Новости  О сервере  Структура  Адреса и ссылки  Книга посетителей  Форум  Чат Поиск по сайту

Кабинет нарколога Наркология on-line Прием доктора Пилюлькина Ликбез  Химия и жизнь Мифы и легенды Если друг оказался вдруг... Правдивые истории Частые вопросы Проверь себя  Родительский уголок Родители родителям Ранняя диагностика Агитпросвет  Закон сур-р-ов! Законы и нормативные документы Даешь систему!  Сверхценные идеи Косые взгляды Глас народа  Самопомощь Виртуальная группа Анонимные Наркоманы Сокрушающий курс  Халява, please! Издания Наркома.ру Классики жанра Застройщики брянска цены застройщики брянска цены atmosfera32.ru

Духовность и эффективность в наркологии

Довольно странная ситуация последние годы складывается в украинской и российской наркологии. С одной стороны, никем не оспаривается, что эта медицинская наука функционирует в соответствии с правилами и принципами иных биологических дисциплин. Предполагается, что наиболее важными ее составляющими, как и для всякой науки, являются факты, доказательства, эксперименты, опора на гипотезы, подлежащие проверке и подтверждению. Исходя из этого, следовало бы считать, что главными факторами для принятия решений по диагностике и выбору методов лечения должны считаться контролируемые и рандомизированные исследования, плацебо контроль, мнение международного научного сообщества, которое, в свою очередь, опирается на методологически выверенный материал.

С другой стороны, наиболее широко используемые в украинской и российской практике терапевтические методы часто не соответствуют приведенным критериям. И, напротив, те, что отвечают требованиям научного подхода, – отвергаются.

Лечение алкоголизма преимущественно осуществляется сомнительным с научной точки зрения методом кодирования, который, строго говоря, являются ничем иным, как обманом больного, но при этом называется психотерапией. Не найдется ни одной публикации в уважающем себя научном журнале, подтверждающей эффективность данного метода или обосновывающей его состоятельность теоретически.

Острый алкогольный психоз (белая горячка) лечится зачастую также методами, которые не проверялись по правилам доказательной медицины, что, скорее всего, ведет к повышению смертности от данного заболевания.

Наркотическая зависимость многими продолжает рассматриваться как грех и дурное поведение, вследствие чего практикуются наказание, перевоспитание, духовное просветление и тому подобные далекие от науки методы воздействия. Из медицинских мероприятий больные получают преимущественно детоксикацию, хотя многочисленными исследованиями было показано, что сама по себе она практически не эффективна.

Еще один важный момент. В большинстве развитых стран наркологические проблемы в последние десятилетия рассматриваются, в первую очередь, с позиций общественного здоровья (Public health). Делаются попытки найти такие способы лечения, которые могут значительно снизить уровень отрицательных медицинских и социальных последствий, связанных с употреблением психоактивных веществ (ПАВ). В основном этим занимается эпидемиология. Главная задача - свести к минимуму уже имеющиеся расстройства и попытаться ограничить, насколько возможно, появление новых проблем на уровне определенного региона или всего общества. Другими словами: в выборе ответных мер преимущество должно отдаваться тем, которые могут обеспечить как можно более значимый общественный эффект. Например, если перед функционерами в области здравоохранения встает вопрос, на какую программу или проект потратить средства, то первостепенным аргументом для них должен быть количественный. Т.е. сколько человек получат в итоге пользу от рассматриваемого мероприятия. Например, что лучше, построить дорогостоящий лечебно-диагностический центр или провести за те же деньги профилактические мероприятия, которые приведут к снижению заболеваемости? Ответ можно получить, только проведя соответствующие расчеты. На их основании можно понять первое или второе действие повлияют на заболеваемость, распространенность, смертность; какой эффект принесет каждая вложенная гривна или рубль, сколько всего человек станут получателями пользы от внедрения той или ной программы.

Сегодня в украинской и российской наркологии продолжают работать принципы, сформировавшиеся еще в советское время. В соответствии с парадигмой того исторического периода злоупотребление ПАВ считалось «пережитком» и должно было «искореняться». Наиболее адекватным термином для определения ответных действий служило слово «борьба». В борьбе больше всего страдали те, кто на самом деле нуждался в помощи.

