Исторические тенденции в алкоголизации населения России (по материалам государственной статистики XIX - XX вв.)

Гурвич И.Н.

Уровень употребления алкоголя в российской популяции в течение двух последних столетий неоднократно становился актуальным предметом публицистических выступлений, морализаторских сентенций и просто идеологических спекуляций, претендовавших на значение научных выводов. Чаще всего подобные “выводы” основывались на отдельных оценочных показателях, не имеющих прочной конкретно-методологической базы и рассматриваемых вне реального социально-исторического контекста.

Целью настоящей работы является анализ исторической динамики употребления алкоголя населения России в XIX-XX вв. на основе данных официальных статистических публикаций. Подобная динамика рассматривается как результирующая переменная действия широкого ряда социально-экономических, социально-психологических и историко-культуральных факторов. Конечно, действие подавляющего их большинства может только гипотезироваться в объяснительной теоретической модели уровня популяционного потребления алкоголя.

Наиболее очевидны, а потому часто принимаются за определяющие факторы, связанные с государственной политикой в сферах производства, потребления и нейтрализации негативных эффектов употребления алкогольных напитков. Подобная политика может быть охарактеризована по двум основным направлениям - способу прямого или косвенного налогообложения употребления спиртных напитков и методам прямого государственного регулирования уровня употребления.

Начиная с XVIII столетия питейные сборы составляли главную статью дохода в государственном бюджете России. В период правления Бориса Годунова “царские кабаки” заправлялись особыми “целовальниками”, дававшими обязательства по отчислению государству устойчивой доли дохода от виноторговли. Затем питейные сборы отдавались то “на веру”, то “на откупу”. Со времен Екатерины II и до 1819 г. действовала система откупов, замененная затем на государственно-монопольную систему. Однако созданное Казенное управление по питейным сборам действовало с точки зрения интересов государственного бюджета крайне неудачно. За время существования Казенного управления, то есть за 1819-27 гг. питейный доход снизился на 24%. В то же время современниками было отмечено, что дороговизна напитков способствовала уменьшению пьянства.

В 1827 г. по настоянию тогдашнего министра финансов графа Канкрина, мотивировавшего свое мнение возраставшим благосостоянием народа, была вновь введена откупная система. Ее негативные стороны как “... вторичного закрепощения народа” проявились очень быстро, и уже в 1845 г. для Великорусских и Сибирских губерний была введена акцизно-откупная система, представлявшая собой нечто среднее между Казенным управлением и откупным содержанием питейных заведений. Переход на эту систему был завершен к 1847 г., и действовала она до 1862 г. (Блиох, 1882; Печерин, 1898).

С этого периода и до начала 20-х годов ХХ в. в России действовала акцизная система, сменившаяся в социалистическую эпоху государственной монополией. С 1992 г. вновь происходит возвращение к акцизной системе.

За рассматриваемый исторический период в России были предприняты три попытки прямого государственного регулирования уровня употребления алкогольных напитков. Первая из них была осуществлена царским правительством вначале первой мировой войны, и получила название “сухого закона”. Он обосновывался потребностями проведения воинской мобилизации, вводился на время войны, и применялся, хотя неполно и непоследовательно, с 1914 г. В 1919 г. СНК РСФСР как бы продолжил действие “сухого закона”, запретив своим постановлением изготовление и продажу спирта, крепких напитков и не относящихся к напиткам спиртосодержащих веществ, за исключением легких виноградных вин. Однако уже с 1921 г. правительство оказалось вынужденным выдавать отдельные разрешения на изготовление и продажу спиртных напитков; окончательная отмена “сухого закона” произошла в 1925 г.

Две другие попытки государственного регулирования связаны с постановлениями ЦК КПСС 1972 г. и 1985 г. В обоих случаях, согласно оценке Б.М. Левина и М.Б. Левина (1988), сколько-нибудь существенного снижения уровня употребления достигнуто не было, поскольку население компенсировало снижение производства и продажи спиртных напитков самогоноварением. Эта оценка основывается на потреблении сахара, так как сахар выступает первичным сырьем для 3/4 всего объема изготовляемого населением самогона.

Переходя к анализу уровня алкоголизации в российской популяции за период XIX - XX вв., необходимо указать на некоторые методические особенности использованного в работе подхода. Прежде всего, он основывается на системе отражающих алкоголизацию населения показателей, рекомендованной ВОЗ относительно информации, имеющейся для страны в целом (см.: Рутман, Моузер, 1988). Вместе с тем, в полной мере учитывались особенности, присущие государственной статистической системе России.

