Есть два основных подхода к изучению социально-экономической структуры. Во-первых, т.н. “градационный подход” или классическая теория социальной стратификации. Ее предметом являются социально-экономические слои (страты), хотя при этом их нередко и называют “классами”. Слои различаются степенью наличия у них тех или иных социальных и экономических признаков (например, доход, собственность, престиж, образование и т.п.). Типичным для этого подхода является деление общества на высшие, средние и низшие слои (или “классы”). Это стратификационный анализ в узком смысле этого слова.

Во-вторых, это классовый анализ, предметом которого являются социально-экономические группы, связанные между собой социальными отношениями (отсюда его название relational approach), занимающие разное место в общественном разделении труда. Если страты выстраиваются в иерархию, расположенную по одной оси, то классы различаются не количеством, а качеством признаков, хотя часто они могут быть взаимосвязаны. Так, мелкий предприниматель может иметь такой же уровень жизни, как высококвалифицированный рабочий или менеджер низшего или среднего звена. Они могут входить в одну страту, но по своему месту в системе рыночного обмена относятся к разным социально-экономическим классам.

Речь не может идти о том, какой подход верный, а какой ложный. Эти два подхода рассматривают разные срезы системы социально-экономического неравенства.

В постсоветской России как реакция на долгое господство марксистско-ленинской концепции классовой структуры сразу же восторжествовал градационный, т.е. стратификационный подход. Именно в этом русле выполнены почти все основные работы по социально-экономическому неравенству. Хотя в них и используется понятие класса, но оно идет фактически как синоним “страты” (Голенкова и др.; “Средний класс…” 1999, Тихонова 1999). Классовый же анализ оказался за бортом как “анахронизм”.

Классовый анализ имеет несколько направлений, которые у разных авторов переплетаются между собой в различных пропорциях.

1) Структурное (теоретическое) направление. Его содержанием является изучение структуры классовых позиций, анализ содержания отдельных позиций и форм связи между ними. Содержанием классовой структуры являются процессы распределения в обществе капитала (в разных его формах) и механизмы его воспроизводства. Э.Гидденс определил этот процесс перераспределения как “структурацию”, в ходе которой экономические отношения превращаются в неэкономические социальные структуры (Giddens 191: 105). При всех имеющихся теоретических различиях в классовом анализе их объединяет фокусирование внимания на изучении взаимосвязей между позициями, сформированными “отношениями занятости на рынке труда и в производственных единицах” . (Marshall 1997: 49).

2. Демографическое направление концентрирует внимание на людях, занимающих позиции в классовом пространстве, на их мобильности, на количестве индивидов в каждой из частей классового пространства. Это направление доминирует в эмпирических исследованиях.
3. Культурное направление довольно многообразно. Сюда можно отнести проблемы классового сознания, классовых габитусов, субкультуры, стилей жизни, потребления и т.п. Один из центральных вопросов, который стоит в этом направлении исследований можно сформулировать так: Каким образом люди через свою культуру воспроизводят классовую структуру?

Предметом данной работы является только теоретический классовый анализ.

Современные классовые теории восходят к двум основным источникам: К.Марксу и М.Веберу. Хотя их часто противопоставляют друг другу, мне представляется, что они носят скорее взаимодополняющий, чем взаимоисключающий характер. Что же их объединяет?

1. Обе концепции рассматривают классовую структуру как феномен только капиталистического общества, ключевыми характеристиками лежащие в основе экономики рынок и частная собственность на средства производства.
2. И К.Маркс, и М.Вебер использовали категорию класса для обозначения социально-экономических групп.
3. Оба придавали большое значение собственности как критерию классовой дифференциации. Общество, с их точки зрения делится, прежде всего, на тех, кто имеет ее, и на тех, кто ее не имеет.

Вместе с тем, между марксистской и веберианской классовыми концепциями есть и существенные различия:

1. Концепция Маркса имеет динамический характер. В ее центре процессы первоначального накопления и воспроизводства капитала. Первое он связывал, прежде всего, с лишением крестьян собственности (например, “огораживание” в Англии) и колониальным грабежом, второе – с эксплуатацией.