Сейчас в наших странах серьезные построенные в соответствии с канонами научные исследования, по проблематике, связанной с потреблением ПАВ, почти не ведутся, эпидемиологические работы выполняются только на средства международных доноров, а их результаты практически игнорируются ответственными работниками министерств. Зато мы сегодня имеем наиболее высокую в Европе заболеваемость по ВИЧ/СПИД, неоправданно высокую смертность от алкоголизма, один из наиболее высоких уровней поражения населения острыми алкогольными психозами. При наличии в системе здравоохранения отдельной наркологической инфраструктуры мы не можем похвастаться эффективным ответом на выдвигаемые жизнью проблемы. Из всего арсенала научно обоснованных методов лечения опиоидной зависимости применяется только поддерживающая терапия налтрексоном. К слову сказать, данный вариант лечения не популярен среди пациентов и численность больных его получающих не может оказать сколь-нибудь заметного влияния на уровень потребления наркотиков, распространение заболеваний, передающихся с кровью, и на социальные проблемы, связанные с наркопотреблением.

Когда заходит речь о низких показателях общественного здоровья, недостойных европейских стран, то чаще всего в ответ кивают на сугубо экономические факторы. Ссылаются на недостаточное финансирование и малые отчисления из бюджета. Но при этом редко говорят о том, какова эффективность потраченных средств. На что собственно идут выделяемые деньги и каков коэффициент их полезного действия. Ясно одно, что вряд ли их расходуют наилучшим образом. Ведь простая логика подсказывает, что прежде чем вложить средства нужно получить четкое представление о том, что можно ожидать взамен. А для этого необходимы исследования. Например, в США Национальным институтом изучения злоупотребления наркотиков (National Institute on Drug Abuse - NIDA) ежегодно расходуется около миллиарда долларов только на исследования, а есть еще такой же институт по изучению алкоголизма. В то время как в наших странах на все эти научные изыскания тратится какой-то минимум, который уходит, в основном, на зарплату сотрудникам научно-исследовательских институтов, а не на проведение научной работы.

В подобной ситуации украинским и российским специалистам остается одно: изучать опыт своих зарубежных коллег, знакомиться с новыми методами лечения по статьям в научных журналах, Интернете, участвовать в международных научных конференциях, чтобы быть в курсе последних достижений и т.п. Часто можно услышать сетования: вот, мол, в СССР было много НИИ и развивалась собственная наука. Может быть это и так. Но в то время не было таких средств коммуникаций, а доступ на международные форумы был открыт только партийным функционерам. Зато теперь можно общаться с представителями международных организаций, посещать зарубежные университеты, стажироваться в лучших клиниках и т.п. Другими словами есть возможность пользоваться плодами цивилизации и прогресса. Но почему-то в области наркологии с «обменом опытом» возникают серьезные проблемы. Вместо прогресса мы наблюдаем торжество обскурантизма, антинаучных взглядов и агрессивного невежества. Мы узнаём, что решение министра здравоохранения может зависеть от того, что говорят люди, не прочитавшие в своей жизни ни одной специальной книжки или статьи, не имеющие никакой профессиональной подготовки, но имеющие свои убеждения относительно того, как лечить больных и что такое болезнь.

Интересно, что и врачи-наркологи, занимаясь лечением больных наркоманией, зачастую в собственной практике ориентированы на свои убеждения, а не за научные знания. Социологическое исследование, проведенное в России, в частности, показало, что наркологи ставят на первое место по значимости «лечение религией и верой» (54,5%), лечение гипнозом (30,3%), тогда как за психофармакологическое лечение выступает менее трети опрошенных (27,3%). Каждый четвертый врач считает наиболее эффективным при лечении опиоидной зависимости кодирование, а каждый десятый – операции на мозге (!). И это происходит несмотря на то, что в обширной мировой наркологической литературе перечисленные методы отвергнуты как по причине отсутствия серьезных научных доказательств их эффективности, так и вследствие действующих запретов со стороны норм биомедицинской этики и медицинского права. Мы не останавливаемся на таких «экзотических», но средневековых методах, предлагаемых к использованию в научной литературе казалось бы, серьезными организациями (Сибирским отделением РАМН) как, к примеру, «поркотерапия». Применение данных методов выходит за все допустимые рамки.

Особенно эмоциональные споры возникли в последнее время по поводу т.н. заместительной терапии опиоидной зависимости. Но, к сожалению, можно наблюдать не научную дискуссию с использованием аргументации, приведением фактов, а бескомпромиссную борьбу идеологии и религии с наукой. Лица, принимающие государственные решения и не отягощенные знаниями в области наркологии зачастую также ориентируются на непрофессиональный подход и игнорируют мнение профессионалов.

