|
|
"В нынешней ситуации самая серьезная опасность заключается в том, что в СИЗО будет еще больше заключенных, ожидающих суда, а колонии перестанут быть производственными комплексами и станут лишь местами заключения. Даже признавая наличие у российского тюремного руководства значительной доли идеализма и благих намерений, можно опасаться, что условия содержания заключенных ухудшатся настолько, что это неминуемо повлияет на жизнь всего российского общества…" Русский вопросНильс Кристи 1. Возвращение домойКак-то раз известнейший русский певец, актер и поэт Владимир Высоцкий был на гастролях в городе, где находился крупнейший в России автомобильный завод. Пока он шел от вокзала до гостиницы (Palmer, 1986, с. 10), во всех домах открывали окна, на подоконники выставляли магнитофоны, и из каждого неслась песня Высоцкого. Это было похоже на триумфальное возвращение императора-победителя на родину. Высоцкий в своих песнях выразил то, о чем думали, что чувствовали миллионы русских. Он вырос в Москве, в Марьиной Роще. Это был район тех самых коммуналок, про которые в одной из его песен говорилось: “на тридцать восемь комнаток всего одна уборная”. Сталин умер, шли амнистии, отсидевшие в лагерях возвращались домой, рассказывали о пережитом. Высоцкий слушал их рассказы, запоминал, а много лет спустя обо всем этом поведал в своих песнях. В пятидесятые годы в лагерях Гулага в СССР содержалось около двух с половиной миллионов человек. Мы считаем их узниками совести. В таких лагерях сидели Солженицын, Ирина Ра-тушинская - автор книги “Серый - цвет надежды” (1988), и многие другие. Это были заключенные по политическим статьям, “классовые враги”, люди с чуждыми государству убеждениями, из “неподходящих” семей, с “неподходящими” знакомствами. Но тогда, как и сейчас, в лагерях содержались и самые обычные граждане, которых при обычных обстоятельствах помещают в обычные тюрьмы, психиатрические лечебницы или колонии для несовершеннолетних. И эти люди, если их после амнистии отпус кали домой, возвращались в Москву или Ленинград и находили свое место в самом низу социальной лестницы. Наверняка это были такие же люди, как и те американцы, которые сейчас возвращаются домой после заключения - в Вашингтон, Балтимор, Лос-Анджелес. Мало в Москве найдется бедных семей, в которых никто не отсидел в лагерях. Среди бедных американцев, полагаю, тоже. Для обеих наций такая ситуация должна была стать катализатором появления новой культуры. В России - культуры Высоцкого и менее известных бардов, в США - Айс-Ти и ему подобных. В песнях Высоцкого слышится русская тоска. Его американские собратья кажутся мне более агрессивными и напористыми, но я не настолько хорошо разбираюсь в американском рэпе, чтобы сопоставлять музыкальный мир Москвы/Санкт-Петербурга и Лос-Анджелеса/Нью-Йорка. На мой дилетантский взгляд, в песнях Высоцкого больше грусти, безнадежности, хотя порой в них, как, например, в знаменитой “Охоте на волков”, звучит мотив борьбы и протеста. В американских аналогах политические акценты выражены гораздо слабее, но многие темы песен те же: отчаяние, разлука влюбленных, дружба, вдохновенный порыв и неминуемо следующая за этим трагедия. 2. Труд в тюрьмахПока в Восточной Европе не рухнул коммунистический режим, в некоторых из этих стран тюремная система приносила доход. И в тюрьме, и за ее пределами трудовая мораль была крайне низка, но в тюрьме ее легче контролировать. Помню, еще до демократизации я посетил одну из образцовых польских тюрем. С верхнего этажа, куда ни бросишь взгляд, повсюду были фабрики. Они принадлежали тюрьме и были огорожены высокой стеной. По словам заместителя начальника тюремного департамента Польши, эта система была прибыльной. Так обстояли дела даже в 1990 году. Хельсинки Вотч (Helsinki Watch, 1991, с. 36), тщательно изучив положение заключенных в Советском Союзе, сообщала: Заключенные получают зарплату, из которой вычитают деньги на