   М.Вебера, судя по всему, вопрос о том, откуда берется богатство одних классов и бедность других, не интересовал.

2. К.Маркс рассматривал свою классовую теорию как теоретическую базу революционной идеологии, призванной изменить мир. М.Вебера эта проблематика не интересовала.
3. К.Маркс связывал процесс воспроизводства классовой структуры прежде всего с системой рыночного производства, в то время как М.Вебер переносил фокус своего внимания на рынок.
4. У К.Маркса структура общества очень поляризована: он анализирует лишь пролетариат и буржуазию, мельком упоминая другие группы. М.Вебер фокусирует внимание на более тонких неравенствах, проявляющихся на рынке труда и капиталов, что позволило более серьезно подойти к изучению нового среднего класса, т.е. высоко квалифицированных наемных профессионалов.
5. У Маркса в основе механизма формирования классовой границы лежит капитал (прежде всего средства производства), как самовозрастающая стоимость. Вебер же писал о собственности вообще, т.е. использовал более широкую категорию. С одной стороны, это был шаг назад по сравнению с Марксом, поскольку категория собственности фокусирует внимание на явлении, уводя в сторону от анализа сущности, механизмов формирования классовых неравенств. С другой стороны, такой подход открывает возможности для изучения образа жизни различных классов, включая сферы не только труда, но и потребления.

Из классических концепций выросли все современные модели классового анализа, часто обозначающиеся с помощью приставки “нео”: неомарксизм и неовеберианство. Если на общетеоретическом уровне различия между ними заметны, то в эмпирических исследованиях они становятся трудноуловимыми. Abercrombie & Urry (89, 152) вполне правомерно утверждают, что сейчас уже трудно определить, кто из современных исследователей классовой структуры относится к марксистской, а кто к веберианской традиции. Эти ярлыки, по их мнению, показывают скорее на различия в стиле анализа или акцентах, но не на принципиальный конфликт.

Под влиянием структурно-функционального анализа интерес социологов к собственности если не пропал, то сильно упал. На его место пришел интерес к функциям, как основе процессов структурирования общества. Естественно, что в первую очередь внимание было привлечено к профессиональной структуре. Появилось много попыток строить концепции классовой структуры, опираясь на группировку профессий, поскольку с профессиями связаны существенные различия в образе и уровне жизни. Этот метод очень операционален. Он позволяет сделать опросы как ведущий метод сбора информации точными и строгими. Респондент называет профессию, исследователь по своему списку относит ее к тому или иному классу.

Но я полагаю, что профессиональную структуру не стоит смешивать с классовой. Это разные срезы социального пространства. Почему?

1) В основе профессиональной структуры лежит технология материального и духовного производства, а социальные характеристики вырастают из нее как следствие, прежде всего в виде характеристик содержания труда. Классовая же структура берет за исходную точку социально-экономические процессы, отношения занятости на рынке труда, а содержание труда имеет третьестепенное значение.

2) Профессиональная структура гораздо более дробная, чем классовая. И группировка профессий не снимает различия, поскольку при группировке сохраняются разные основания классификации. В профессиональной структуре технология производства конвертируется в социальные характеристики, а в классовой структуре экономические отношения конвертируются в социальные.

3) Профессиональная структура испытывает влияние рынка, но не порождается им. Классовая же структура – прямое порождение рыночной экономики. Профессиональная же структура вполне может существовать без всякой связи с рынком труда.

4) Между профессиональной и классовой структурами нет жесткой корреляции. Одна и та же профессия в разных социально-экономических условиях может относится к разным классам. Дело не в том, что человек делает, а в том, какое место он занимает в процессе рыночного обмена и производства. М.Вебер прямо определял классовую ситуацию как рыночную.

Насколько актуален классовый анализ, возникший на Западе в совершенно иную эпоху, для современной России? Очевидно, что классические концепции не могут адекватно объяснить целый ряд феноменов современного общества.