За рассматриваемый период территориальные границы России неоднократно менялись в значительных пределах. Здесь был принят подход к России, как к исторически сложившемуся единому государству, имеющему определенное территориально-этническое “ядро”. Другими словами, использовались те статистические данные, которые на каждый данный момент в наибольшей мере отражали состояние этого “ядра”, а не состояние отдельных территориально-государственных или административных образований, представляющее интерес на сегодняшний день.

Для дооктябрьской России таким “ядром”, безусловно, являлись Европейские губернии. Следует отметить, что большая корректность выбранного подхода основывается и на различиях в способах взымания питейного налога (монопольные и привелигированные губернии) и просто на отсутствии многих данных по Азиатской России в статистике царского периода. Для советс-кого периода, в силу планомерного перераспределения товарных и денежных потоков внутри страны, более правомерным, напротив, представляется использование данных по стране в целом. С 1990 г. вновь используются данные по собственно России. Необходимо указать, что за рассматриваемый исторический период все практически статистические оценки по России выше, чем по Империи и бывшему СССР в целом.

Таким образом, использование статистических данных было ориентировано не столько на валидность первичных “точеч-ных” оценок употребления алкоголя (внутреннюю валидность), сколько на валидность отражаемых ими исторических трендов (внешнюю валидность). Все “моментные” оценки, используемые в работе, кроме иллюстративных, а также данных по индустриальному абсентеизму и семейным бюджетам, являются расчетными, то есть основаны на абсолютных цифрах. Здесь необходимо отметить, что сами эти значения в различных официальных статистических изданиях могут существенно различаться (до 6-и значений по одному и тому же показателю!). В соответствии с общими принципами статистического анализа в таких случаях брались оценки, наиболее близкие к соседним членам динамических рядов. Особенно сильно влияет на надежность конечных оценок рассогласованность данных по численности населения. Она максимальна для 1913 г. (около 10 млн. чел.), 1940 г. и 1963 г. (более 3 млн. чел.).

Сравнение полученных расчетных значений с соответствующими значениями, приводимыми в статистических источниках (кросс-валидизация), не показало различий, выходящих за пределы различий в статистических базах оценок. Конечно, за советский период существуют лишь косвенные данные об уровнях алкоголизации населения. Однако историческая преемственность советской и царской систем государственной статистики делают, на наш взгляд, вполне корректными некоторые динамические сопоставления. Отбор статистических источников, использованных в работе, основывался: для источников до 1991 г. - на библиографиях статистических изданий, для источников после 1991 г. - на сплошном анализе официальных статистических публикаций.

Система государственной статистики России, сложившаяся на протяжении XIX - XX веков, содержит в себе 83 показателя, из которых расчетным путем могут быть получены 79 интенсивных и экстенсивных коэффициентов, отражающих уровень упот-ребления алкогольных напитков населением. Наиболее информативные из них приведены в таблице 1, таблице 2 и таблице 3. Таблицы наглядно демонстрируют, что только по объему денежных поступлений от продажи спиртных напитков и по наличию в стране сахара могут быть получены непрерывные динамические ряды за последние 115 - 135 лет. Все остальные показатели отражают динамику алкоголизации лишь за определенные, относительно короткие исторические периоды, причем сам набор показателей зависит от экономической системы, мер государственного регулирования употребления и информационной политики, существовавших в эти периоды. Отсюда ясно, что только анализ, основанный на всей совокупности имеющихся показателей употребления алкоголя, может сформировать сколько-нибудь приближенное к реальности представление о наблюдающейся здесь исторической динамике.

Таблица 1

Производство, импорт и продажа сахара, этилового спирта и алкогольных напитков в натуральном выражении на душу населения*

Таблица 1
(окончание)

Производство, импорт и продажа сахара, этилового спирта и алкогольных напитков в натуральном выражении на душу населения*

* В скобках - год, на который имеются данные

 Таблица 2

Объем продажи алкогольных напитков в денежном выражении и условия продажи*

* В скобках год, на который имеются данные;
** 1832 г. - 26%; 1840 г. - 28,4%; 1850 г. - 31,7%.

Таблица 3

Социальные последствия алкоголизации*

* В скобках год, за который имеются данные; ** прогулы и неявки без уважительных причин; *** От числа преступлений и покушений; **** От числа осужденных.

