|
|
Судебные прения продолжаются.Слово для участия в прениях предоставляется подсудимому Дмитриеву.Подсудимый Дмитриев: Уважаемый суд! Уважаемые присяжные заседатели! Сегодня государственное обвинение отказалось от обвинения меня по двум статьям – похищение и угон. Я не признаю себя виновным ни по одной статье. Также прошу учесть, что даже по служебному подлогу, по которому сроки давности истекли, вины я не признаю. Меня обвиняют в следующих преступлениях: злоупотребление служебными полномочиями, повлекшие тяжкие последствия – т.е. использовал служебные полномочия вопреки интересам службы, при чем, сделал это из корыстной заинтересованности. Само по себе задержание подозреваемых в совершении преступлений предполагает ограничение свободы. На момент задержания Царцидзе сроком такого задержания являлось три часа. Передо мной стояла задача задержать подозреваемого в совершении преступлений, что я и сделал. Доставил его в о/м, при этом, у меня не вызвало сомнения, что я участвовал в задержании именно преступника, т.е. действовал в интересах службы, и никак иначе. Данная статья также предусматривает корыстную заинтересованность. Однако факт такой заинтересованности, как на предварительном следствии, так и в суде, не был ничем подтвержден. Мои показания не расходились с показаниями стороны обвинения. Меня также обвиняют в превышении должностных полномочий: что я, как должностное лицо, совершил действия, явно выходящие за пределы моих полномочий, что повлекло наступление тяжких последствий. При этом данное деяние было совершено с применением: насилия, которого я никогда не применял в отношении Царцидзе, специальных средств, которые были применены к нему законно, так как он оказывал неповиновение, что он сам не отрицает, с применением тяжких последствий. Это, кстати, понятие субъективное. И оценивать это суду, в том числе вам. Я не признаю себя виновным в совершении данного преступления, так как я не понимаю, в чем я явно вышел за пределы моих полномочий. Ни на предварительном следствии, ни на суде я не услышал четкой аргументации тех действий, которые, по мнению государственного обвинения, является превышение должностных полномочий. При задержании Царцидзе я применял физическую силу лишь для того, что вывести его из машины. Данные действия предусмотрены законом и могут иметь место при задержании. Во время задержания на Царцидзе также были надеты наручники. Я не считаю, что мои действия, как сотрудника милиции, повлекли те последствия, которые возникли у Царцидзе (в том числе и его заключение под стражу и т.д.). В совершении служебного подлога, по которому срок давности истек, своей вины я не признаю. Те документы, которые я составлял и которые должен был составить, я делал со слов Ласкеева. Все документы были составлены в присутствие двух понятых. Статья обвинения – тяжкие и особо тяжкие. По закону, чтобы вынести обвинительный вердикт, нужны веские доказательства, а чтобы оправдать нужны только сомнения. Слово для участия в прениях предоставляется подсудимому Агаркову.Подсудимый Агарков: Уважаемые присяжные заседатели! Все мы выполняли свой служебный долг - задержали лицо, которое сбыло наркотическое средство. Ни, ни мои товарищи не знаем и никогда не знали Мирилашвили и других лиц из его окружения. Мы ни от кого не получали никаких денежных вознаграждений. Акцентировалось внимание на то, что мы хотели дискредитировать показания Царцидзе как свидетеля. Но насколько мне известно, в Верховный Суд РФ не вызывают свидетелей, и им вообще не интересно, где эти свидетели находятся и чем занимаются. Сегодня прокурор сказал, что даже Мирилашвили в нашем деле не фигурирует. Тогда я вообще не знаю, какой нас тогда был мотив. Зачем нам надо было тогда фальсифицировать материал? Вот уже девятый месяц мы находимся под стражей и выясняем, была ли все-таки закупка или нет. Все