|
|
Глава монографии: Современная девиантология: методология, теория, практика / ред. Ю.А. Клейберг, Kwami S. Dartey. London: UK Academy of Education, 2016. С. 9-34. Я. Гилинский Постановка проблемы. Проблемы социального «зла» всегда привлекали ученых. Философы и юристы, медики и педагоги, психологи и биологи – каждый с позиций своей науки изучали и оценивали различные нежелательные явления, «отклонения» – преступность, пьянство и алкоголизм, наркотизм, самоубийства, проституцию, гомосексуализм, сексуальные «извращения» (перверсии) и т.п. При этом, однако, отсутствовал общий подход, позволяющий объяснить, казалось бы, различные феномены социального бытия как проявления некоторых общих его закономерностей. В каждой науке в процессе ее развития формируются относительно самостоятельные направления, отрасли знаний. Так из физики выделились физика твердых тел, квантовая физика, термодинамика, астрофизика и др. А из химии – органическая химия, неорганическая химия, биохимия, геохимия и др. Социология, как наука об обществе, общественных системах и процессах также «размножилась» и включает социологию молодежи, социологию города, социологию труда, социологию села, и многие другие «социологии», в том числе, близкие автору – криминологию (социология преступности) и девиантологию (социология девиантности). Если криминология ведет отсчет от XVIII века (Ч. Беккариа и др.), то девиантология, как социология девиантности, девиантного поведения – совсем молодая наука. Даже если к числу первых фундаментальных трудов в этой области знаний отнести книгу Э. Дюркгейма «Самоубийство: Социологический этюд», то, во-первых, это самый конец XIX века (1897 г.). А, во-вторых, это все же не концепция девиантности в целом как сложного социального феномена. Скорее всего, девиантология - детище второй половины XX столетия. Именно после Второй мировой войны появились девиантологические работы R. Akers (1985), N. Ben-Yehuda (1990), D. Downes and P. Rock (1988), E. Goode (1949), E. Goodeand N. Ben-Yehuda (1994), P. Higgins and R. Butler (1982), T. Hirschi (1969), S. Lamnek (1990), Lemert E. (1951), A. Liazos (1972), A. Liska (1987), S. Palmer and J. Humphery (1990), E. Pfuhl and S. Henry (1993), A.Podgórecki (1969), E. Schur (1971), C. Sumner (1994), S. Traub and C. Little (1975), P. Wilson and J. Braithwaite(1978), и др. С 1979 г. начал выходить международный журнал «Deviant Behavior». И только в 2001 г. появляется первая четырехтомная энциклопедия: Bryant C. (Editor-in-Chief). Encyclopedia of Criminology and Deviant Behavior. Historical, Conceptual, and Theoretical Issues. К началу 1970-х годов относятся и первые отечественные статьи по девиантологии2. Только тогда нельзя было употреблять иностранные слова («поклонение перед Западом»!), так что статьи были посвящены «отклоняющемуся поведению» («социальным отклонениям»). Почему двадцатый век породил интерес к таким общественным формам жизнедеятельности, которые не соответствовали представлению о «правильном», «нормальном», допустимом? В недрах западной цивилизации, основанной, так или иначе, на христианских ценностях, заповедях и миропорядке (будь то католицизм, протестантизм или же православие), вызревают силы, «чуждые» этому миропорядку и его нравственности. Страны западного мира, независимо от уровня экономического развития и общественно‑политического устройства, сотрясаются более или менее мощными движениями и катаклизмами. «Горячее лето 1968-го», «сексуальная революция», левый и правый экстремизм, терроризм, фундаментализм, антиглобализм, национализм, неофашизм… Формируются все новые субкультуры, протестные по отношению к пока еще господствующей в обществе культуре: наркотическая, делинквентная, сектантские, криминальная, включая организованную преступность. Неэффективность привычных форм социального контроля характерна не только в отношении преступности, но и всех других форм девиантности – вооруженных конфликтов, наркотизма, пьянства и алкоголизма, коррупции, терроризма, проституции, подростковой делинквентности и др.3 Похоже, что реалии XX века – с двумя мировыми войнами, сотнями локальных войн, «холодной войной», гитлеровскими и ленинско‑сталинскими концлагерями, с геноцидом, Холокостом, экстремизмом, терроризмом, фашизмом и т.