Первая группа показателей употребления алкогольных напитков отражает уровень производства и продажи их населению, а также сырья для их изготовления (табл. 1). Производство спирта и спиртосодержащих продуктов в абсолютном (то есть безводном) алкоголе на душу населения в 1860-х годах превышало пять литров и нарастало, хотя и незначительно, в 1870-х годах, после чего резко снизилось к 1920-м - 30-м годам до 1,0 - 1,8 л., с подъемом до 8 л. и более литров в 1960-х и 1980-х годах при некотором спаде в 1970-х. В настоящее время наблюдается возвращение уровня официально зарегистрированного производства к уровням 1860-х - 80-х и 1940-х - 50-х годов.

Следует отметить, что с 70-х годов XX в. уровень производства этилового спирта стал соответствовать его уровню в производстве алкогольных напитков. Подобная учетная ситуация не уникальна, и наблюдалась, например, в 1895-м - 1900-м гг. Здесь не ясно, откуда берется спирт, используемый для технических и медицинских целей, однако уровень производства спирта полностью характеризует и уровень производства спиртосодержащих продуктов. В остальные годы уровень производства спирта, был, естественно, выше, чем уровень его содержания в спиртных напитках, за исключением 1913-го года, когда отмечалось некоторое превышение спирта в алкогольных напитках, по-видимому, за счет продуктов дрожжевого производства. Действительно, производство пива в этом году достигло 80,6 млн. дал, цифры, не наблюдавшейся до конца 1930-х годов.

Рассмотрим детальнее те периоды, в течение которых наблюдались резкие изменения в объеме производства алкогольных напитков. После 1870-х годов снижение производства алкоголя носило достаточно плавный и постепенный характер, а с периода введения “сухого закона” поддерживалось на уровне 1 л. чистого алкоголя на душу населения. Однако с начала 1920-х годов уровень производства стал быстро нарастать, и составил в 1922-23 гг. 1,1% в общем объеме валовой продукции, а в 1924-25 гг. - уже 2,2%. Резкий подъем производства алкогольных напитков отмечается в 1933-37 гг., когда количество абсолютного алкоголя на душу населения увеличилось с 2,3 л. до 4,7 л., то есть более чем вдвое. Соответственно, в 1935 г. доля винокуренного, дрожжевого и водочного производства в общем объеме валовой продукции пищевой промышленности достигала 7,5%. Подъем производства 1960-х годов достиг, по-видимому, максимума в 1963 г., когда было произведено 8,8 л. абсолютного алкоголя на душу населения. В 1980-х годах этот уровень не превысил 8,5 л., и снизился быстрее, чем в 1960-х годах.

Уровень продажи алкогольных напитков значительно точнее отражает реальное употребление алкоголя в населении, однако данные о продаже носят более фрагментарный характер, чем данные о производстве. В общем, уровень продажи до конца 1980-х годов был закономерно ниже уровня производства, благодаря наличию товарных запасов у производителей, торгующих организаций, и, наконец, у самого населения. Уровень продажи алкогольных напитков оказался значительно выше уровня производства и в 1960-х годах, что при высоком уровне производства этилового алкоголя вызывает сомнение в достоверности данных об уровне производства алкогольных напитков. В 1990-х годах подобное различие, как будет показано далее, объясняется импортом.

В XIX в. максимальный уровень проданных алкогольных напитков, 5 л. на душу населения, отмечался на рубеже 1860-70 гг., а в ХХ в. такой же уровень был вновь достигнут на рубеже 1960-70 гг., однако продолжал повышаться до 8,2 л. к 1980 г., с последующим постепенным снижением. Минимальный уровень продажи, 1 л. на душу населения, отмечался в последние годы XIX в., однако затем стал неуклонно повышаться.

Анализ динамики потребления сахара в стране отчетливо указывает на мнимый характер снижения употребления алкоголя, отражаемый в снижении уровня его продажи. В XIX в. уровень потребления сахара в пищевом рационе был в России традиционно низким, и свеклосахарное производство в стране стало быстро развиваться лишь с 1826 г., когда были повышены таможенные пошлины на ввозимый сахар. К середине века отечест-венная промышленность уже полностью удовлетворяла потребности внутреннего рынка. Вновь сахар стал импортироваться фактически с начала 1950-х годов, поскольку ранее такие закупки носили разовый характер, и не составляли существенной доли имеющегося в наличии в стране сахара.