их содержание. Они либо трудятся в самой колонии - убирают, работают на кухне, в санчасти (если имеют нужную квалификацию), либо работают в производственных мастерских. Изготовление мебели, столярные и слесарные работы, изготовление простейших электронных деталей - всем этим занимаются в колониях. Товары, созданные руками заклю ченных, продаются населению, а до недавнего времени их еще и экспортировали в “дружеские социалистические страны”. Неясно, как на экспорт тюремных товаров повлияло падение коммунистических режимов в странах Восточной Европы и переориентация России на торговлю за валюту, но в одной газетной статье сообщалось о попытках тюремного руководства организовать совместные предприятия с западными фирмами. Тюремная промышленность - важная часть советской экономики, и она приносила доход до 8,5 миллиардов рублей в год. В 1989 году прибыль от товаров, произведенных в тюрьмах, составила 1,14 миллиарда. В некоторых областях тюрьмы стали производителями-монополистами, главным образом - по производству сельскохозяйственной техники. Колонии действительно играли большую роль в российской экономике. В советское время это были ее самые отлаженные подразделения. Где еще найдешь таких рабочих - трезвых, послушных, работающих в две смены на фабрике, отделенной от мира высоким забором. В одной из колоний, которую я посетил, мне с гордостью сообщили: “Если бы не налоги, которые приходится платить государству, наша колония, даже с учетом выплат охране и заключенным, в прошлом году была бы в прибыли”. За окнами кабинета начальника колонии стояли комбайны и тракторы, выпуск которых освоили его подопечные. То, что производилось в колониях, было не только предметом гордости, поскольку таило в себе возможную угрозу всей системе. В последнее время со сбытом товара стало трудно, поэтому приходится их где-то хранить. Стало практически невозможно устроить на работу освободившихся. Вот еще одна цитата начальника колонии: “Раньше мы просто сообщали на завод или фабрику, что они должны принять на работу освободившегося из заключения. Теперь и сказать это некому”. 3. В ожидании приговораХуже всего ситуация у тех, кто ждет суда. Эти заключенные в основном содержатся в старых тюрьмах, расположенных в черте города. Условия в этих переполненных тюрьмах (следственных изоляторах) совершенно неудовлетворительные, ср. у Кинга (King, 1994). После вынесения приговора почти всех заключенных переводят в исправительные колонии. Это бараки или общежития, построенные рядом с фабриками. По западным меркам условия и здесь отвратительные, но все же лучше, чем в следст венных тюрьмах. Хельсинки Вотч (Helsinki Watch, 1991) так рассказывает об условиях жизни заключенных в начале 90-х годов (сс. 14-15): Условия в следственных изоляторах просто ужасны. Учреждения, в которых мы побывали, были переполнены, там было душно, жарко летом, холодно зимой. Бутырская тюрьма в Москве, построенная несколько столетий назад как крепость, рассчитана на 3500 человек (Поскольку 10-15 процентов камер обычно либо ремонтируются, либо используются для других целей, есть места только для 3000 заключенных.). 11 июня 1991 г., в день нашего посещения, там размещались 4100 заключенных, из которых 250-300 человек были уже осуждены и ожидали рассмотрения своих надзорных жалоб. В Краснопресненской тюрьме, рассчитанной на 2000 человек, содержатся 2200-2300, на день нашего посещения там было 2264 человек. “Двумстам шестидесяти четырем заключенным негде спать, - сказал начальник тюрьмы, - и они вынуждены спать на полу”. Печально известные Кресты - большая из двух тюрем пятимиллионного Санкт-Петербурга, рассчитана на 3300 человек, но там размещаются 6000-6500 заключенных! Как объяснил нам один ответственный работник: “Чем дальше от Москвы, тем хуже обстоят дела”. Группа сотрудников датской газеты Polittiken (Polittiken, 10 мая 1992 г., Копенгаген.) также описала положение дел в