Многочисленными исследованиями (в том числе и украинскими) доказано, что заместительная поддерживающая терапия агонистами опиатов, или - как последнее время принято называть этот вид лечения - медицинская программа реабилитации - МПР (Medically Assisted Rehabilitation) помогают решить множество проблем, связанных со злоупотреблением опиоидами. Однако сопротивление внедрению этих программ в украинском и российском обществе (особенно, когда речь заходит о метадоне, а именно этот препарат используется в 80% случаев МПР) не уменьшается. И каждый раз, когда ученые и практики делают очередную попытку начать активно использовать этот научно обоснованный и, безусловно, эффективный метод лечения или, по крайней мере, обсудить его беспристрастно, раскручивается очередной виток критики. Вновь и вновь раздаются громкие голоса с требованием немедленно запретить и не допустить его (метадона) применения.

На наш взгляд, данный феномен заслуживает внимания только лишь в силу своей уникальности. Впрочем, есть и другие мотивы: настоятельная потребность здравоохранения преодолеть предрассудки, обеспечить адекватное эффективное лечение значительному числу больных, а также противостоять угрожающей благополучию всего общества эпидемии ВИЧ/СПИД.

Трудно найти в медицине другой подобный прецедент, когда в отношении способа лечения заболевания возникает столько громких протестов со стороны общественности, да и определенной части профессионалов. Нечто похожее наблюдается в некоторых странах вокруг вопроса о разрешении или запрещении абортов или эвтаназии. Можно предположить, что в подобной ситуации речь не идет, скорее всего, о медицинской проблеме, а мнения и оценки связаны с мировоззрением и некоторыми концептуальными идеями, распространенными в обществе.

Попытаемся оценить большую часть аргументов противников внедрения метадоновых программ. Мы разделили их условно на две категории: рациональные и иррациональные.

Основные доводы противников внедрения заместительного поддерживающего лечения метадоном в Украине и в России сходны и сводятся к следующему:

Относительно рациональных аргументов, которые выдвигаются противниками метадона, можно сказать, что они достаточно легко опровергаются, в основном, потому, что не опираются на фактическое положение дел и являются, по сути, искажением действительности. Коротко осветим имеющиеся контраргументы.

Пункт 1. «Метадон - просто замена одного наркотического средства на другое».

Потребители опиатов применяют в своей практике героин или подобные ему опиатсодержащие ПАВ, которые вводятся внутривенно и действуют 4-6 часов. При внутривенном потреблении быстро развивается интоксикация, а после нескольких часов, когда концентрация наркотика в крови значительно снижается, наступает абстиненция. И состояние интоксикации, и состояние абстиненции являются мощными стрессовыми факторами, выводящими организм из гомеостатического равновесия. Регулярное переживание подобных состояний ведет к выраженным расстройствам, которые в значительной мере определяют негативное действие наркопотребления на организм и личность. Кроме того, постоянный поиск наркотиков связан с эмоциональным напряжением, страхом, тревогой, чувством вины и таким образом усиливает общее стрессогенное влияние данного поведения на человека. Метадон же принимается перорально (через рот), чем достигается постепенное повышение концентрации в крови. Доза подбирается в медицинских условиях врачом. Развития интоксикации не допускается. Длительность активного действия метадона в крови более суток и потому синдром абстиненции не успевает развиться до того пока пациент получит новую дозу. В результате, вместо постоянного «раскачивания» основных систем, ответственных за эмоциональное состояние и поведение человека, достигается их стабилизация. Таким образом, утверждение, что это «всего лишь замена» не выдерживает критики. Аргумент, что метадон применяют для лечения зависимости от героина, а наши потребители опиатов используют чаще суррогатный раствор опия, полученный из маковой соломки, также не состоятелен. Известно, что на клеточном уровне в мозгу действующим веществом является морфин, в который в результате обменных процессов превращается, как героин, так и продукты «домашнего приготовления». Т.е. действующим началом в обоих случаях служит одно вещество – морфин.

Пункт 2. «Использование агонистов опиоидов для целей лечения является фактической легализацией наркопотребления».