Уже в начале 1960-х годов зависимость от импорта была практически преодолена. С 1992-го года в качестве импорта из стан СНГ стали учитываться поступления на внутренний рынок России из основных сахаропроизводящих районов бывшего СССР. Таким образом, долей импорта сахара в 1950-х и 1990-х годах нельзя пренебречь, и она учтена в данных табл. 1.

Сопоставление данных о производстве и продаже сахара не позволяет получить столь отчетливой картины, как при сопоставлении аналогичных данных по спиртосодержащим продуктам. В 1910 г. и в 1990-х годах уровни продажи были ниже уровней наличия сахара в стране, однако это различие весьма неравномерно по годам. В 1916 году, напротив, уровень продажи оказался в 9 раз выше уровня производства и импорта для 1920 года, что позволяет предположить существование в этот период широкомасштабного неучтенного производства и/или импорта сахара.

В целом же обнаруживается чрезвычайно жесткий параллелизм увеличения производства - импорта сахара и снижения производства - продажи алкогольных напитков. В XIX в. подобный рост устанавливался в 1880-х - 1890-х годах. После некоторого снижения в начале ХХ века рост вновь начался с 20-х годов, и в 40-х - 50-х годах наличие в стране сахара достигало уровня 1990-го года. Резкий подъем данного показателя (вдвое!) отмечается на протяжении 1950-х годов, затем (на 1/4) - в 1970-х годах, с практически неизменным уровнем до конца 1980-х годов. Только в 1900-х годах здесь наметилось устойчивое снижение до уровня физиологически обоснованных норм потребления.

О масштабах, которые приобретало самогоноварение в периоды проведения ограничительно-запретительных мер, позволяют судить некоторые косвенные данные. Так, за изготовление, сбыт и хранение крепких спиртных напитков домашней выработки было осуждено (на 100 тыс. чел.):

Приведенные данные демонстрируют значительно большую жесткость карательных мер в начале ХХ в., чем в конце века. Для наглядности укажем, что количество осужденных за приготовление и сбыт спиртных напитков в Ленинградской области, включая Ленинград, в 1924 г. составило 2037 чел., что практически равняется количеству осужденных по данному составу по всей стране в 1991 году (2045 чел.). Это, однако, не означает соответствующего уменьшения масштабов самогоноварения. Действительно, в 1989 г. доход от производства и продажи самогона в “теневой экономике” составил 23 млрд. руб., что равняется 46,1% уровня продажи алкоголя в ценовом выражении для данного года, а в 1990 г. - 35 млрд. руб., что равно уже 63,4% уровня продажи алкоголя по официальным каналам реализации в этом году.

Любопытно, что государственные органы периодически пытались бороться с самогоноварением путем замены в продаже сахара-песка сахаром-рафинадом. Соотношение этих двух товарных видов сахара таково.

Приведенные данные хорошо иллюстрируют эффективность подобных мер вслед за ограничением производства и продажи алкогольных напитков возникала необходимость увеличения производства и/или импорта сахара-песка.

В целях нейтрализации последствий высокого уровня употребления крепких алкогольных напитков широко рекомендуется их замена в производстве и продаже на более слабые и безалкогольные напитки. С 1910-х и до 1980-х годов наблюдается устойчивая тенденция снижения доли ликеро-водочных и коньячных изделий в общем количестве спиртосодержащих напитков.

Однако уже с конца 1980-х годов доля крепких спиртных напитков сначала в производстве, а затем и в продаже, начинает быстро нарастать, несмотря на то, что за период 1980 - 90 годов производство на душу населения в России минеральной воды увеличилось в 1,9 раза, а безалкогольных напитков - в 1,5 раза. В 1995 г. доля производства крепких спиртных напитков сравнялась с уровнем 1950-го года.

Вторая группа показателей, отражающих потребление алкоголя в популяции, связана с их продажей в денежном выражении, а также с условиями продажи (табл. 2). Доля дохода от продажи алкоголя в доходной части государственного бюджета царской России с периода введения акцизной системы определялась денежным объемом акцизов с продажи алкоголя. Уже с момента повторного введения откупной системы доходы бюджета стали, хотя и медленно, нарастать. Максимальный их уровень был достигнут к 1860-у году (свыше 40% доходной части бюджета), после чего началось относительно медленное снижение (до менее чем 16% в доходной части бюджета). Бюджет царской России получил в литературе справедливое название “алкогольно-го”. Например, в период с 1844 г. по 1863 г. доходы бюджета превысили расходы только в 1859 г., причем исключительно за счет повышения питейно-откупной суммы.