Крестах. Действительно, тяжкий крест - сидеть в восьмиметровой камере вместе с четырнадцатью сокамерниками. “Все мое тело болит, потому что мне никогда не удается вытянуть ноги или расправить спину”, - говорит высокий молодой парень. Он прибыл последним и поэтому должен спать рядом с дверью и открытым туалетом. Еще раз обратимся к Хельсинки Вотч (Helsinki Watch, с. 15): Заключенные сидят или лежат на койках, окна закрыты, а если и открыты - решетки такие частые, что в камеру не попадают ни свет, ни свежий воздух. Двери массивные, в них только глазок или окошко, через которое передают пищу. Вентиляции нет никакой, в камерах летом душно, зимой холодно, освещение тусклое. Тюремное начальство озабочено положением вещей, но надежд на улучшение мало. “Я отлично знаю, какой должна быть тюрьма, - сказал начальник тюрьмы журналистам. - Я был на стажировке в Финляндии. Но мы о таких условиях можем только мечтать”. В первом издании этой книги я высказывался достаточно пессимистично. Сегодня, работая над третьим изданием, могу признать только, что ситуация стала еще хуже. Условия в колониях ужасные, условия в следственных тюрьмах буквально не поддаются описанию. В Москве я видел, как 57 человек сидят в камере размером с небольшой класс, спят в три смены, койки стоят впритык. Много больных, питание недостаточное, все только и ждут передач от родственников, в камерах душно. “Год здесь - как три в колонии”, - говорили заключенные. Более того, условия продолжают ухудшаться. После кризиса 1998 года у правительства России не хватало денег ни на что. В августе-октябре на питание одного заключенного в сутки выделялось две трети рубля (67 копеек). Из этих денег, если нужно, приобретались и лекарства. А летом 1998 года курс рубля к доллару был двадцать к одному. 4. ТуберкулезЗа последнее время стало гораздо больше больных туберкулезом. По данным 1999 года, туберкулез обнаружен у 92 000 из миллиона заключенных. Некоторые получают лечение, но явно недостаточное. У 30 000 человек лекарственно-устойчивая форма туберкулеза. Приговор к тюремному заключению может обернуться еще и приговором к туберкулезу, а то и к смерти. Как сказал Фармер (Farmer, 1998): “Туберкулез в лекарственно-устойчивой форме сам по себе тяжелое наказание”. Вивьен Стерн (Stern, 1999) сообщает о том, что в России 45 колоний для больных туберкулезом. Одна из них находится в Сибири, в Мариинске, в 5000 километрах от Москвы. Главный врач колонии Наталья Вежнина обратилась за помощью в международную организацию “Врачи без границ”. В 1996 году молодой бельгийский врач Ханс Клюге прибыл в Мариинск. На семинаре, организованном в 1998 году Международным Центром криминологических исследований, он так описывал трудности, с которыми ему пришлось столкнуться (Stern, pp. 3-4): В Мариинск прибывают люди уже тяжело больные. Колония переполнена, условий для изоляции больных нет, заключенные сплевывают мокроту повсюду... Нам было трудно работать еще и потому, что у заключенных существует их собст венная иерархия (своеобразное деление на касты.- Н.Кристи)... Мы заставляли их пить молоко при нас, потому что иначе тех, кто находится внизу этой иерархии, били и молоко у них отбирали. Приехав в тюрьму, мы стали лечить заключенных от чесотки, но выяснилось, что сами заключенные против этого. Позже мы узнали, что больные чесоткой могут не опасаться, что их изнасилуют другие заключенные. …Вылечивается всего 40% больных, и этот показатель крайне низок... В основном это подростки (14-18 лет)... Тех, кто не вылечивается за четыре месяца, содержат в одном отделении, поскольку у них может быть лекарственно-устойчивая форма туберкулеза. Мы установили заборы между разными отделениями. Хроники содержались за забором с колючей проволокой - ужасно, что приходится прибегать к подобным мерам в конце двадцатого века. Работая в колонии, доктор Клюге сам заразился туберкулезом. Вивьен Стерн подчеркивает, что эта проблема существует