Таким же образом можно утверждать, что всякое назначение наркотиков в медицинских целях является легализацией. Обычно под «легализацией наркопотребления» имеется в виду отмена уголовной ответственности за прием наркотиков. В наших странах в этом смысле наркопотребление и так освобождено от уголовной ответственности. Скорее всего, имеется в виду легализация продажи наркотиков. Но о какой легализации может идти речь, если метадон в рамках метадоновых программ выдается под таким же суровым контролем, как и все остальные наркотики. Его можно получить только в медицинском учреждении и только под непосредственным контролем медработника. Назначается препарат специальной врачебной комиссией и каждый его миллиграмм контролируется. Нарушение существующих правил карается в уголовном порядке. Можно однозначно заявить, что разговоры о легализации не что иное, как фантазии авторов публикаций, направленных против развития МПР. Что касается отказа от поисков других методов, то этот аргумент вообще ничем не подтверждается и является абсолютно умозрительным. Можно подумать, что получение в тридцатые годы эффективного антибиотика пенициллина остановило поиск иных антибактериальных средств. Одного взгляда на перечень новых препаратов, появившихся после пенициллина, достаточно, чтобы понять всю несостоятельность подобных утверждений. Да и в отношении метадона ясно, что это не так. Ведь применять антагонисты опиатов (налтрексон) стали намного позже, чем началась терапия метадоном. Т.е. поиски новых средств лечения вовсе не прекращены.

Пункт 3. «Метадон токсичен и приведет к большому количеству осложнений».

В данном случае уместно процитировать письмо, подписанное известными во всем мире специалистами по лечению опиоидной зависимости. В нем говорится следующее: «Безопасность и эффективность метадона недвусмысленно подтверждены. Многие из наиболее известных во всем мире медицинских организаций, организаций наркоконтроля и здравоохранения одобряют использование метадона для лечения опиоидной зависимости. К ним относятся: Всемирная организация здравоохранения; Объединенная программа ООН по ВИЧ/СПИДу (ЮНЭЙДС); Управление ООН по наркотикам и преступности (УНП ООН); Федерация европейских профессиональных ассоциаций, работающих над проблемами злоупотребления наркотиками; Консультативный совет Великобритании по проблемам злоупотребления наркотиками; Центры по контролю заболеваемости (CDC - США); Управление по национальной политике контроля за наркотиками (США); Национальный институт по проблемам злоупотребления наркотиками (NIDA - США), Американская медицинская ассоциация, и Институт медицины (США).

Пункт четвертый. «Использование метадона в лечебных программах будет сопровождаться ростом толерантности…».

Как стало известно после многих лет работы с этим препаратом, толерантность к метадону имеет предел, выше которого не поднимается. Этот предел связан с количеством опиоидных рецепторов в мозгу, которые не могут активироваться до бесконечности. При адекватном дозировании препарата можно достичь их полного насыщения, что обеспечивает фармакологическую блокаду действия нелегальных опиатов. Пациент в этом состоянии не принимает опиаты дополнительно, поскольку они уже на него не действуют. Многими исследованиями доказано, что высокие дозы метадона более эффективны в отношении снижения потребления уличных наркотиков. Другими словами, рост толерантности не ведет к осложнениям и снижает потребление нелегальных опиатов.

Пункт пятый. «Обусловливает высокий риск смертельной передозировки».

В действительности все наоборот. Именно значительное снижение числа передозировок у больных, находящихся на лечении метадоном, и вызвало интерес к этому препарату с самого начала его применения. «Смертность среди лиц с опиоидной зависимостью, получающих поддерживающую метадоновую терапию, составляет 25-33% аналогичного показателя среди не охваченных подобной программой» утверждается в Совместной позиции ВОЗ, УООННП и ЮНЭЙДС.

Наконец, пункт шестой. «В странах Запада «метадоновые программы» подходят к своему завершению».

Несостоятельность данного аргумента очевидна при первом же взгляде на статистические данные. В США число больных, получающих метадон, составляет около 250 тыс. чел. В Австралии – 40 тыс. В странах ЕС более 500 тыс. причем почти во всех отмечается увеличение этого показателя по сравнению с 2000-м годом. Например, в Греции в 3 раза, в Норвегии в 8 раз и т.д. Активно внедряются подобные программы и на Востоке - в Китае и Иране. В мире на сегодня насчитывается около 1 млн. пациентов, добровольно выбравших заместительное лечение опиоидной зависимости.

Суммируя вышеизложенное, скажем, что рациональные аргументы противников внедрения метадона выглядят мало убедительными и вряд ли могли бы обусловить столь стойкую негативную реакцию на данный метод лечения.