В общем, в течение XIX в. уровни производства алкоголя соответствовали уровням дохода бюджета от его продажи. Собственно, значительное снижение доли доходов от продажи алкоголя в бюджете и сделало возможной попытку введения “сухого закона”. В социалистический период до 1922 г. уровень доходов от продажи алкоголя по-прежнему определялся суммой акцизов, составлявшей в этом году чуть более 3% доходной части бюджета.

Далее доходы от продажи алкоголя перестали фигурировать в статистических данных, однако представление об их уровне можно получить на основе доли алкогольных напитков в общем объеме розничного товарооборота. В 1930 г. названная доля несколько превышала 5%, но уже по материалам торговой переписи 1935 г. для городских предприятий торговли эта доля равнялась 49,3%, при том, что винно-гастрономические магазины составляли 22,7% от всех городских продовольственных магазинов (22,5% - по торговой площади).

Далее уровень продажи алкогольных напитков не приводился; - их маскировали рубрикой “другие продовольственные товары”. Покажем состав рубрики по годам, для которых эти данные имеются (в соотношениях).

Легко заметить, что именно в годы наиболее высоких уровней продажи алкогольных напитков их доля в структуре “других продовольственных товаров” была максимальной, что позволяет приравнять, хотя и с некоторой коррекцией, эту рубрику к доле алкогольных напитков в общем объеме розничного товарооборота. Как видно из табл. 2, названная доля в течение периода 1940-х - 1980-х годов поддерживалась на уровне 15%-16%, соответствующем уровню 1912-го года, что позволяло относительно безболезненно для бюджета страны проводить различные ограничительные меры.

Специального рассмотрения требует ситуация, сложившаяся в 1990-х годах, когда доля алкогольных напитков в общем объеме розничного товарооборота снизилась к 1995 г., по сравнению с 1980 г., втрое. С 1992 г. осуществляется попытка возврата к акцизной системе взымания “питейных сборов”. Покажем доли поступлений в доходную часть бюджетов страны от всех подакцизных товаров.

Ясно, что эти цифры ни в коей мере не отражают уровня потребления алкогольных напитков населением. Действительно, доля розничного товарооборота в официально неучтенных каналах реализации в 1990-х годах составила:

Импорт алкогольных и безалкогольных напитков из стран “дальнего зарубежья” в денежном выражении за эти годы составил доли, равные следующим долям сумм продажи алкогольных напитков в розничном товарообороте:

Следовательно, можно допустить замещение в общем объеме продажи алкогольных напитков официально учитываемого объема импортом и нелегальным производством, с реализацией по официально неучтенным каналам. Поскольку все рассмотренные показатели отражают нелегальные производство и продажу алкогольных напитков только косвенно, можно лишь предполагать, насколько на их основании требуют корректировки данные, показывающие снижение уровня употребления алкоголя в 1990-х годах.

О реальности такого снижения говорят, между тем, и данные по долям затрат на алкоголь в семейных бюджетах. С 1923 г., когда начали проводиться систематические бюджетные обследования, максимальный относительный уровень затрат на алкогольные напитки наблюдался именно в начале 1920-х годов (5%). Приближение к этому уровню (4,9%) отмечалось и в 1970-х годах, то есть в периоды наиболее последовательного проведения ограничительных мер. В 1980-х годах здесь также наблюдался относительный подъем, однако, менее выраженный, чем два предыдущих. В 1990-е годы доля затрат на алкоголь в семейных бюджетах снизилась почти вдвое по сравнению с максимальными цифрами, и стала даже ниже, чем в 1940-50-х годах, то есть минимальной за все последние три четверти века.

Увеличение доли расходов на алкоголь в семейных бюджетах было обусловлено, по-видимому, не столько увеличением государственных цен на спиртные напитки, сколько спекуляцией. Об этом косвенно позволяют судить данные о масштабах уголовных репрессий за спекуляцию спиртным. Так, в 1922 г. по этому составу было осуждено 26040 чел., тогда как за весь период 1986-93 гг. - лишь 1260 чел.

Доступность алкогольных напитков для населения отражают показатели количества жителей на один специализированный винно-водочный магазин при государственно-монопольной системе, или на одну лицензию - при акцизной системе. Динамика ограничительных мер находит здесь свое выражение в доле специализированных торговых предприятий среди всех продовольственных предприятий (магазинов, предприятий общественного питания, ларей и т.п.).