наше обвинение строится на словах, в частности – жены, тещи, подруги тещи. Но все эти люди – никто ничего не видел. Просто кто-то где-то когда-то рассказал. Также среди свидетелей обвинения есть сотрудники ФСБ. В частности, сотрудник ФСБ Гуренков проводил у меня обыск. Он также поддерживает версию Царцидзе. О чем они там разговаривали, нам не известно. Все друг другу звонили, общались, но никто ничего не видел. По поводу показаний Ласкеева здесь говорить нельзя. Но я думаю, вы догадываетесь, откуда они появились. Он менял показания раз 5 и продолжал их менять до последнего, т.е. не оставлял попыток рассказать правду. Что я могу сказать про Рому Дмитриева? Он посидел несколько месяцев в тюрьме, а потом стал говорить, как сейчас, и вышел. Но даже то, что он говорит, он говорит уклончиво. Все-таки совесть есть у человека. Мы знакомы с ним долгое время, ничего плохого про него не могу сказать. Просто человек не выдержал такого стечения обстоятельств. У него родился маленький ребенок, его посадили в тюрьму. Я понимаю, но у нас всех такие же обстоятельства. Дело сфальсифицировано. Расследование по делу велось необъективно. О каком объективном расследовании можно говорить, когда прокурорское следствие откровенно игнорирует уголовный кодекс и вменяет все статьи подряд, которые вообще не могут быть нам, как сотрудникам, вменены… Председательствующий останавливает подсудимого Агаркова и просит его не касаться юридической оценки вменяемых ему действий, поскольку такие вопросы не находятся в компетенции присяжных заседателей. Подсудимый Агарков продолжает: По делу во время предварительного следствия не был допрошен ни один из наших свидетелей, которые заявлялись в ходатайствах неоднократно. Что мы могли представить из доказательств нашей невиновности, мы представили. Хотя, сидя в тюрьме, мы лишены право состязательности процесса. Председательствующий останавливает Агаркова и просит присяжных заседателей не принимать во внимание данное заявление, как не соответствующее действительности. Подсудимый Агарков продолжает: Прошу заметить, что в своем выступлении государственный обвинитель Бундин откровенно искажал факты. По мелочи – но неприятно. Романюк не говорил, что в 17:00 меня привозил. Он-то как раз и говорил, что привез меня в 16:00. Инспектор ГИБДД Плесковский не говорил в своем объяснении, что он – один. Он просто не называл фамилию своего напарника. Хотя вообще своей подписи в объяснении он не узнал, но, тем не менее, этот документ все равно предъявляется. Также уже упоминалось, что для того, чтобы сфальсифицировать дело в отношении Царцидзе, нас не надо было привлекать гражданина Ласкеева. К тому же, до этого я его вообще не знал, дел с ним не имел и не собирался иметь. Нам было бы проще не вовлекать в это «щекотливое» дело посторонних, а оформить все на одного из сотрудников. Но прокурор сказал, что это – хлопотно, надо входить в доверие, какие-то наркотики закупать. Если уж надо было сфальсифицировать, то можно было сделать это и так. На самом деле все это было. Ласкеев действительно был закупщиком. Просто никто не знал, что так все обернется, что у Царцидзе такие «связи». Мы и не думали, что задержание рядового наркоторговца может повлечь такие последствия. По поводу какой-то «связи». 24 о/м не имеет и никогда не имел отношения к Мирилашвили и подобным лицам, тем более, его «связям». И в судебном заседании не было представлено ни одного доказательства об этом. Откуда-то взялась «загадочная» сумма – 20 тысяч долларов. Я считаю себя и своих товарищей невиновными. Закон мы не нарушали. Вот адвокат также говорил, что если нас освободят, мы вернемся обратно. Нам будет достаточно трудно, если за каждое задержание, мы будем год проводить в тюрьме, чтобы доказать, что мы не виноваты. После всего этого особого желания дальше продолжать этим заниматься нет. Если вы считаете, что слов заинтересованных лиц – родственников, соседей, сотрудников ФСБ, которые работали по делу Мирилашвили, по нашему делу, - достаточно, чтобы вынести обвинительный вердикт в совершении преступлений, которые мы не совершали, то это – ваше решение. Слово для участия в прениях предоставляется подсудимому Лукьянчикова.