не только в тюрьмах. Заключенные после освобождения возвращаются в свои семьи, возвращаются в общество. За их дальнейшей судьбой никто не следит. На пресс-конференции Наталья Вежнина из Мариинска сказала: Ежегодно из нашей колонии освобождаются 600 человек. Это люди, больные открытой формой туберкулеза, и каждый из них может за год заразить еще 100 человек. Клюге в статье, напечатанной в шведской газете Dagens Nyheter (9 августа, 1999), приводит такой пример: Ежегодно освобождаются 300 000 российских заключенных. Около 10 000 больны лекарственно-устойчивой формой туберкулеза. Если предположить, что каждый из них может заразить 20 человек, то получится, что через 10 лет в России будет два миллиона больных туберкулезом. Хуже всего обстоит дело в следственных изоляторах. Московский Центр содействия реформе уголовного правосудия (1998) описывает условия, в которых содержатся люди, ожидающие суда, то есть заключенные СИЗО: В СИЗО крупных населенных пунктов на каждого заключенного приходится по 1 квадратному метру площади, а в некоторых камерах в два раза меньше. Заключенные вынуждены спать по очереди. Людям даже негде сидеть. Условия в камерах СИЗО удручающие: духота, сырость, смрад. У многих за ключенных кровоточащие язвы на теле, многие больны чесоткой и другими кожными заболеваниями. Они потеют, но в камерах так сыро, что кожа не высыхает. Решетки на окнах такие частые, что в камеры практически не поступает свет. Вдоль стен стоят двух-трехъярусные нары. Во всех камерах, и на 10, и на 100 человек - по одному унитазу и по одной раковине (с. 31). Если бы я там сам не побывал, я бы никогда этому не поверил. Необходимо добавить, что в закрытом, непроветриваемом помещении, в камере на 100 человек, обязательно есть люди, которые больны туберкулезом. Они кашляют и могут заразить других. В Западной Европе борются за то, чтобы в России отменили смертную казнь. Если Россия и соседние с ней страны не перестанут казнить людей, их не примут в Совет Европы. Россия поддалась давлению европейского общества. Сейчас здесь никого не казнят. Заключенные просто умирают. 5. Силы противодействияСидевшие в лагерях Гулага имели одно преимущество: среди них были политические заключенные. Люди, облеченные властью, считали их самыми опасными преступниками, поскольку те совершали преступления против государства. Но постепенно люди научились смотреть на это по-другому. Лагеря Гулага превратились в трудовые лагеря для нежелательных элементов. В конце концов они стали символом политических репрессий. После смерти Сталина наступила оттепель, смягчился и режим в лагерях, заключенные стали получать некоторые послабления. С тех, которые считались “политическими”, началось подобие реформ на благо большинства. И у политических реформ было много последствий, коснувшихся заключенных. А какова ситуация сегодня? Политических заключенных больше нет. Жертвами карательной юстиции становятся прежде всего безработные мужчины. Как в России, так и в США. Российские политики сосредоточили свое внимание на том, что всегда было их сутью, - на борьбе различных группировок, принадлежащих к верхушке общества. Тем, кто находится внизу социальной лестницы, уделяется по-прежнему минимум внимания, да и средств на социальные реформы нет. Их действия расцениваются как преступные, их отправляют в колонии, и больше ничего. Картина получается чересчур мрачная. Но есть и силы, которые направлены на борьбу со сложившейся ситуацией. В России имеется немало высококвалифицированных крупных чиновников. Они считают перенаселенность тюрем одной из основных проблем, и их усилия направлены на то, чтобы сократить число заключенных. Поступают сведения из колоний, руководству которых удалось превратить вверенные им учреждения в самоокупающиеся. В других колониях персонал живет в тех же условиях, что и заключенные. Кроме того, появились группы, оказывающие давление на общество. Одной из самых серьезных