Тенденция к снижению доступности алкогольных напитков была отчетливо выражена уже в царский период. С 1860-го по 1910-й год количество лицензий и специализированных предприятий “кабацко-трактирного промысла” уменьшилась в 11 раз, с 500 чел. до 5600 чел. на одну лицензию/предприятие. Особенно быстрым снижение стало в советский период, дав в 1960-е - 1970-е годы абсурдные цифры 1/3 - 1/4 млн. чел. на одно специализированное торговое предприятие так, что подобные предприятия, составлявшие в 1940 г. более 10% всех торговых предприятий продовольственного профиля, стали составлять менее 1%. В 1980-е годы начинается быстрый рост удельного веса предприятий торговли винно-водочной специализации, сменившейся снижением в 1990-х годах до около 100 тыс. чел. на одно предприятие. Более детальный анализ ситуации 1990-х годов по торговой площади показывает следующее соотношение специализированных предприятий торговли и продовольственных предприятий в целом:

Таким образом, расчетная доступность алкогольных напитков оказывается еще ниже отражаемой долей винно-водочных специализированных магазинов в общем числе продовольственных магазинов. Однако данные торговой переписи 1994 г. показывают, что 4388 предприятий имели в своем общем объеме розничного товарооборота удельный вес алкогольных напитков свыше 50%. С учетом этих предприятий, которых оказалось, как показывают расчеты, в 2,9 раз больше, чем специализированных винно-водочных, доля торгующих алкогольными напитками предприятий составляет уже 4,7% всех продовольственных магазинов. Доступность алкогольных напитков для населения в 1990-е годы, следовательно, повысилась, причем пропорционально темпам прироста, наблюдающимся с начала 1980-х годов, за счет включения алкогольных напитков в ассортимент неспециализированных торговых предприятий.

Третью группу показателей уровня потребления алкоголя населением составляют показатели, отражающие социальные исходы злоупотребления. По сравнению с показателями первых двух групп, показатели этой группы представлены в отечественной статистике наиболее фрагментарно (табл. 3). Преваленс, то есть количество соответствующих больных в населении, или болезненность, для хронического алкоголизма и мет-алкогольных психозов с 1985 г., когда он составил 16170/0000, до 1990 г., где он был равен 14230/0000, монотонно снижался для бывшего СССР. Однако в 1990 г. отмечались наиболее выраженные различия между СССР и РСФСР по данному показателю: для России он равнялся 21700/0000, и к 1995 г. также монотонно снижался.

Инцидент, то есть количество впервые выявленных больных этими заболеваниями, или заболеваемость, по своей динамике в эти годы отличался от преваленса. И для бывшего СССР, и для РСФСР он имел тенденцию к снижению от цифр, соответственно 217,00/0000 и 266,10/000 в 1985 г. до цифр 123,00/0000 и 152,00/0000 в 1990 г. Минимальное значение в 1990-е годы для России инцидент имел в 1992 г., когда его уровень равнялся 103,30/000, однако затем наметился быстрый рост до уровня конца 1980-х годов. Снижение преваленса при росте инцидента объясняется убылью удельного веса больных в популяции, то есть их эксцессивной смертностью. Действительно, за 5 лет, то есть с 1990 года, уровень смертности по причинам, связанным с алкоголизацией, бывший относительно стабильным в течение предшествовавшего десятилетия, вырос более чем втрое(!). Максимальный уровень смертности по названным причинам в этот период наблюдался, по-видимому, в 1994 г., когда, по различным оценкам, он составил 46,50/0000 - 57,40/0000 (!).

Сравнение с данными, имеющимися за XIX век, показыва-ет, что максимальный уровень смертности, связанной с алкоголизацией, наблюдался в 1862 г., то есть практически совпадал с максимумом производства и продажи алкогольных напитков, и равнялся 3,10/0000, причем уже через 20 лет снизился в 4,4 раза. Конечно, это отличие может частично объясняться и изменениями в подходах к диагностике патологических состояний, связанных с употреблением алкоголя, тем более что в царский период регистрация смертей относительно редко осуществлялась на основе врачебных свидетельств.