п. – разрушили иллюзии и мифы относительно «порядка» и возможностей социального контроля. Сумма преступлений, совершенных государствами (их руководителями или, точнее, «крестными отцами»), превысила стократ преступления одиночек. Начало столь ожидаемого ХХI столетия (и третьего тысячелетия - Millennium) не принесло успокоения. Американская трагедия 11 сентября 2001 г. стала таким же знаковым событием наступившего века, как Освенцим – минувшего. Неудивительно, что фундаментальные изменения социальной реальности («человечество уже исчерпало тот потенциал своего развития, который оно получило при завершении предыдущего этапа антропогенеза… Возможности порядка существовавшего тысячелетия уже исчерпаны»4) привели к смене - или пониманию необходимости такой смены - парадигмы (системы научных представлений) в общественных науках. Современные концепции общества постмодерна, в социологии, криминологии, девиантологии (социологии девиантности и социального контроля) утверждают: сама социальная «реальность является девиантной», а потому «следует интересоваться собственно девиантностью, а не рациональностью»5, «феномен девиации – интегральное будущее общества»6, «девиантность – будущее современности»7. Так что «следует отказаться от надежд, связанных с иллюзией контроля»8, «институты, призванные корректировать поведение, на самом деле воспроизводят отклонения… тюрьмы не столько "вновь приспосабливают" к обществу людей, сколько делают их профессиональными преступниками»9, «попытки сконструировать искусственный порядок в соответствии с идеальной целью обречены на провал»10, а «основа закона есть ни что иное, как произвол»11. Постмодерн развенчивает как иллюзии и мифы Просвещения, основанные на вере в Разум, так и мифы, и иллюзии Модерна, основанные на вере в Демократию, Свободу и Прогресс. Присущий науке постмодернарелятивизм/агностицизм – как следствии истории человечества и науки, приводят к отказу от возможности постижения «истины». Утверждая необоснованность существующих концепций девиантности и социального контроля, пишут некролог и девиантологии12. Очевидна проблемная ситуация: неадекватность (рассогласование, несоответствие) социальных реалий (девиации, девиантность общества), реакции общества на них (социальный контроль) и - научного их осмысления (девиантологические теории). Определимся с понятиями Однако эта задача не столь проста. В зарубежной и отечественной литературе не очень строго употребляются близкие по значению термины, пытающиеся обозначать интересующий нас предмет: девиантное (отклоняющееся) поведение, девиации (отклонения), девиантность. А еще можно встретиться и с «патологией», и с «отклоненным поведением»13, и с «асоциальным» или «антисоциальным поведением». Это не удивительно. Во‑первых, социология девиантности и социального контроля относительно молодая наука, понятийный аппарат которой находится в развитии. Так, David Downes и Paul Rock отмечают в книге 1998 г., что социология девиантности активно развивается лишь последние десятилетия, причем результаты оказываются весьма спорными, дискуссионными. Лишь в 90-е годы ХХ в. социология девиантности начинает походить на «нормальную науку». Социология девиантности, с их точки зрения, до сих пор не устоявшаяся (coherent – последовательная, связная) наука, а собрание относительно независимых социологических версий14. Во‑вторых, даже в очень древних науках спор о понятиях и их определениях нередко длится веками. В‑третьих, чрезвычайная сложность социальных явлений, их изменчивость, многоликость не облегчают задачу «ухватить» какой‑то срез, сторону, момент социальной реальности и зафиксировать его в определении. Наконец, в‑четвертых, ни одно определение в принципе не может быть «единственно верным» и «окончательным» («всякое определение хромает»). Вместе с тем, нельзя продолжать исследование темы, не попытавшись договориться о словах – понятиях, определениях, описывающих изучаемый предмет. До поры до времени наиболее распространенным в девиантологии был термин «девиантное поведение» (deviant behavior). Девиантное или отклоняющееся (лат. deviatio – отклонение) поведение всегда связано с каким-либо несоответствием человеческих поступков, действий, видов деятельности - распространенным в обществе или его группах ценностям, правилам (нормам) и стереотипам поведения, ожиданиям, установкам. Это может быть не только нарушение формальных (правовых) или неформальных (мораль, обычаи, традиции, мода) норм, но и «девиантный» образ жизни, «девиантный» стиль поведения, не соответствующие принятым в данном обществе, субкультуре, группе. Бесчисленное множество проявлений девиантного поведения, зависимость