1. Капитализм, где главным субъектом был индивидуальный собственник предприятия или банка, превратился в капитализм корпоративный, где основным субъектом оказывается безличная корпорация. Фирма владеет фирмой, которая в свою очередь создает целую серию дочерних предприятий. Фигура индивидуального капиталиста, хотя и сохранилась, но лишь в среднем бизнесе. Поэтому современное западное общество порою определяется как “капитализм без капиталистов”.
2. После второй мировой войны в Западном мире начал стремительно расти новый средний класс наемных профессионалов. Новый феномен вызвал активные дискуссии в социологии.

Реакцией на эти новые явления в жизни капиталистического общества стало отрицание классового анализа вообще, предполагающее отрицание актуальности изучения и классовой структуры. Однако другая часть социологов исходит из того, западное общество было и есть классовым, поэтому нет и оснований для отказа от классового анализа. “Классовые неравенства в индустриальных странах, - пишет Г.Маршалл, известный британский социолог, - остались более или менее неизменными на протяжении всего 20 века. Поэтому центральной проблемой классовой теории является совсем не то, что предполагали поколения критиков, говорившие об исчезновении социальных классов в развитых обществах. Реальной проблемой является объяснение их сохранения как потенциальной социальной силы” (Marshall 1997: 1). И в современной западной социологии делается немало для развития классового анализа применительно к новым реалиям. Наиболее известные варианты предложены американцем Э.Райтом и англичанином Дж.Голдторпом.

В какой мере классовый анализ актуален для постсоветской России? Ответ на этот вопрос зависит от двух групп факторов. Во-первых, классовый анализ актуален для России в той мере, в какой в ней сформировалось капиталистическое общество, экономика которого опирается на рынок (особенно рынок труда и капиталов) и частную собственность на средства производства. Трудно отрицать, что шаг в этом направлении сделан, но еще более трудно не сомневаться в том, что этот процесс еще далек от завершения. Наша социально-экономическая система стала похожей на западную, но скорее не 21, а 19- начала 20 веков. Во-вторых, классовый анализ актуален лишь для исследователей, которые считают, что распределение капитала в обществе (а это по существу распределение экономической власти) оказывает мощное воздействие на формирование его социальной структуры. Если таковую связь не видеть и считать вопрос об экономической власти анахронизмом или не хотеть ее видеть в силу разных причин, то, естественно, классовый анализ можно забыть как наследие тоталитарной идеологии.

Любая категория является попыткой отражения на языке сознания социальной реальности. Между категорией и реальностью не больше и не меньше сходства, чем между картиной и пейзажем (человеком), находящимся перед художником. Категория всегда является интеллектуальным конструктом, который используется как инструмент совладания с реальностью. Разные цели исследователи – разные категории, используемые им.

Если это обоснованная научная категория, то в ней угадываются черты реального социального явления. Если же категория научно не обоснована, то она может быть интересна как демонстрация игры ума, воображения, но бесполезна как инструмент познания общества. Поэтому категории могут выполнять разные функции. С одной стороны, они усиливают, обостряют наше зрения, позволяя с их помощью видеть то, что без них проходит незамеченным. С другой стороны, категории могут искажать реальность, выпячивать одни ее характеристики и затушевывать другие. В первом случае категория выступает как инструмент научного познания, во втором – как инструмент идеологии и политики. Это совершенно разные по своим функциям инструменты, хотя содержательно они в той или иной мере могут и совпадать. Кроме того, современная идеология не может не опираться на науку об обществе, а эта наука не может при всем своем желании освободиться от влияния идеологии. Признавать этот факт можно по-разному. Одни исследователи рассматривают его как неизбежность и с радостью продаются политикам, рационализируя свой материальный интерес методологическими соображениями. Другие признают этот факт как риск научного брака, искажения реальности, стремятся его минимизировать, не впадая в иллюзию возможности существования в обществе вне всепроникающего влияния идеологии как формы иллюзорного сознания.

Категории “класса” и “классовой структуры” относятся к разряду тех понятий, которые чаще всего мигрируют между сферами науки и политики. Отсюда повышенный риск для социолога, занимающегося этой тематикой, не заметив того, перейти границу и оказаться на чужом поле. Что часто происходило и происходит.