Подсудимый Лукьянчиков: Уважаемые присяжные заседатели! Когда я пришел на службу в 24 о/м, то руководство после двух лет безупречной службы наделило меня полномочиями борьбы с наркотиками. Данную работу я проводил безупречно… Председательствующий останавливает подсудимого Лукьянчикова и просит его не касаться оценки его служебной деятельности, а давать оценку доказательствам. Подсудимый Лукьянчиков продолжает: И задерживая очередного наркоторговца, мы вряд ли могли подумать, что дело может обернуться таким образом – что мы попадем в тюрьму, что на нас будет оказываться давление, что в нас будет «тыкать» пальцем наркоторговец, говорить, что мы – «оборотни в погонах», ставить «клеймо». Я – офицер, старший лейтенант милиции, и преступлений, в которых меня обвиняют, я не совершал. У меня так же, как и у Дмитриева, есть родственники, дети, но моя совесть и совесть моих товарищей не позволила мне принять сторону прокурора. Я не считаю, что должен оговаривать себя и своих товарищей. Что касается свидетелей обвинения, я хочу обратить ваше внимание на то, что сотрудник РУБОП Костин, давая показания, сказал, что 15.10.2003 г. днем он якобы звонил «всем подряд» и говорил, что Царцидзе похитили. Также он пояснил, что звонил прокурору Бундину. Но почему-то прокурор Бундин не стал свидетелем… Председательствующий останавливает подсудимого Лукьянчикова и указывает на необходимость держаться рамок предъявленного ему обвинения, а присяжных заседателей просит не принимать во внимание данное заявление. Подсудимый Лукьянчиков продолжает: Как уже сказал адвокат Кожохин, для решения всех вопросов по делу, достаточно было одной видеокассеты с видеокамеры дома Царцидзе, которая стояла и стоит там до сих пор. А та видеокассета наверняка была. По поводу Ласкеева. Он неоднократно проводил с нами закупки, и ничего подобного не было. Все материалы доходили до суда, никто не уходил от ответственности. Царцидзе здесь сказал, что для него и для его нации наркотики – «большой грех». Я просто хочу сказать Царцидзе (подсудимый Лукьянчиков обращается к потерпевшему) – посмотри свою справку о судимости… Председательствующий останавливает подсудимого Лукьянчикова, делает ему замечание и указывает, что он должен обращаться к присяжным заседателям, а не к другим участникам процесса. Председательствующий просит присяжных заседателей не принимать данное высказывание подсудимого во внимание. Подсудимый Лукьянчиков продолжает: Я бы вообще о грехах Царцидзе не говорил. Слово для участия в прениях предоставляется подсудимому Егорову.Подсудимый Егоров: Уважаемые присяжные заседатели! Уважаемый председательствующий! Я хочу вернуться к речи, с которой начал прокурор Бундин. Там некоторые фразы он недосказывал. Например, о том, что Телешова якобы увидел в окно, что ее мужа похищают, прокурор сказал, что она попросил маму принести ручку. Но он не сказал зачем. А Телешова сказал, что для того, чтобы записать номер машины, на которой увозят Царцидзе. Этот номер оказался «404» - регистрационный знак на техпаспорте машины Лукьянчикова. Однако в ходе судебного следствия было установлено, что Лукьянчиков менял госномера, поэтому Телешова никак не могла видеть номер «404» на той машине. На этом автомобиле через две недели после задержания мы приехали к ней на обыск. Тогда она и увидела этот номер. Все мы люди разумные. Но про видеокамеры мочалили все, пока я не сказал о их существовании. И вдруг через три года «рождается» справка о видео камерах, согласно которой эти видеокамеры стояли