оценки поведения как «нормального» или же «отклоняющегося» от ценностей, норм, ожиданий (экспектаций) общества, группы, субкультуры, изменчивость оценок со временем, конфликт оценок различных групп, в которые входят люди, наконец, субъективные представления исследователей (девиантологов) - все это затрудняет выработку более или менее устойчивых и однотипных определений девиантного поведения. Приведем лишь некоторые примеры. Так, по мнению А. Коэна (A. Cohen), девиантное поведение, это «такое поведение, которое идет вразрез с институционализированными ожиданиями, то есть с ожиданиями, разделяемыми и признаваемыми законными внутри социальной системы»15. E. Good считает, что девиантность это «поведение, которое некоторые люди в обществе находят оскорбительным (обидным, неприятным) и которое вызывает – или может вызывать в случае обнаружения – неодобрение, наказание или враждебность по отношению к субъектам такого поведения»16. Девиантным называют поведение, которое не соответствует нормам и ролям. При этом одни социологи в качестве точки отсчета («нормы») используют ожидания (экспектации) соответствующего поведения, а другие – эталоны, образцы поведения17. Некоторые полагают, что девиантными могут быть не только действия, но и идеи, взгляды18. Девиантное поведение нередко связывают с реакцией общества на него и тогда определяют девиацию как «отклонение от групповой нормы, которое влечет за собой изоляцию, лечение, тюремное заключение или другое наказание нарушителя»19. Исходя из этих, самых общих представлений, девиантное поведение (deviant behavior) можно определить, как поступок, действие человека (группы лиц), не соответствующие официально установленным или же фактически сложившимся в данном обществе (культуре, субкультуре, группе) нормам и ожиданиям. При этом под «официально установленными» имеются в виду формальные, правовые нормы, а фактически сложившиеся – нормы морали, обычай, традиция. Первоначально приходилось оговаривать (или понимать из контекста) в каком смысле употребляется выражение «девиантное поведение»: как характеристика индивидуального поведенческого акта или же как социальный феномен. Позднее для обозначения последнего стали применять термины «девиация» («отклонение»), «девиантность» или же «социальная девиация» («социальное отклонение»). В качестве сложного социального явления девиации определяются как «такие нарушения социальных норм, которые характеризуются определенной массовостью, устойчивостью и распространенностью при сходных социальных условиях»20. В английском языке, на котором написано большинство мировой девиантологической литературы, для характеристики соответствующего социального явления, свойства общества порождать «отклонения», обычно употребляется слово deviance – девиантность («отклоняемость», хотя по-русски это «не звучит»). Так, 29-й Исследовательский комитет Международной социологической ассоциации носит название «Deviance and Social Control». Кстати говоря, если сама Ассоциация была основана в 1948 г., то Исследовательский комитет «Deviance and Social Control» образован лишь в 1974 г., что лишний раз свидетельствует о молодости девиантологии. Современная «Энциклопедия криминологии и девиантного поведения» (2001 г.) различает три основных подхода в определении девиантности: девиантность как поведение, нарушающее нормы (R. Akers, M.Clinard, R. Meier, A. Liska, A. Thio); девиантность как «реагирующая конструкция» (D. Black, H. Becker, K.Erickson, E. Goode); девиантность как нарушение прав человека (H. Schwendinger, J. Schwendinger)21. Если первый и третий из этих подходов не нуждаются в комментариях, то на втором следует остановиться подробнее. Со второй половины ХХ столетия в социологии все настойчивее формируется «конструктивистский» подход ко многим социальным реалиям22. Оказывается, значительное количество социальных институтов и феноменов («фактов») не столько существуют объективно, per se, sui generis, сколько искусственно «сконструированы». Такие понятия, как «преступность», «организованная преступность», «наркотизм», «коррупция», «терроризм», «проституция» и множество других – суть социальные «конструкты»23. Взгляд на девиантность и ее различные проявления как определенные конструкты, «изготовленные» в процессе реагирования общества на нежелательные виды поведения, преобладает в современной социологии девиантности и является, с моей точки зрения, весьма продуктивным. Процесс конструирования девиаций (с