Эта традиция идеологизации научной категории пошла от К.Маркса. Но ее в той или иной форме и мере включили в себя и иные идеологические и политические течения. В результате конструирование категории класса идет от разных субъектов, преследующих разные цели. Политикам “классовая структура” нужна, чтобы разметить социально-политическое пространство, выделив в нем свою опору (социальную базу), колеблющихся и врагов. Это естественная логика политического позиционирования. Здесь “класс” выступает в качестве политической категории.

“Класс” конструируется политиками как инструмент борьбы за власть и ее удержание. Процесс социального конструирования начинается с выделения классов, затем перерастает в идеологическую работу вокруг этих категорий, приписывание реальных людей к этим “классам”, в убеждении их в том, что они члены этого класса, а “мы - ваша партия”. Ленинизм – это классический пример конструирования социально-политических классов. Сталинизм, маоизм – зрелая практика такого конструирования. Миф, овладевший массами, превращается в социальную реальность. Он развертывается в политических организациях, электоральном поведении, массовых акциях и т.д.

Политикам не нужна категориальная сетка, отражающая реальные контуры классовой структуры. Ими движет жажда не познания, а власти. Поэтому “класс” для них сугубо инструментальная категория, используемая для мобилизации сторонников. В силу этого конструирование категории подчиняется не научным, а мобилизационным целям.

Довольно распространенная стратегия политического конструирования – укрупнение категории. Этот прием используется, когда на первый план выходит стратегия мобилизации широких масс. Особенно часто она используется в борьбе за удержание власти как инструмент интеграции сторонников. И это естественно: массы не должны путаться в большом количестве понятий. Структура общества должна быть простой и понятной. Так, в СССР было сконструировано понятие “рабочего класса”, включившего большинство жителей города и деревни, категория “народной интеллигенции”, охватившая всех занятых квалифицированным умственным трудом – от сельского учителя до члена политбюро ЦК КПСС. В западных странах, особенно в США, почти все население записывают в “средний класс”. Аналогичный прием используется и современными российскими правыми, конструирующими категорию “среднего класса”, охватывающую и собственников предприятий, и мелких лавочников, “челночников”, и крупных менеджеров, и просто относительно сытых интеллигентов. Выражение “предприниматель Березовский” - классический пример политического манипулирования категориями классовой структуры. Это современный эквивалент “интеллигента Андропова”.

Другой типичный прием социального конструирования – замалчивание того, что не желательно упоминать. В советское время именно таким образом была “ликвидирована” бюрократия. Логика проста: если нет слова, то нет и явления. В современном правом дискурсе исчез “рабочий класс”, хотя “рабочие” упоминаются. Слово не только отражает мир, но и формирует его. Исчезнувшая категория – это тоже слово, обладающее властным потенциалом.

Идеологизация категории классовой структуры ведет к выделению в ней “ведущего класса”. Марксисты традиционно брали в качестве такового пролетариат. Советский марксизм-ленинизм подхватил эту традицию, превратив жонглирование классовыми категориями в ядро идеологической работы. Рабочий класс был объявлен “ведущей силой советского общества” и мифологизирован до такой степени, что данная категория потеряла способность быть инструментом социологического анализа, хотя прилагались большие усилия в вовлечение социологов в его изучение.

Аналогичная ситуация складывается и в постсоветской России. Социологи еще и не приступили к попыткам переосмысления классовых концепций применительно к отечественной действительности, а политики, испытывающие гораздо более острый дефицит времени, снова включили в свой лексикон категорию класса. Правда, из лексикона правых фактически исчезло понятие классовой структуры, а из всех классов используется почти исключительно “средний класс”.

В новой политической мифологии он занял то же место, что пролетариат в мифологии российского марксизма-ленинизма. Аналогичны надежды на то, что класс-гегемон станет локомотивом перемен. Аналогичны и сетования по поводу его слабости, из которой проистекают и многие беды общества. В первой трети 20 века большевики также сетовали относительно слабости рабочего класса, как правые сетуют сейчас по поводу слабости среднего класса.

