"…преодоление преступности — это одна из дорог в цивилизованное общество. И путь к нему (через преодоление преступности) России предстоит очень и очень долгий. Теперь, после десятилетия реформ, проведенных по большевистскому принципу "красногвардейской атаки", стало очевидно, что речь будет идти не о нескольких годах, а о нескольких десятилетиях"

Криминализация экономики и общества - жизнь под "крышей"

Р. Рывкина

Сегодня Криминализация общества не только не секрет, но, напротив, "общее место" (см., напр.: Исправников В.О., Куликов В.В., 1997; Russian Organized Crime, 1997; Tanner A., 1997; Leitzel J, et al., 1995). По выражению Г. Явлинского, страна стала "криминальной олигархией с монополистическим государством". Бывший глава правительства В. Черномырдин в свое время констатировал наличие "тотальной криминализации российского общества". Уважаемые журналисты (Ю. Щекочихин, П. Вощанов и др.) по каналу НТВ на всю страну информировали: "Страна — бандитская, власть — коррумпированная. Все, что раньше считалось пороком, сегодня — это детские шалости. Ни одно громкое Дело (убийства Листьева, Холодова, Меня, теракт на Котляковском кладбище и др.) не раскрыто. Документы, которые кладутся на стол власти, остаются без внимания. Прокуратура тоже молчит. Сложилась атмосфера всеобщего? порока". О том же говорил и бывший министр внутренних дел А. Куликов. По его оценке (июль 1997 г.), 40 тыс. предприятии контролируются бандитами. По мнению А. Тулеева, по всей цепочке — от производителей угля до его потребителей — сидят 6-7 посредников — "банда на банде сидит". В этом он видит причину дороговизны угля.

Кого конкретно, каких лиц имеют в виду все процитированные мной уважаемые лица — Явлинский, Черномырдин, Щекочихин, Тулеев? Сложность в том, что понятия "бандит" и "криминал" в России 90-х гг. приобрели двойной смысл. Они обозначают, во-первых, профессиональных преступников; во-вторых, чиновников, находящихся в контакте с преступниками. Поэтому не случайно широкое распространение получило понятие "коррумпированность власти": в нем отражено происшедшее в России сращивание власти и криминала. По справедливому мнению Ю. Латыниной, у субъектов российской экономики, в частности у директоров промышленных предприятий, есть немало оснований считать, что "главный бандит — государство", поскольку теневые финансовые операции (обналичивание стоимости товаров путем продажи их через теневые фирмы) порождаются чрезмерными налогами (Латынина Ю. Деньги по-российски//Известия. 1997. 30 янв.).

Эта ситуация рождает новые вопросы, в частности о том, как изменилось влияние преступности на развитие экономики и общества на этапе перехода к рынку. Но прежде всего надо уточнить, какие новые виды преступности появились по сравнению с теми, которые имели место в эпоху СССР.

Если говорить о коррупции в аппарате власти, то хотя она имела место и до нынешнего этапа перехода к рынку, но масштабы сращивания госчиновников и криминальных группировок в России эпохи перехода к рынку, по-видимому, беспрецедентны. В частности, преступные "крыши" захватили и успешно выполняют функции, которые должно выполнять государство, но в силу своей слабости выполнять не может, — собрать налоги, обеспечить безопасность граждан и предприятий, выполнение принятых законов.

В годы реформ богатый конкретный материал о развитии экономической преступности систематически дает пресса. Обращение к ней чрезвычайно полезно, так как журналисты ведут глубокие и подчас долгосрочные расследования, компенсируя дефицит открытой информации по этой теме. Приведу хотя бы один пример. Обозреватель "Известий" Степан Киселев в статье "История про короля, который не хотел делиться" рассказал о результатах журналистского расследования по делу пермского бизнесмена Дмитрия Рыболовлева. “Хозяин коммерческой палатки нуждается в "крыше" местных хулиганов. Средний бизнес берут под свое покровительство средней руки криминальные авторитеты. Крупному же бизнесу нужна крутая "крыша", построенная на политическом влиянии и коррупции” (Известия. 1996. 20 дек.). "Крыша" судит, защищает и собирает налоги на содержание собственного аппарата насилия, т. е. на эффективную, но криминальную власть, живущую в теле дряхлеющего государства. "Крыша" ставит кураторов на все заводы. Выдавая их за акционеров, "крыша" собирает информацию о ходе дел на предприятии и диктует свои условия. Она ставит своих людей и обеспечивает распределение в свою пользу. Например, во многих случаях "крыша" устанавливает коэффициенты отчислений от прибылей тех или иных фирм, созданных при предприятиях, идущих на материнское предприятие. "Крыша" — это параллельная власть, существующая наряду с открытой, например с властью владельцев контрольных пакетов акций. "Крыша" использует стандартные криминальные способы — угрозы, убийства — для запугивания и устранения владельцев предприятий, нарушивших те или иные "обязательства". Нередко именно "крыша" возбуждает судебные дела с подставными лицами, смысл которых в том, чтобы спрятать заказчиков убийств. Она запугивает работников судов и прокуратуры, исключая возможность не только наказаний, но и выявления истины. И чем крупнее бизнес, тем более мощной должна быть охраняющая его "крыша".