Мы не станем обсуждать другой план рациональной мотивации, который иногда фигурирует в дискуссиях, и который условно можно назвать конспиролигическим. Нередко высказываются подозрения, что противники заместительной терапии, в основном, руководствуются опасениями, что ее внедрение приведет вместе со снижением потребления уличных опиатов к уменьшению доходов наркодилеров. Мол, в запрете метадона заинтересованы те силы, которые имеют устойчивый доход от продажи наркотиков. Можем по этому поводу сказать только, что эти подозрения не подкреплялись никакими известными нам фактами.

Перейдем к аргументам, которые мы называем иррациональными.

Что мы понимаем под такими доводами? Умозаключения, выводы, убеждения, основанные не на доказательствах и фактах, а на вере и не вполне осознаваемых, но при этом эмоционально значимых суждениях. Это такие взгляды, о которых сказал когда-то Лютер: «На том стою и не могу иначе». Их нельзя подвергнуть проверке или критике. Это мнения, ИЗМЕНЕНИЕ которых рассматривается как ИЗМЕНА. (Одна статья противников метадона так и называется: «Метадон: Предательство, а не толерантность»). Иррациональные суждения тесно связаны с религией, традицией, личной и групповой идентичностью. Они формулируются не учеными, а пророками и вождями. Они передаются из поколения в поколение и воспринимаются вместе с языком и формами коммуникации с детства. В науке одним из основных можно сказать краеугольных принципов является сомнение, неуверенность. Только факт, точные данные дают основание ученому выражать убежденность. Но при этом на основании новых фактов он готов пересмотреть свои взгляды. Иррациональные суждения не поддаются пересмотру. Если факты не соответствуют взглядам, тем хуже для фактов. Значит они поддельные, значит они «подсовываются» врагами. Бывает, когда люди отказываются от своих иррациональных взглядов, сменив их на рациональные или другие иррациональные. Но такие события происходят крайне редко. В основе этих перемен лежит, как правило, какое-то сильное чувство, откровение, инсайт. Это редко происходит под влиянием интеллектуально обусловленных аргументов. Здесь должно сработать нечто эмоционально значимое.

Не следует думать, что мы ранжируем эти понятия: рациональное и иррациональное, в том смысле, что первое – это хорошо, а второе – плохо. Иррациональные понятия может быть даже более важны для человека. На них строятся основные правила общежития, формируются этические системы, выстраиваются, пожалуй, главные ориентиры. Природа иррационального изучена недостаточно, хотя написано об этом много. Считается, в частности, благодаря трудам К.Г.Юнга, что иррациональные суждения опираются на бессознательные комплексы, которые он называл архетипами. Архетип – это своего рода психическая матрица, по которой организовывается психологический материал, принимая определенную форму. Архетипы не осознаются, но в значительной мере обусловливают человеческое восприятие и мышление. Архетип по определению должен быть простым и недвусмысленным. Иррациональное мышление оперирует в основном черно-белыми определениями. Если есть добро, то должно быть зло; если есть любовь, то должна быть и ненависть; если есть Бог, то непременно есть и дьявол. Свет – тьма, хорошо – плохо, высоко – низко, жизнь - смерть. Всякие полутона и промежуточные состояния обычно не воспринимаются иррациональным сознанием, поскольку затуманивают картину и не дают сформироваться сильному чувству. Есть, правда, одна особенность. Такая двумерная картина, скорее, присуща неразвитому, в каком-то смысле подростковому и даже инфантильному, сознанию. Наиболее часто подобный феномен в полной мере встречается у людей, стоящих на пороге личностного роста и не особо обремененных опытом и знанием. Таковы юноши, только вступающие в жизнь, таковы неофиты, таковы представители неразвитых цивилизаций. Известно, что наиболее преданные защитники каких-то взглядов – это те, кто только недавно стал эти взгляды исповедовать. Следует добавить, что такую же картину мы наблюдаем и у ряда душевнобольных. Это так называемое паранойяльное мышление. Оно характеризуется эмоциональной заряженностью, опирается на прочные «черно-белые» убеждения и уж конечно, не поддается переубеждению.

