Александр Коцюбинский, научный руководитель отделения внебольничной психиатрии НИИ им. В. М. Бехтерева и писатель Александр Мелихов, в “Петербургском ЧАСЕ ПИК”, №4 (107)

Отказываясь принять меньшее зло, мы выбираем большее

Александр МЕЛИХОВ

Во время перестройки, когда у нас внезапно открылись глаза на все, на что мы их прежде старательно закрывали, из нашей груди вырвался единодушный крик негодования: "Как - судьи отправляли в тюрьму невинных?! Как - психиатры держали в лечебницах здоровых?!" И ради предотвращения подобных ужасов в подступающем либеральном будущем было решено освободить судей от всякой ответственности, а психиатров, напротив, лишить малейшего права на принуждение (разве что гражданин начнет публично кидаться на людей или кромсать себя ножом). Почему именно так, а не наоборот, почему не сделали независимыми психиатров, а судей не лишили малейших прав распоряжаться человеческими судьбами - кто же спрашивает логики с охваченного мифотворческим порывом благородного общества: ветру и орлу, и сердцу девы закон не писан.

К счастью, характер выпадавших на мою долю потрясений не открыл мне возможностей самолично убедиться в кристальной честности судейского сословия, но психиатров в их естественной среде повидать, к сожалению, пришлось. И это были вполне порядочные люди, по крайней мере, в сравнении со мной. То есть жизнь за правду они отдали бы не очень охотно, но по собственной воле творить какие-то мерзости, уж конечно, не стали бы. Они и сегодня очень достойно участвуют в коллективном подвиге российской интеллигенции, не замечаемом ни ими самими, ни средствами массовой информации (поглощенными не теми, кто что-то делает, но почти исключительно теми, кто что-то делит): врачи, разумеется, ворчат из-за всяких нехваток и бардака, но продолжают возделывать наш общий сад. Хотя участок им выпал далеко не самый легкий. Зато, если что-то получится, и оснований для гордости у них оказывается побольше, чем у многих прочих.

Но и оснований для раздражения у них гораздо больше, когда их лишают возможности помочь страдальцам, коих Господь в гневе своем почему-то пожелал покарать отнятием разума. А Он иногда умеет это делать очень тонко, - не сразу и поймешь, болезнь это или "искания". Вот, например, мальчик из хорошей семьи, страдающий колебаниями настроения. Одаренный юноша увлекается наукой, искусством, спортом - и вдруг отчаяние, тоска, "все бесполезно", он бросает то школу, то институт, гонит прочь нежно любимую невесту, глушит душевную боль транквилизаторами, алкоголем, где-то в дурной компании, в подвале режет вены: В травмпункте его зашивают и отпускают на волю: сегодня суициденты - и это очень правильно! - уже не считаются душевнобольными. Но заодно - коль рубить, так уж сплеча! - они не считаются и таким "контингентом", который нуждается в повышенном внимании.

Тем не менее, достигнув какого-то "дна", парень находит силы, житейски выражаясь, взяться за ум: снова поступает в институт, снова увлекается какой-то наукой, на коленях просит прощения у оскорбленной невесты, снова спортзал, хорошие книги - и через год-два новый срыв, еще более глубокий. А годы идут, и оснований для каждого нового срыва становится все больше: Родители уже догадываются, что это не просто "трудный характер", что парня надо лечить, и психиатры вполне уверенно подтверждают: да, это тяжелая болезнь. Но лечить мы ее имеем право только с согласия больного, иначе будет затронута верховная либеральная святыня - Права Человека. Но ведь болезнь в том и заключается, что несчастный, наоборот, чувствует себя прозревшим: все радости, достижения были мишурой, подлинная суть жизни - безнадежность и бессмыслица, вот и лорд Байрон писал, что меланхолия - это оптический прибор, через который нам удается разглядеть истину: Разве лорд Байрон пошел бы в больницу по доброй воле! "Значит, мы ничего не можем сделать. Мы даже уговаривать не имеем права - мы можем только рекомендовать". Родители стоят на коленях: сейчас, когда его еще только начало сносить, когда он еще не успел в очередной раз разрушить собственную жизнь, его еще можно притормозить, а через месяц-другой будет уже поздно: - "Ничего не можем поделать". Складывается даже впечатление, что каждая проверка лечением больных интересуется меньше, чем защитой их права не лечиться, если они даже явно не в состоянии правильно оценивать ситуацию.