Политика манипулирует категорией класса, преследуя цели, не имеющие никакого отношения к задачам, решаемым социологией. Соотношение этих сфер деятельности может быть различным: либо социология навязывает власти эффективный инструментарий получения объективной информации, либо власть навязывает социологам свои мифологемы. Первый вариант маловероятен. Во-первых, социологическая картина общества слишком сложна, чтобы ее без “перевода” можно было напрямую включить в политическую или административную практику. Во-вторых, социология слишком нединамична, чтобы соответствовать запросам политического процесса. В то же время подчинение социологии власти – это парадокс советской социологии: попытки быть честной и объективной под жестким партийным контролем. Социология, не умеющая защититься от мудрых подсказок политиков, обречена на превращение в идеологическую отрасль, обслуживающую мифотворчество. Поэтому выход лишь в параллельном существовании социологии по отношению к власти.

Классовый анализ имеет несколько направлений, которые у разных авторов переплетаются между собой в различных пропорциях.

Структурное (теоретическое) направление. Его содержанием является изучение структуры классовых позиций, анализ содержания отдельных позиций и форм связи между ними. Содержанием классовой структуры являются процессы распределения в обществе капитала (в разных его формах) и механизмы его воспроизводства. При этом капитал здесь обозначает не богатство, а экономическую власть. А.Гидденс определил этот процесс перераспределения как “структурацию”. Эта категория акцентирует внимание на том, как экономические отношения превращаются в неэкономические социальные структуры (Giddens 191: 105). При всех имеющихся теоретических различиях в классовом анализе их объединяет фокусирование внимания на изучении взаимосвязей между позициями, сформированными “отношениями занятости на рынке труда и в производственных единицах” . (Marshall 1997: 49).

Демографическое направление концентрирует внимание на людях, занимающих позиции в классовом пространстве, на их мобильности, на количестве индивидов в каждой из частей классового пространства. Это направление доминирует в эмпирических исследованиях.

Культурное направление довольно многообразно. Сюда можно отнести проблемы классового сознания, классовых габитусов, субкультуры, стилей жизни, потребления и т.п. Один из центральных вопросов, который стоит в этом направлении исследований можно сформулировать так: Каким образом люди через свою деятельность воспроизводят классовую структуру? С одной стороны, взгляд на мир всегда имеет место из конкретного окошка, что во многом определяет и характер этого взгляда. С другой стороны, взгляд на мир в существенной мере определяет направление активности индивида, выбор им окошка, из которого он хотел бы смотреть на мир.

Модернизация классового анализа, как мне представляется, может идти по пути модернизации представлений о капитале как своеобразном водоразделе в классовой структуре. В классических теориях капитал ограничивался конкретными материальными формами: деньгами и средствами производства. В ХХ в. были сделаны попытки расширить понятие капитала на новые объекты. Так, появились понятия “человеческого”, “социального”, “культурного” и “организационного” капитала. Однако расширение списка материальных форм капитала только подчеркивает необходимость определения сущности этого явления, способного являться в разных формах.

В классической социологии собственность выступает в качестве ключевого элемента классовой границы. Отношение к средствам производства – основной классообразующий фактор в теории марксизма. М.Вебер также не игнорировал критерий собственности, но не разводил категории “собственность” и “капитал” (как отмечает Ф.Паркин, Макс Вебер “в этом отношении полностью согласен с Марксом” (Parkin 1994: 145). Как известно, М.Вебер утверждал, что “собственность” предопределяет в целом жизненные шансы тех, кто встречается на рынке труда для обмена. Не владеющие собственностью исключаются из числа претендентов на особенно ценные товары, в то время как собственники оказываются в монопольном положении как их потребители. Кроме того, наличие собственности увеличивает власть собственников над несобственниками в войне цен. Последние не могут предложить на рынке ничего, кроме своих услуг или товаров, произведенных собственными руками. При этом они вынуждены избавляться на рынке от этих продуктов, чтобы обеспечить себе средства существования (Gerth 1991: 181-182). М.Вебер явно смешивал понятия капитала и собственности. В дальнейшем под влиянием структурно-функционального анализа, делавшего упор на разделении труда, интерес западной немарксистской социологии к собственности как фактору социальной стратификации упал.). Между тем, это совершенно разные феномены. “Явно необходимо, – отмечает Паркин, – различать собственность как владение (possessions) и собственность как капитал, поскольку только последняя уместна в анализе классовых систем” (Parkin 1994: 147). В марксизме этот тезис традиционно относится к категории азбучных.