Такова сложившаяся практика. Того, кто не делится, убивают. Не случайно фраза бывшего министра финансов Лившица, сказавшего: "Надо делиться", вошла в повседневный лексикон политиков и бизнесменов.

Имея в виду, что суррогатные деньги предприятий скупают банки с помощью госчиновников, Ю. Латынина пишет: “Полузаконность всех операций с "мертвыми" деньгами предоставляет невиданные возможности мошенникам: чуть ли не вся московская оборонка погорела от одной фирмы, которая собрала отовсюду ГКО, перепродала их Мосстрою", да и пропала, не заплатив” (Латынина Ю. Деньги по-российски). Структура такая: предприятие задолжало по зарплате сколько-то миллиардов рублей. На эти деньги оно завышает свои расходы на покупку товаров у коммерческих структур. Далее оно или перепродает расходы, или кладет их в банк под проценты. Например, так использовались "конверсионные деньги". Уполномоченные банки на бюджетные деньги в огромных масштабах покупали ГКО и прокручивали их "в обход бюджетников". Рост стоимости ГКО усиливает этот процесс и придает экономике еще более "виртуальный" характер. Его следствия — нереальность бюджета и "приватизация налогов", т. е. превращение их в подарки чиновникам.

С социальной точки зрения "виртуальность экономики" — это результат срастания официальной экономики с криминальной. Например, 10 % частных охранных фирм являются криминальными, не имеют лицензий. Огромное их количество работает в контакте с государственными, как единая система.

Новым процессом для эпохи перехода к рынку является и криминализация социальной структуры российского общества в связи со значительным ростом численности "групп риска", которые появились в период рыночных реформ. Это обнищавшие слои населения; определенная часть безработных и фиктивно занятых; "социальное дно" из числа нищих, бомжей, беспризорных детей и подростков, вышедших из тюрем, и др.; некоторые группы беженцев из "горячих точек" бывшего СССР; неустроенные лица, демобилизованные из армии и находящиеся в состоянии "поствоенного шока". Такие категории населения в той или иной мере представлены в любом обществе. Но в нынешней России таких людей неизмеримо больше. Прав Борис Синявский, который пишет: "В России сегодня асоциальных групп больше допустимого, и количество их растет ежедневно... Россия люмпенизируется масштабно и стремительно. На дно опускаются миллионы, с тем, чтобы никогда уже не подняться. Разросшиеся до невообразимости асоциальные слои порождают асоциальную мораль и тиражируют ее не только в своей среде, но и в обществе в целом".

Например, если говорить о безработных, то надо различать две категории: 1) полностью безработных (включая стоящих на учете в службах занятости) и 2) фиктивно занятых, которые в связи с невыплатами зарплаты являются кем-то вроде полубезработных. Криминогенность второй категории в принципе большая, чем первой, так как они продолжают находиться на предприятиях и имеют возможность использовать их ресурсы для выживания. Отсутствие нормальной работы и нормальной оплаты труда у миллионов таких работников стимулирует массовые хищения на предприятиях. Хищения были и в СССР, но нынешняя беспрецедентная ситуация невыплаты зарплаты сделала хищения не только массовыми, но и как бы социально оправданными. Достаточно напомнить об отнюдь не единичных случаях, когда специалисты по уникальной технике, включая и оборонную, продают ценные данные иностранным фирмам и, если там не содержится сверхсекретной информации, их действия не вызывают особого осуждения. Тем более не осуждается продажа на улицах посуды и других изделий, получаемых работниками предприятий вместо зарплаты.