помощью политических решений, статистики, средств массовой информации – СМИ и др.) подробно описан во многих трудах24. Роли СМИ в процессе конструирования девиаций посвящен раздел «Медиа и конструкция преступлений и девиантности» в сборнике статей «Социология преступности и девиантности»25. По мнению известных немецких криминологов H. Hess и S. Scheerer, преступность не онтологическое явление, а мыслительная конструкция, имеющая исторический и изменчивый характер. Преступность почти полностью конструируется контролирующими институтами, которые устанавливают нормы и приписывают поступкам определенные значения. Преступность – социальный и языковый конструкт26. Как происходит конструирование одной из современных разновидностей преступности – «преступлений ненависти» («Hate Crimes»), т.е. преступных посягательств против «ненавистных» меньшинств (афро-, испано-, арабо- и азиатоамериканцев, евреев, геев, лесбиянок и т.п.), исследовано в книге американских криминологов27. В этом конструировании («"Hate Crime" is a socialconstruct») принимают участие СМИ и политики, ученые и ФБР. Процесс конструирования «коррупции» показан в диссертационном исследовании И. Кузнецова28. Сторонники понимания девиантности как «реагирующей конструкции» исходят из того, что общество и государство, считая необходимым реагировать на те или иные социально значимые поведенческие формы,конструируют вид очередного «козла отпущения»: «мафия», «наркотизм», «гомосексуализм», «коррупция», «терроризм» и т.п. Конечно, за этими «этикетками» скрываются некие объективные реалии, формы человеческой жизнедеятельности и их носители, субъекты действий29. Но общественная или государственная оценкаэтих проявлений девиантности, само отнесение определенных форм деятельности к девиантным – результат сознательной работы властных, идеологических институтов, формирующих общественное сознание. Огромная роль в такой «конструкторской» деятельности принадлежит политическому режиму30. Если девиантное поведение – предмет, прежде всего, психологии, то девиантность, как социальное явление, - объект социологии девиантности (девиантологии). С нашей точки зрения, можно определить социальные девиации, девиантность (deviance) как социальное явление, выражающееся в относительно массовых, статистически устойчивых формах (видах) человеческой деятельности, не соответствующих официально установленным или же фактически сложившимся в данном обществе (культуре, группе) нормам и ожиданиям. Разумеется, предлагаемые нами определения (и девиантного поведения, и девиантности) – лишь одни из возможных. Они страдают всеми грехами определений, но могут служить своеобразным посохом в дальнейших странствиях в мире социальных отклонений. Встречающиеся в литературе термины «асоциальное» и «антисоциальное поведение» не точны хотя бы потому, что девиантное поведение так же социально, как и «нормальное». Термин «патология» («социальная патология») также неудачен. Слово «патология» происходит от греческих πατοσ – страдание и λογοσ – слово, учение, и в буквальном смысле означает науку о болезненных процессах в организме живых существ (человека и животного). В переносном, этимологически неточном смысле, патология это – болезненные нарушения строения, функционирования или развития каких-либо органов или проявлений живых организмов (патология сердца, патология желудка, патология умственного развития). Перенос медицинского (анатомического, физиологического) термина в социальную сферу двусмыслен и несет «биологическую» нагрузку, «биологизирует» социальную проблему. Наконец, как мы увидим ниже, девиации могут быть полезны, прогрессивны, тогда как термин «патология» воспринимается как нечто отрицательное, нежелательное. Исходным для понимания отклонений является понятие нормы. В теории организации сложилось наиболее общее – для естественных и общественных наук – понимание нормы как пределов, меры допустимого. Это такие характеристики, «границы» свойств, параметров системы, при которых она сохраняется (не разрушается) и может развиваться. Для физических и биологических систем это допустимые пределы структурных и функциональных изменений, при которых обеспечивается сохранность и развитие системы. Это – естественная, адаптивная норма, отражающая закономерности существования системы. Так, биологическая система существует при определенных «нормативах» температуры тела (для человека от +36° до +37°С), артериального давления (для человека в среднем 80/120 мм ртутного столба), водного баланса и т.