организаций является Московский Центр содействия реформе уголовного правосудия (Директор Центра - Валерий Абрамкин, бывший политзаключенный, провел шесть лет в тюрьмах и лагерях), который готовит еженедельную радиопередачу о заключенных “Облака”, выходящую на Радио России, издает книги и брошюры, проводит всероссийские и международные конференции. Одна из них сопровождалась большой фотовыставкой “Человек и тюрьма”, подготовленной Центром (1998 г.). Передвижная мини-выставка экспонировалась в российской Государственной Думе (1999 г.). В холле были установлены стенды с фотографиями из тюрем и колоний. Ежедневно, приходя на работу, депутаты Думы смотрели на фотографии заключенных, сделанные в полный рост. Фотографии не умеют говорить, но казалось, что каждый, изображенный на них, рассказывает свою историю. Возможно, это произвело впечатление и на Владимира Путина, который в сентябре 1999 года, еще будучи премьер-министром, посетил петербургскую тюрьму “Кресты”. “Мир за неделю” (16-23 сентября 1999 г.) писал, что Путин, несмотря на свою сдержанность, был потрясен увиденным в “Крестах” и сказал, что такого нет даже в китайских тюрьмах. 6. Грядущие опасностиПока что не ясно, к чему все это приведет. Я бы выделил шесть моментов, вызывающих наибольшие опасения. Во-первых, в России было создано множество предприятий в колониях, и они играли в экономике страны существенную роль. С приходом рыночной экономики и приватизации эти предприятия стали неконкурентоспособными. В России всегда было много заключенных, однако сейчас это не приносит стране дохода. А это, вполне вероятно, может привести лишь к дальнейшему ухудшению условий содержания заключенных. Во-вторых, в России развитая административная система исправительных учреждений. Здесь по-прежнему есть “командная администрация”, централизованная, многоуровневая. Чиновники, среди которых милицейские чины и прокуроры, имеют разнарядку по количеству арестованных, по количеству выносимых приговоров, что также не способствует сокращению числа заключенных, - поскольку показатели успешной работы этих функционеров основываются на количестве задержанных. Кроме того, по традиции прокуроры облечены гораздо большей властью, нежели судьи. Редко когда судья может в обход прокурора освободить подозреваемого. Чаще всего дело посылается на доследование, а подозреваемого отправляют обратно в тюрьму. Мало пользы и от мягких приговоров, вынесенных судьями низшего звена, поскольку после апелляции эти приговоры заменяются на более суровые. Гораздо лучше, если эти судьи выносят суровые приговоры, поскольку в таких случаях высшие инстанции могут их смягчить. Все это видно на досудебной стадии, которая в среднем длится до десяти месяцев, но, как пишет Абрамкин, многие обвиняемые вынуждены ждать решения суда от года до шести лет. Официально считается, что суд должен состояться не позже, чем через полтора года. Но суд может откладываться по разным причинам, и все это время обвиняемые содержатся в СИЗО. Абрамкин пишет (Абрамкин, 1996, с. 101): ...Главной причиной переполненности следственных изоляторов является совершенно абсурдная уголовная политика государства: не имея средств на содержание огромного количества заключенных и раздутого штата ряда правоохранительных служб, на строительство новых тюрем, государственные органы провоцируют волну необоснованных арестов, неразборчивость в применении жестких санкций уголовного преследования. В уголовной политике властей совершенно не проявлены ориентиры в решении вопроса обеспечения оптимальной безопасности общества. При общем падении уровня бытовой преступности, росте организованной и профессиональной преступности, силы и средства, которые тратятся на неопасные и опасные виды преступности, совершенно неадекватны реальной ситуации. В-третьих, все это происходит при отсутствии необходимых денежных средств и нехватке персонала. Получается замкнутый круг: недостаточно