В советский период данные о смертности по причинам, связанным с употреблением алкоголя, маскировались в общей рубрике смертей от несчастных случаев, отравлений и травм. Приведем структуру этой рубрики по некоторым последним годам, за которые имеются соответствующие данные (в соотношениях):

При сравнении этих данных с табличными легко устанавливается выраженная тенденция к гиподиагностике случаев, связанных с употреблением алкоголя. Нет оснований предполагать, что этой тенденции не было и в XIX в., однако уровень отмечаемых здесь различий превышает пределы возможной вариации в диагностических суждениях. Приведенные данные позволяют, кроме того, говорить об относительно стабильном предшествующем уровне смертности по причинам, связанным с употреблением алкоголя, начиная, по меньшей мере, с 1970-х годов.

Возможны различные объяснения эксцессивной смертности алкоголиков в 1990-х годах. Значительный объем поступления на рынок и продажи спиртных напитков по неофициальным каналам реализации может способствовать высокой доле суррогатов и фальсификатов в реальном потреблении. Резкое ухудшение качества алкогольных напитков при акцизной системе отмечалось отечественными авторами уже в конце XIX в. - начале XX в. Наконец, как показывают данные табл. 3, в 1990-е годы резко снизилась мощность специализированных наркологических лечебных учреждений (почти до уровня 1980-го года, когда наркологическая служба только создавалась).

Уровень индустриального абсентеизма, то есть прогулов и неявок на работу без уважительных причин на протяжении ХХ века был в России максимальным в 20-е годы, и с 30-х годов начал снижаться. Повторное повышение уровня абсентеизма отмечается в 70-х годах и, причем более резкое, в 90-х годах. В двух первых случаях подъем абсентеизма отчетливо совпадает с ужесточением мер государственного регулирования употребления алкогольных напитков. О связи индустриального абсентеизма с алкоголизацией работающих в первый из этих периодов ярко говорят данные по московским товарищеским дисциплинарным судам, действовавшим на промышленных предприятиях в 1920-е годы, где 55% всех разбиравшихся проступков составляли невыходы на работу из-за пьянства.

Об уровне девиантного пьянства позволяют судить и данные о количестве пьяных, к которым были применены административные меры. В 1919 г. этот уровень для РСФСР составил 0,90/0000, а в 1989 г. - 0,050/0000. Для количества преступлений, совершенных в состоянии алкогольного опьянения, это соотношение по России, по-существу, обратное (тыс. чел.).

Необходимо отметить, что для доли преступлений, совершенных в состоянии алкогольного опьянения, существуют две различные статистические оценки (в табл. 3 приведены “жест-кие” оценки).

Как видно из приведенных данных, во второй половине 1980-х годов и “мягкая”, и “жесткая” оценки имели тенденцию к нарастанию, а в 1990-х, по “жестким” оценкам, - к снижению. Сама “жесткость” или “мягкость” оценки зависит, по-видимому, от учитываемых составов правонарушений. Приведем доли правонарушений и преступлений, совершенных в состоянии алкогольного опьянения, по различным составам (для тяжких преступлений - включая покушения).

Эти данные показывают, что, во-первых, для большинства приведенных составов более корректной является “жесткая” оценка, во-вторых, что для более тяжких преступлений более характерно их совершение в состоянии алкогольного опьянения, чем для менее тяжких, и, в-третьих, что доля состояний опьянения при совершении тяжких преступлений повышалась до 1990 г., после чего начала снижаться, тогда как доля состояний опьянения при совершении менее тяжких преступлений и правонарушений, для которых вообще менее характерно их совершение в состоянии алкогольного опьянения, напротив, имеет тенденцию к росту.

Конечно, приведенные данные не могут быть интерпретированы в плане этиологического значения алкоголизма для совершения преступлений. За период 1987-1991 гг., вначале которого были признаны больными и подвергались принудительному лечению по поводу алкоголизма несколько более 1/10 части осужденных, эта доля снизилась до 7%.

Количество осужденных за нарушение антиалкогольного законодательства определяется, прежде всего, долей осужденных за изготовление, сбыт и хранение крепких спиртных напитков домашней выработки. Действительно, за нарушение правил торговли спиртными напитками в 1986-93 гг. было осуждено 1260 чел., то есть в среднем 157,5 чел. в год, а за вовлечение в пьянство несовершеннолетних - 71 чел., то есть в среднем менее 9 чел. в год. Вариация всех трех названных показателей по годам не имеет существенных различий. Динамика же их за названный период такова. Максимальное число осужденных за нарушение антиалкогольного законодательства, 17,10/0000, отмечалось в 1987 году, после чего стало быстро снижаться до уровня 7,80/0000 в 1991 году. Сопоставление уровней этого показателя с уровнями 1860-х - 70-х годов демонстрирует максимальное различие на порядок, хотя и не столь разительное, как различие в связанной с алкоголизацией смертности. В тоже время в эти годы XIX в. отмечалась, в отличие от 90-х годов нашего столетия, тенденция к росту, а не к снижению масштабов уголовной репрессии за этот вид противоправных деяний.