Капитал – это процесс. По словам К. Маркса, “объективное содержание этого процесса – возрастание стоимости” (1987. Т.7: 146). Капитал – это своего рода коэффициент перед показателем простого труда, который в определенном рыночном контексте может вести к возрастанию стоимости продукта простого труда. Роль такого коэффициента выполняют не только средства производства, но и знания, опыт, связи, имя и т.д. Так, хорошо обученные и опытные рабочие построят дом гораздо быстрее и качественнее, чем строитель-дилетант, не имеющий ничего, кроме рук и намерения. Использование современной техники меняет процесс строительства радикально.

Категории ресурса и капитала связаны, но не являются тождественными. Ресурс – это возможность, которая отнюдь не обязательно станет реальностью. Любой капитал – это ресурс, но не каждый конкретный ресурс превращается в капитал. Капитал – это рыночный ресурс, реализовавшийся в процессе возрастания стоимости. Поэтому обладатели одних и тех же с точки зрения материальной формы ресурсов могут иметь разное отношение к капиталу и, соответственно, - разное место в классовой структуре. Деньги в кубышке – это сокровище, деньги в рыночном обороте, приносящие прибыль, - это капитал.

Такое превращение ресурса в капитал возможно лишь в контексте рыночного общества. Там, где нет рынка, возрастание рыночной стоимости ресурсов не происходит.

Капиталом могут быть и культурные ресурсы, которые в ходе рыночного обмена способны приносить прибыль. Это прежде всего знания, навыки. Капиталом может быть имя, что ярко проявляется в феномене бренда. На основе этого процесса и формируются классовые границы.

Капитал выступает в качестве ключевого фактора формирования классовой структуры. Классы – это социальные группы, различающиеся своим отношением к капиталу: у одних он есть, у других нет, у одних это средства производства или финансовый капитал, у других – капитал культурный.

Капитал, трансформирующийся в элементы социальной структуры, размещен в обществе очень неравномерно. С одной стороны, здесь есть участки наделенные капиталом и лишенные его. С другой стороны, первые различаются по характеру имеющегося там капитала.

Соответственно, социально-классовое пространство делится минимум на четыре основные поля:

1. Социальное поле рабочего класса. Оно состоит из статусных позиций, которые занимаются простой наемной рабочей силой, продающейся и покупающейся как товар. Идеальный тип рабочего – неквалифицированный работник, продающий свою рабочую силу, основным содержанием которой является данный ему от природы потенциал.

   В пространстве позиций рабочего класса выделяется зона относительно квалифицированного труда, удельный вес которой колеблется от страны к стране и зависит от технологической оснащенности производства, организации труда. Квалифицированные рабочие обладают культурными ресурсами (формальными индикаторами являются разряды, стаж работы по специальности). Однако эти ресурсы не являются определяющим фактором формирования доходов, количество не переходит в новое качество.

   Удельный вес рабочих, обладающих заметным культурным капиталом, зависит от характера производства. Чем более оно технически сложно, тем больше требуется таких рабочих, подготовка которых занимает порою немало лет. Поэтому в развитых странах мира классический пролетарий все более явно отходит на маргинальные позиции. Однако в России с характерным для нее очень высоким уровнем простого неквалифицированного труда типичный рабочий – заметное явление в рассматриваемой группе.

   В 20 веке заметным явлением стало формирование конторского пролетариата – группы наемных работников, занятых простым умственным трудом. Если рассматривать капитал в качестве ключевого фактора классообразования, то принципиальной разницы в классовой позиции работников физического труда и конторских пролетариев нет.