охранников на такое количество заключенных, а также не хватает мест для их содержания В-четвертых, есть внешние факторы, которые оказывают влияние на рост числа заключенных. Россия переняла от Запада некоторые модели экономического мышления, а средства массовой информации делают деньги на материалах о преступности. Однако нет способов защиты тех, кто выпадает из системы, нет и должного контроля над новыми бизнесменами. В-пятых, в России существует некая амбивалентность между рыночной экономикой и изменениями, ею вызванными. Жизнь трудна, ее условия не меняются достаточно быстро, ситуация нуждается в объяснении. Очень просто во всем обвинить “мафию”. Бекман (Backman, 1998) считает, что образ русской мафии скорее работает на Голливуд, а не на тех, кто, как предполагается, управляет этим в России. Роулинсон (Rawlinson, 1998) описывает (сс. 354-355), как средства массовой информации пытаются представить русских мафиози: Интервью с русскими гангстерами так популярны, что для дальнозорких антрепренеров они стали новой индустрией. Мелкие члены банд и даже просто “крутые” ребята за хорошую плату с радостью раздают интервью журналистам. Другими словами, образ мафии оказался очень полезным. Не только для кинематографа и журналистов, но и для простых людей, которые хотят понять, как получилось, что те, кого в былые времена считали преступниками, теперь вдруг оказались преуспевающими бизнесменами. В них обыватели видят и причину всех своих несчастий. Кроме того, российские власти используют борьбу с мафией как повод для усиления полномочий Министерства внутренних дел, в частности, различных подразделений милиции. В России, конечно же, существует организованная преступность, как в высших слоях общества, так и “в низах”. Однако проблема куда сложнее, чем ее пытаются представить. Сейчас мы в нее углубляться не будем. Достаточно сказать, что вера в мафию - серьезный социальный фактор, имеющий множество последствий, в том числе и для лиц, отбывающих наказание. Влиятельные лица редко попадают за решетку. Однако борьба с ними узаконена, идет война, и в ходе этой войны многих людей держат в тюрьмах, причем подолгу (Более подробный анализ мафии дан в статье, названной мной “Потребность в мафии. О социальной функции расплывчатых терминов” (А much needed Mafia - on the social function of sloppy terms. Christie, 1999)). И, наконец, в-шестых. Рост количества заключенных в России связан и с тем, что многие реформаторы с Запада призывают Россию бороться с преступностью, особенно с употреблением и распространением наркотиков, так же, как борются они сами: посмотрите на Скандинавию или на США! Я встречался с депутатом Думы - судя по количеству телефонов в его кабинете, весьма влиятельным. Он произнес длинную речь о необходимости искоренить наркотики в России, рассказал о том, как один наркоман приводит за собой десяток новых. Идеи, которые он декларировал, уже оказывают огромное влияние на страну. И это неминуемо приведет к увеличению количества заключенных. ***В нынешней ситуации самая серьезная опасность заключается в том, что в СИЗО будет еще больше заключенных, ожидающих суда, а колонии перестанут быть производственными комплексами и станут лишь местами заключения. Даже признавая наличие у российского тюремного руководства значительной доли идеализма и благих намерений, можно опасаться, что условия содержания заключенных ухудшатся настолько, что это неминуемо повлияет на жизнь всего российского общества. В политике России также происходят некоторые изменения. 26 марта 2000 года Президентом РФ был избран Владимир Путин. Перед выборами он выступал за закон, порядок, сильную государственную власть. “Чем сильнее государство, тем свободнее его граждане”, - таков был один из его тезисов. “Демократия - это диктатура закона”, - заявлял он. Думаю, это не самая подходящая программа для сокращения количества заключенных или хотя бы для ограничения роста. |
|