Вот с такими взглядами мы и сталкиваемся, когда наблюдаем дискуссию по поводу внедрения или запрета метадона как лекарственного средства (стоит напомнить, что ВОЗ официально отнес метадон и бупренорфин к незаменимым лекарственным средствам). В подтверждение приведем наиболее характерные выражения и слова, используемые адептами НЕДОПУЩЕНИЯ метадона в Украину и Россию. Нельзя не вспомнить в связи с этим высказывания высокопоставленных милицейских чиновников, типа: «На каждого, кто ввезет в страну метадон, я заведу уголовное дело». Похоже, в этот момент говорящий чувствовал себя кем-то вроде архангела, стоящим у врат рая с огненным мечом в руке.

Вот ряд слов-символов, взятый из наиболее заметных публикаций по обсуждаемой теме: ПРЕСТУПЛЕНИЕ, ЯД, УБИВАТЬ ДЕТЕЙ, ПРЕДАТЕЛЬСТВО, ОТЧАЯНИЕ, СТРАДАНИЕ, ОТНИМАТЬ НАДЕЖДУ, БЕЗНАДЕЖНОСТЬ, СИНТЕТИЧЕСКИЙ, ЗАПАД, ПРАГМАТИЧНЫЙ, МАТЕРИАЛЬНЫЙ, ДУХОВНЫЙ, БОГ, ДЬЯВОЛ. Понятно, что там, где в ход идут такие аргументы, научный, сугубо интеллектуальный подход не будет востребован. Какие уж тут могут быть расчеты и цифры, когда речь идет об убийстве детей и о борьбе Бога с дьяволом.

Если попытаться в духе герменевтики (толкования текстов) и психоанализа интерпретировать высказывания, приведенные в правой части нашей таблицы, то выстраивается примерно такая картина.

Конечно же, пассаж, представленный читателю, тоже не более чем фантазия, как и вообще любые толкования субъективной деятельности. Но подтверждением справедливости этих толкований могут служить некоторые факты. Те, кто выступают в роли непримиримого противника, ссылаются на национальную традицию: «мы, украинцы (россияне, белорусы…), никогда не были столь прагматичными, чтобы помощь больным оценивать в деньгах, нам всегда важно было СПАСТИ человека» (это из статьи С. Тигипко), на религию (активные борцы с метадоном очень часто апеллируют к вере, к православию, в частности); наиболее последовательные из них вообще отрицают тот факт, что наркомания – болезнь; в лучшем случае они готовы согласиться с тем, что это ДУХОВНАЯ болезнь.

Зачем вообще понадобилось придумывать историю о том, что метадон сначала назывался адольфином в честь Гитлера? Только чтобы вызвать соответствующие ассоциации. На архетипическом уровне Гитлер вполне может быть символом дьявола. Борцы с метадоном очень негативно относятся к наркологам, к ученым, к «профессорам». Это и понятно, поскольку последние пользуются количественными показателями, процентами, «проводят эксперименты» (начетничество, безбожие). Зато симпатизируют священникам, военным, сотрудникам секретных служб, поскольку в данном случае нужно не «изучать», а бороться, воевать.

Для защитников чистоты нации важны только такие аргументы, как вера, надежда и любовь. Причем именно в их понимании этих категорий. Все прочее не должно быть принято во внимание. Характерно здесь высказывание иеромонаха Берестова, который сторонников метадона обвиняет в прагматизме, материальной ориентированности и патологической связи (!) с международными организациями.

Мы действительно не имеем ничего против иррациональной аргументации и убеждений, основанных на традиции. Мы лишь хотим отметить, что человек устроен таким образом, что в ходе своего развития он все больше и больше веру замещает знанием. Убеждения, основанные на мифах, уступают место убеждениям, основанных на фактах. В этом не обязательно нужно видеть измену и предательство. Это вполне может быть просто взрослением и приобретением опыта. В конце концов, не так уж далеки от нас времена, когда человека за попытку подняться в воздух предавали смертной казни, а тех, кто верил в то, что Земля вертится – отправляли на костер.

С. В. Дворяк - врач-нарколог, кандидат медицинских наук, директор общественной организации «Украинский институт исследований политики общественного здоровья». Автор много лет работает психиатром-наркологом. Был заведующим наркологическим отделением в областной психиатрической больнице, преподавателем на кафедре наркологии мединститута, руководителем реабилитационного центра. Прошел годичную стажировку в США в университете Джонса Хопкинса по вопросам общественного здоровья, работал экспертом в Программе Развития ООН. В настоящее время занимается развитием заместительной поддерживающей терапии для больных опиоидной зависимостью в Украине.