Здесь можно со вкусом пуститься в либеральную демагогию: кто, мол, знает, что правильно, а что неправильно, вы его считаете больным, а он вас - и тому подобное. Но хотел бы я посмотреть на наших плюралистов, окажись они на месте добропорядочной мамы той девятиклассницы, которой время от времени овладевает неудержимая страсть к приключениям. Рассуждая по-либеральному, имеет она право бросить школу и сшибать на пропитание попрошайничеством, ночуя по подвалам и брошенным домам? Имеет. А обитатели этих крысиных нор имеют право ее изнасиловать и заразить гонореей? Не имеют. Но делают. А она имеет право, обретя привычку расплачиваться за ночлег своим инфицированным юным телом, нести заразу все дальше и дальше? Вроде бы не имеет, но тоже делает. А мы обязаны бесплатно лечить всю эту шоблу? Обязаны. А когда эта девушка повзрослеет и, сведя маму в гроб, окажется без средств к существованию, обязаны мы будем содержать ее? Нет, не обязаны. Тут уж будет вполне либерально бросить ее на произвол судьбы.

Подобные издевательства над идеей прав человека, распространение этих прав на те сферы, где должно господствовать не равноправие, а компетентность, случается, вызывает ненависть к демократии даже у людей, изначально вполне к ней расположенных. Нынешние господа Лебезятниковы торжественно провозглашают, что личность имеет полное право распоряжаться собой как ей вздумается, если только она не затрагивает чужих интересов. Да вот, к несчастью, она всегда их затрагивает: Помню, один темпераментный либерал писал в "ЛГ", что общество не имеет права заставлять человека пристегиваться в автомобиле, ибо он при этом подвергает опасности лишь собственную жизнь. А общество имеет право бросить его на улице со сломанной шеей? Нет, за неоказание помощи предусмотрена даже уголовная статья. А общество имеет право оставить его без пенсии, а его детей без образования? Все это было бы смешно, если бы иногда не было ужасно. Мифологическое сознание руководствуется абсолютами: это абсолютно допустимо, а это абсолютно недопустимо. Любой же реальный выбор может основываться лишь на принципе наименьшего зла, и никакой инстанции, которая вместо нас могла бы решить, какое зло наименьшее, нет и быть не может: где-то мы должны брать ответственность на себя.

Даже в тех случаях, когда душевнобольные, на поверхностный взгляд, разрушают лишь собственную жизнь. Однако медицина бессильна и тогда, когда страдают все, кто оказался рядом. Больной может пытать их бессонницей, вспышками ярости, постоянной тревогой - раскладывая хотя бы костерок на общей кухне. Будь он рядовой хулиган, его в конце концов утихомирили бы, но перед заклинанием "Права Человека" самый грозный участковый тает, аки воск перед лицом огня: ну его к черту - вступится Сергей Адамович Ковалев, ООН, НАТО: Кастрюли раскиданы? Так, может, вы сами их и раскидали. Шкаф обуглен? Так может, это провокация ФСБ. Будь ему придан в помощь психиатр, способный подтвердить, что перед ними действительно душевнобольной: Но заклейменные силами прогресса психиатры тоже стараются от прав человека держаться подальше. И вместо несовершенной системы защиты как самих больных, так и тех, кто вынужден жить с ними рядом, мы не имеем совсем ничего. И больные, и их окружение покинуты на произвол безумия - пока оно не натворит чего-то совсем уж страшного.

В больших городах сегодня работают телефоны доверия, куда могут позвонить отчаявшиеся люди. И больше всего душевных ран наносят друг другу близкие: ад для человека - это не просто "другие", но - домашние его. Однако в последние годы появился новый устойчивый источник психических травм - соседство с душевнобольным. Соседство, как правило, не имеющее исхода.

Но если уж психиатры оказались под подозрением в садомазохистской склонности тащить в переполненные психбольницы на свою голову еще и здоровых людей, не следует ли дополнить экспертные комиссии некими "присяжными" - непрофессионалами, олицетворяющими житейский здравый смысл и общественную совесть: быть может, сочетание врача, юриста и добропорядочного обывателя способно обеспечить взыскуемое наименьшее зло. Эта система не гарантирует от ошибок и злоупотреблений? Несомненно. Но сегодняшняя система именно гарантирует и ошибки, и злоупотребления.

Хотелось бы, чтобы моя заметка не осталась криком души профана - было бы очень желательно, чтобы об этой мучительной проблеме высказались все заинтересованные стороны, оценив проблему по трем важнейшим критериям: закон, нравственность, целесообразность. Кто знает, не покажется ли ситуация после этого менее безысходной.