Криминогенную роль играет и "социальное дно". Эта категория включает самые разные социальные слои — от беспризорных детей и подростков до бомжей и нищих. Какой-либо официальной статистики численности этой категории нет, есть лишь косвенные данные по отдельным составляющим. Например, за период с 1991 по 1996 г. значительно выросло количество осужденных подростков 14-17 лет — с 85 028 человек в 1991 г. до 120 595 в 1997 г., т.е. на 42% (Преступность и правонарушения (1991—1995): Стат. сб. М., 1996. С. 49). Это показатель роста преступности за счет данной "группы риска". По-видимому, растет преступность за счет бомжей, нищих и других групп "социального дна", хотя точных данных об этом нет.

Весьма криминогенной категорией являются беженцы из "горячих точек" бывшего СССР. Например, появление в городах России беженцев из разных районов Кавказа и внедрение их в сферу рыночной торговли породили новые формы противоправного поведения в этой сфере: создание кордонов, препятствующих свободному проникновению на рынки; взимание дани с русского населения за торговлю на рынках; поборы с тех, кто отказывается от участия в криминальных сделках, и др. Во всем этом участвуют работники местных правоохранительных органов: сложившаяся ситуация вполне устраивает их, поскольку они кормятся за ее счет.

Судя по материалам прессы, структура асоциальных и криминальных групп в России в последние годы становится все более разветвленной за счет возникновения новых форм криминального бизнеса. Например, появилась категория сутенеров, зарабатывающих на вовлечении детей в разного рода сексуальные отношения, на организации связей бездомных детей с сексоманами из числа гомосексуалистов и пр. Легко предположить, что эти же сутенеры занимаются и "доставкой" тех же бездомных детей в воровские "малины" для вовлечения их в преступную деятельность. Таков же механизм вовлечения в криминальные группировки проституток, наркоманов, бомжей и других девиантных категорий населения. Для таких групп попадание в преступную среду нередко оказывается решением их проблем.

Из приведенных примеров видно, что рыночные процессы в России не просто привели к росту преступности, а породили качественные перемены в структуре экономики и общества, которые сказываются на всем облике общества, в частности, на структуре занятости населения (например, появление зарабатывающих попрошайничеством, включая использование для этой цели детей).

Из приведенного материала видно, что криминализацией в постсоветской России "захвачены" два вида социальных структур: 1) государственный аппарат всех уровней, т. е. чиновничество, и 2) социальная стратификация, т. е. разные социальные группы и слои общества. Значит, происходит криминализация как государства, так и общества в целом. Хотя причины этого процесса здесь не рассматривались, но ясно, что если нынешние темпы криминализации в России сохранятся, то масштабы этого процесса станут угрожающими.

И все же каковы перспективы? По большому счету, т. е. в смысле конкретной программы если не преодоления преступности, то, по крайней мере, ее ощутимого снижения, можно сказать лишь следующее:

1) преодоление преступности — это одна из дорог в цивилизованное общество. И путь к нему (через преодоление преступности) России предстоит очень и очень долгий. Теперь, после десятилетия реформ, проведенных по большевистскому принципу "красногвардейской атаки", стало очевидно, что речь будет идти не о нескольких годах, а о нескольких десятилетиях;

2) характер этого пути зависит от многих факторов, которые будут рассматриваться в следующих главах книги. Но ясно то, что выход из криминализации российское общество будет искать и находить исходя из своих социальных ресурсов, опираясь на собственные здоровые силы. Хотя видится общий путь выхода, аналогичный тому, который описан Эрнандо де Сото в его книге "Иной путь" (Де Сото Э., 1995), но Россия все же не Перу. И, несмотря на наличие удивительно схожих социальных групп и взаимоотношений, конкретные шаги истории в России будут другими (О наличии некоторого прогресса в сторону "декриминализации" свидетельствует постепенное упорядочение Уголовного кодекса. Это отражено в учебном пособии "Преступления в сфере экономики" (см.: Верин В.П., 1999))

Из приведенного материала видно, что в период либерализации экономики в России, в 90-х гг., все составляющие общественной жизни — социально-экономическая, политическая и правовая — были действительно трудны для жизни, сверхпроблемны и даже опасны. Не случайно тема "социального взрыва" не сходила с полос газет и с экранов телевизоров.

С приходом нового президента, при всем расположении к нему страны (52%-я поддержка на выборах), все понимают, что стоявшие в ельцинский период проблемы остались. Как они не были решены в 90-х гг., так не решены и в 2000 г. Это дает основание многим политикам и ученым говорить о провале реформ в России (см., напр.: Петраков Н.Я., 1998). Поэтому постоянно возникают те же самые вопросы: куда идет страна? удастся ли новому правительству вывести экономику из кризиса? снизится ли конфликтность? и т.д. Ответов же — достаточно полных, основанных на надежной информации — почти нет.