для наружного наблюдения, но ничего не записывали. Я это не отрицаю, но мы-то этого не знали. Поэтому, если допустить, что мы хотели похитить Царцидзе, то мы «в своем уме», чтобы похищать его при видеокамерах. К тому же, у дома, где его могла видеть жена. Кстати, вполне возможно, что она бы вышла следом. Никто же не знал. А тут вдруг появляется эта справка. Сосед, о котором тут так много говорили, вообще говорил, что к Царцидзе кто-то подъехал, и он с ними уехал. Также он говорил, что там были автомобили с нетонированными стеклами. В крайнем случае, если его надо было так задержать, он бы отъехал от дома, его бы где-нибудь остановили сотрудники ГАИ, а мы бы в отсутствие свидетелей его задержали. Нет, мы «устроили цирк» у дома. Но эта версия тоже понятна. На Народной, д.2 Царцидзе своих свидетелей не найти. Как ему уйти от уголовной ответственности? Не может же он сказать, что там его жена прогуливалась. Поэтому и родилась версия – у дома. Еще хотелось бы обратить внимание на жену Царцидзе. Она говорит, что звонила Гуренкову, и ей этого достаточно, по 02 не дозвонитья. А ведь Гуренкову и Костину было достаточно в свою дежурную часть позвонить и сообщить о преступлении, назвать номера, которые видела жена, объявить розыск. Все было бы зарегистрировано. Дальше они могли бы сказать жене – иди в о/м, напиши заявление о похищении. Тогда пойдет сводка. А она пришла в о/м? Позвонила 02? Также прокурор говорил, то мы подбросили наркотики в машину, что Агарков что-то там разделил. Я думаю, все уже поняли, что наркотики были не те. Суть не в этом. Прокурор сказал, что, если мы не сможем привлечь его за торговлю, то точно привлечем за хранение. Но ему-то хранение не вменялось! А мы бы в таком случае вменили и торговлю, и хранение. «Сорвалась» бы торговля, осталось бы хранение. Но ему хранение никто не вменял. Если бы ему «подкидывали» наркотики (он сидел в наручниках), мы бы ему в карманы положили. Было при нем изъято. А как можно из автомобиля привлечь? Прокурор, наверное, лучше знает. По закупщикам – то, что мы не могли выступать закупщиками. Надо сделать одну закупку, потом вторую. Это значит совершать преступления? Человек продает наркотики, а мы должны закупать и закупать. Это - несерьезно, прямо скажем – несерьезно. По поводу Царцидзе. Хочу сказать, что Царцидзе, пока мы находились в «Крестах» сам оказывал давление на наших родственников. В частности, им было совершено нападение на мою жену здесь. В здании суда он пытался сбросить ее с лестницы… Председательствующий останавливает подсудимого Егорова, делает ему предупреждение и просит его держаться в рамках предъявленного ему обвинения, а присяжных заседателей не принимать данные заявления во внимание. Подсудимый Егоров продолжает: Еще я могу добавить, что если бы жена Царцидзе видела нас при похищении, то она бы опознала нас на обыске. Но она не сказала, что видела нас раньше. Тогда на обыске я сказал адвокату Курчановой, что она защищает наркоторговца, и, когда трое ее детей вырастут и станут наркоманами, она пересмотрит свое мнение. У всех есть дети. А торговать наркотиками, даже под прикрытием ФСБ, мягко говоря, – нехорошо. А Царцидзе, человек не работающий, покупает новую квартиру, машину, каждый день приходит в судебное заседание. Где он работает? Где он деньги берет? Как он семью кормит?.. Председательствующий делает подсудимому Егорову предупреждение, указывая на необходимость держаться сущности предъявленного ему обвинения. Подсудимый Егоров продолжает: Также со стороны обвинения есть такой свидетель Костин, которому Царцидзе в тот день должен был привести 6 тысяч рублей. Человек, выходя из дома с утра, который должен отвезти другу 6 тысяч рублей, берет с собой 50. Странно – тебя друг просит 6 тысяч, ты выходишь с пятьюдесятью. Где логика? Логика в том, что он на 50 тысяч к вечеру наторговал. |
|