеркивается необходимость «сбалансированности профилактических мер и правоохранительных мероприятий». Более того, «главная цель конвенции в области контроля над наркотиками – ограничение использования… психоактивных веществ медицинскими и научными средствами… Приоритетные задачи в области контроля над наркотиками… теперь выходят на первый план в области социально-экономического развития». Неслучайно в ответ на репрессивное «Информационное письмо» Госнаркоконтроля РФ, представитель Управления ООН по наркотикам и преступности Флавио Мирелла пишет: «Я хотел бы начать с категорического отрицания понятия, содержащегося в письме /Госнаркоконтроля – Я.Г./ о том, что программа по снижению вреда и, в особенности по обмену шприцев, противоречит основному курсу ООН… Меня еще более обеспокоило заявление Госнаркоконтроля, так как оно подвергает сомнению эффективность многих программ УНП ООН предположениями о том, что только деятельность правоохранительных органов доказало свою эффективность. Это также противоречит широко признанной норме о том, что профилактика является не менее важным средством борьбы с наркоманией».

1. Вариант статьи, опубликованной в: Частная криминология / ред. Д. Шестаков.СПб.: Юридический центр Пресс, 2007. С.403-427.

2. Здесь и далее, если не оговорено иное, см.: Annual Report on the State of the Drugs Problem in the European Union. Lisboa: EMCDDA, 1997.

3. Aebi M. Crime Trends in Europe from 1990 to 2000. In: Aromaa K., Nevala S. (Eds.) Crime and Crime Control in an Integrating Europe. Helsinki: HEUNI, 2004, pp.46-47.

4. Klingemann H., Hunt G. (Eds). Drug Treatment Systems in an International Perspective: Drugs, Demons, and Deliquents. SАGE, 1998. P. 225.

5. Ibid. P.152.

6. Ibid. P. 341.

7. Johnston L., Malley P., Bachman J. Drug Use, Drinking, and Smoking: National Survey Results from High School, College, and Young Adults Populations. 1975-1988. Rockville, 1989.

7. Преступность и правонарушения. М., 1990, с.79; Преступность и правонарушения. М., 1992, с.103; Преступность и правонарушения. М., 1999, с.125.

9. Доклад о развитии человеческого потенциала в Российской Федерации. М.:UNDP, 1999, с.69.

10. Кесельман Л., Мацкевич М. социальное пространство наркотизма. СПб, 2001. С.39.

11. Габиани А. Кто такие наркоманы? // Социологические исследования, 1992. №2. С.78-83.

12. Кесельман Л., Мацкевич М. Социальное пространство наркотизма. СПб, 2001. С.40.

13. Гилинский Я., Гурвич И., Русакова М. и др. Девиантность подростков: Теория, методология, эмпирическая реальность. СПб., 2001. С.81.

14. Гилинский Я., Гурвич И., Русакова М. и др. Указ. соч. С.85, 145.

15. Кесельман Л. , Мацкевич М. Указ. соч. с.55.

16. Кесельман Л., Мацкевич М. Указ. соч. С.52-53.

17. Линг Дж. Общие проблемы наркомании: анализ и перспективы // Импакт, 1985, №1. С.98.

18. Bryant C. (Ed.). Ibid. Vol. IV. pp. 220-223, 297-300.

19. Франкл В. Человек в поисках смысла. М.: Прогресс, 1990. С.30.

20. Криминология / ред. Дж. Шели. СПб.: Питер, 2003. С.312.

21. Требач А. Примирение с наркотиком // Социологические исследования. 1991. №12. С.145.

22. Schoncheck J. On Criminalization: An Essay in the Philosophy of the Criminal Law. Kluver Academic Publishers, 1994.

23. Donziger S. The Real War on Crime: The Report of the National Criminal Justice Commission. Harper Collins Publ., Inc., 1996.

24. Klingemann H., Hunt G. (Eds.) Drug Treatment Systems in an International Perspective: Drugs, Demons, and Delinquents. SAGE Publications. 1998.

25. Подробнее см.: Кесельман Л., Мацкевич М. Социальное пространство наркотизма. Тимофеев Л. Наркобизнес: Начальная теория экономической отрасли. СПб.: СПб Ф ИС РАН, 2001.

26. Cм., например: Иванова Е. Как помочь наркоману. СПб.: Комплект, 1997.