2. Социальное поле буржуазии. Здесь статусные позиции требуют внешних по отношению к индивидам видов капитала (денег, средств производства, землю). Формой материального вознаграждения являются дивиденды на капитал. Идеальный тип буржуа - рантье, акционер.

   При исследовании классовой структуры современного корпоративного капитализма, который формируется и в России, феномен буржуазии создает серьезные методологические и методические проблемы. На смену индивидуальному хозяину пришло акционерное общество с запутанной многоступенчатой структурой собственности. Методологические проблемы изучения этого феномена можно уменьшить, если отказаться от архаической фигуры индивида-капиталиста как единицы этого класса. Есть класс как пространство позиций, наделенных собственность на средства производства и денежный капитал. И есть конкретные индивиды, входящие в это пространство (как следствие приобретения акций) и выходящие из него (в результате разорения или продажи акций). При этом индивиды часто совмещают разные классовые позиции: топ-менеджер, владеющий существенным пакетом акций, - типичное явление на Западе и особенно в России. Поскольку же в каждом классовом поле действует своя логика интересов, то менеджер и собственник часто по-разному представляют интересы фирмы, по-разному оценивают ее эффективность. Нередко носителем этого противоречия является один индивид.

3. Социальное поле традиционного среднего класса (в схеме Э.Райта этой группе соответствуют два класса: мелкая буржуазия и мелкие работодатели). Оно состоит из статусных позиций, требующих соединения в одном лице рабочей силы и организационного капитала, а часто и средств производства. Типичная статусная позиция этого поля – работник, непосредственно выходящий на рынок товаров или услуг. Эта позиция часто дополняется средствами производства и денежным капиталом (фермеры, ремесленники, мелкие торговцы и т.д.), однако нередко она может обходиться и без них (адвокат, иногда врач, консультант, художник и т.п. имеют обычно только культурный и организационный капитал). Формой материального вознаграждения является доход, включающий и заработную плату, и разного вида дивиденды. Здесь также различаются классовые позиции и люди, занимающие их. При таком подходе совмещение одним человеком позиций мелкого собственника и рабочего или служащего не создает для исследователя тупиковой ситуации.
4. Социальное поле нового среднего класса. Идеальный тип члена этого класса – наемный работник, обладающий большим объемом культурного капитала, дивиденды на который и дают ему основной доход. Типичными представителями этого класса являются менеджеры, разного рода эксперты, работающие в фирмах. Однако характер труда совершенно не важен.

Классовые отношения возникают лишь в процессе производства, регулируемого рынком. В социологии на этот счет имеются и иные мнения. Разумеется, любую группу людей или статусных позиций можно назвать классом, поскольку слова не атрибут явления или вещи, а символ (ярлык), навешиваемый людьми, категория, упорядочивающая реальность. Проблема состоит не в том, как называть (в конце концов, в процессе перевода каждый предмет в каждом языке получает свое название), а в том, чтобы разные явления объективной реальности не назывались одинаковыми словами, что неизбежно привносит путаницу. Если мы рассматриваем деление на рабов и рабовладельцев, лордов-землевладельцев и крепостных, капиталистов и пролетариев как основанное на разных механизмах социальной дифференциации, то и термины нужны различные. Сторонники идеи существования классов вне рамок капиталистического общества нередко вынуждены прибегать к категории “класс-сословие”. Но тогда почему не просто “сословие”? Я исхожу из того, что в выше перечисленных случаях мы имеем дело с разными типами структур. Товарное производство порождает особую структуру, качественно отличающуюся от докапиталистических структур, основанных, прежде всего, на внеэкономическом принуждении. В капиталистическом же обществе рабочая сила выступает как товар, продаваемый ее владельцем и покупаемый собственником средств производства (рабочих мест). Купля-продажа основывается на свободном контракте двух сторон, хорошо знакомом нам по часто слышимой на рынке фразе: “Нравится – покупай, не нравится – проходи мимо”.