__________

Представленный историко-статистический анализ состояния потребления алкоголя российским обществом на протяжении почти двух веков позволяет сделать некоторые обобщения. Подобных обобщений требует, прежде всего, устойчивая и высоко воспроизводимая связь уровней алкоголизации населения и периодов нарастания системных кризисных явлений в стране. Все четыре таких периода, наблюдавшихся в анализировавшийся отрезок времени, и нашедших свое политическое выражение в отмене крепостного права, Октябрьском перевороте, “оттепели” и “перестройке”, сопровождались ростом эксцессивного пьянства в населении.

С позиции медицинской модели алкоголизма названная зависимость интерпретируется лишь на основе мифологизированных объяснительных схем, типа “столетних циклов российской истории”, “фаз солнечной активности” или “пассионарности”. Более прозаичные, но и более релевантные объяснения могут быть даны исходя из поведенческой модели алкоголизма. Основанные на ней объяснения предполагают, однако, двунаправленный характер причинных связей. В рамках первого направления причинности эксцессивное пьянство выступает только одним из проявлений так называемого “социетального беспокойства”, результатом которого и являются, в конечном итоге, социально-политические изменения. В рамках второго направления причинности, напротив, сами социальные изменения порождают стресс, неадекватной, хотя и культурально детерминированной реакцией преодоления которого выступает тяжелая алкоголизация.

Конечно, в рамках собственно статистической методологии исследования не могут быть получены убедительные аргументы в пользу преобладания того или иного направления причинности. Ужесточение мер социального контроля алкоголизма в трех из четырех макросоциальных ситуаций, - при отмене крепостного права, двух революциях и “перестройке”, - предшествовало радикальным социальным изменениям, и в одном случае, - “оттепели”, - следовало за ними. Однако “оттепель” вполне правомерно рассматривать и как проявление своевременно не разрешившегося социального кризиса. Не делая здесь никаких выводов о причинности, укажем лишь, что исторически все периоды ужесточения социального контроля алкоголизации оказались связаны с нарастанием уровней ассоциированных с алкоголизацией форм социальных девиаций. Истоки этой связи вполне могут корениться и в исторической традиции политического руководства страной, склонной идентифицировать пьянство с этиологией, а не с симптоматикой “социетального беспокойства”.

В любом случае результаты анализа свидетельствуют о крайне низкой эффективности социального контроля алкоголизации населения, причем в исторической перспективе эта эффективность катастрофически снижается, практически вне зависимости от жесткости проводимой уголовной политики. Собственно, положение о неэффективности социального контроля является общим местом в работах теоретиков данной области. Столь же общим возражением на их доводы является предположение о том, что “без контроля было бы еще хуже”. Насколько именно хуже может быть без социального контроля алкоголизации, достаточно ярко показывает ситуация с алкоголизмом в России 1990-х годов.

В этот период особенно отчетливо проявился исторический тренд изменения характера алкоголизма в стране, заключающийся в диспропорциональном, относительно роста потребления алкоголя, росте тяжелых аберрантных форм алкоголизации. Хотя после максимального за весь рассматриваемый исторический период уровня потребления алкогольных напитков, достигнутого в 1980-х годах, в 1990-х годах наметилась тенденция к его снижению, неуклонный рост тяжелейших медицинских и социальных последствий алкоголизации продолжается.

Литература

1. Блиох И.С. Финансы России XIX столетия: История - статистика. / СПб: Типогр. М.М.Стасюлевича. 1882. т. I. VII. - 292 с.

2. Левин Б.М., Левин М.Б. Алкогольная ситуация - 1988. / Препринт доклада. М.: ИСИ АН СССР. 1988. - 49 с.

3. Печерин Я.И. Исторический обзор росписей государственных доходов и расходов. т. 2., с 1844 по 1863 год включительно. / СПб: Типогр. Ю.Н.Эрлиха. 1898. - 304 с.

4. Рутман И., Моузер Д. Методические рекомендации по изучению проблемы потребления алкоголя и разработке соответствующих мероприятий. / Женева: Офсетная публикация ВОЗ № 81, 1988. - 116 с.