В силу этого классовая структура – это явление, характерное лишь для общества, где производство носит товарный характер, регулируется рынком, в том числе и рынком труда и капиталов. Зачатки рынка существуют в самых разных типах общества, однако лишь при капитализме рынок приобретает глобальный масштаб. Такой подход соответствует пониманию классов как поздним К. Марксом, так и М. Вебером, хотя употребление ими категории класса не всегда последовательно совпадает с их концепциями классовой структуры.

Ф. Паркин, анализируя взгляды Вебера на классовую структуру, совершенно верно отмечает: “Социальные классы появляются только при наличии двух взаимосвязанных условий: владения собственностью и продажи трудовых услуг на рынке. Классы не могут существовать там, где система распределения основывается на чем-то ином, кроме частной собственности и рыночных силах (…).

Рабство и бюрократия были формами господства, которые были слабо связаны со свободной игрой рыночных сил и контрактными отношениями, являвшимися необходимыми условиями господства одного класса над другим. Один из следующих отсюда выводов состоит в том, что современные социалистические государства, покончив с частной собственностью и рынком, должны рассматриваться как бесклассовые общества. Вебер, вероятно, согласился бы с мнением Троцкого, что бюрократии советского типа не были господствующими и эксплуатирующими классами, несмотря на обладание огромной властью и привилегиями” (Parkin 1982: 92-93).

Классовая структура – атрибут капиталистического общества, результат конвертирования экономических процессов воспроизводства капитала в социальные процессы его неравного распределения. Если в России уже есть частная собственность на средства производства, есть свободный рынок труда и капиталов, то здесь есть и классовая структура, хотя можно спорить о степени ее зрелости и национальных особенностях. Если же есть таковая структура, то необходим и классовый анализ как теоретический инструмент ее интерпретации. Это не означает, что, как в советском марксизме-ленинизме, везде и повсюду надо искать классовые корни. Есть и другие типы социальных структур (гендерная, возрастная, профессиональная, отраслевая, этническая и т.д.). Классовая – одна из них. В одних случаях она выходит на первый план, в других отодвигается в тень, но она не исчезает совсем.

Изучение классовой структуры интересно само по себе. Кроме того, ее понимание – это ключ к пониманию поведения людей, включенных в нее. Классовая принадлежность в существенной мере формирует образ жизни людей, стили потребительского поведения, электоральный выбор. Правда, в разных странах связь между классовым статусом и культурными характеристиками существенно колеблется. На Западе, особенно в Великобритании, много исследуются вопросы связи классовой принадлежности и электорального поведения. И она явно прослеживается. В России пока классовый статус слабо влияет на действия избирателей. И причина не в том, что нет классовой структуры, а в отсутствии, во-первых, четких представлений о классовых интересах и, во-вторых, отсутствии реальных партий, способных эти интересы представлять и отстаивать не на словах, а на деле. Можно ли считать КПРФ партией рабочего класса, а СПС – партией средних классов? У меня на этот счет большие сомнения. Другие же партии вообще не позиционируются в классовом пространстве. Правда, “Яблоко” в последние годы пытается стать партией интеллигенции, бюджетников, т.е., если говорить в терминах классового анализа, интеллектуального рабочего класса. Однако пытаться и стать – еще не одно и то же.

Голенкова З.Т., Гридчин Ю.В., Игитханян Е.Д. (Ред.). Трансформация социальной структуры и стратификация российского общества. М.: Издательство Института социологии, 1998.

Средний класс в современном российском обществе М.: РНИС и НП, РОССПЭН, 1999.

Тихонова Н.Е. Факторы социальной стратификации в условиях к рыночной экономике.М.: РОССПЭНБ 1999.

Abercrombie N. & Urry J. Capital, Labour, and the Middle Classes. L.: Allen & Unwin, 1983.

Giddens A. The Class Structure of the Advanced Societies. L.: Hutchinson, 1981 (2-nd ed.).

Marshall G., Rose D., Newby H., Vogler C. Social Class in Modern Britain. L.: Routledge, 1991.

Marshall G. Repositioning Class. Social Inequality in Industrial societies. L.: SAGE Publication, 1997.

Parkin F. Max Weber. London, New York, 1982.

Parkin F. Marxism and Class Theory: A Bourgeois Critique. London, New York, 1994.