п. Социальная норма выражает исторически сложившиеся в конкретном обществе пределы, меру, интервал допустимого (дозволенного или обязательного) поведения, деятельности индивидов, социальных групп, социальных организаций. В отличие от естественных норм протекания физических и биологических процессов, социальные нормы складываются (конструируются!) как результат отражения (адекватного или искаженного) в сознании и поступках людей закономерностей функционирования общества. Поэтому социальная норма может либо соответствовать законам общественного развития (и тогда она является «естественной»), либо отражать их неполно, неадекватно, являясь продуктом искаженного (идеологизированного, политизированного, мифологизированного, религиозного) отражения объективных закономерностей. И тогда оказывается анормальной сама «норма», «нормальны» же (адаптивны) отклонения от нее. Принципиальным для понимания социальных отклонений, девиантности и предмета девиантологии как науки является осознание относительности, релятивности социальной «нормы» и социальных «отклонений». В природе, в реальной социальной действительности не существует явлений, видов деятельности, форм поведения «нормальных» или же «девиантных» по своей природе, по содержанию, perse, sui generis. Те или иные виды, формы, образцы поведения «нормальны» или «девиантны» только с точки зрения сложившихся (установленных) социальных норм в данном обществе в данное время («здесь и сейчас»). «Что считать отклонением, зависит от времени и места; поведение "нормальное" при одном наборе культурных установок, будет расценено как "отклоняющееся" при другом»31. Относительность (релятивность) девиантности и девиантность как социальный конструкт подробно обосновываются в книгеJ.Curra32. Нет ни одного поведенческого акта, который был бы «девиантен» сам по себе, по своему содержанию, независимо от социального контекста. Так, «преступное» употребление наркотиков, в частности производных каннабиса, было допустимо, «нормально», легально во многих азиатских странах, да и в современных Нидерландах, Чехии, четырех штатах США, КНДР и ряде других стран, список которых все расширяется; распространенное «законное» потребление алкоголя – незаконно, преступно в странах мусульманского мира; легальное сегодня курение табака было запрещено под страхом смертной казни в средневековой Испании; умышленное причинение смерти (убийство) – тягчайшее преступление, но и … подвиг в отношении противника на войне. С нашей точки зрения, вся жизнь человека есть ни что иное, как онтологически нерасчлененный процесс жизнедеятельности по удовлетворению своих потребностей. Я устал и выпиваю бокал вина или рюмку коньяка, или выкуриваю «Marlboro», или выпиваю чашку кофе, или нюхаю кокаин, или выкуриваю сигарету с марихуаной… Для меня все это лишь средства снять усталость, взбодриться. И почему первые четыре способа социально допустимы, а два последних «девиантны», а то и преступны, наказуемы – есть результат социальной конструкции, договоренности законодателей «здесь и сейчас» (ибо бокал вина запрещен в мусульманских странах, марихуана разрешена в Нидерландах, курение табака было запрещено в Испании во времена Колумба и т.д.). Иначе говоря, жизнедеятельность человека – пламя, огонь, некоторые языки которого признаются – обоснованно или не очень – опасными для других, а потому «тушатся» обществом (в случае морального осуждения) или государством (при нарушении правовых запретов). Эти примеры можно умножать до бесконечности. Важно помнить: когда девиантология изучает девиантность и девиантное поведение, речь всегда должна идти о конкретном обществе, конкретной нормативной системе и об отклонениях от действующих в данном обществе норм – не более. В другом обществе, в другое время рассматриваемая «девиантность» может не быть таковой. Более того, социальные девиации и девиантное поведение могут иметь для системы (общества) двоякое значение. Одни из них – позитивные – выполняют негэнтропийную функцию, служат средством (механизмом) развития системы, повышения уровня ее организованности, устраняя устаревшие стандарты поведения. Это – социальное творчество во всех его ипостасях (техническое, научное, художественное и др.)33. Другие же – негативные – дисфункциональны, дезорганизуют систему, повышают ее энтропию. Это преступность, наркотизм, коррупция, терроризм и др. Однако, во-первых, границы между позитивным и негативным девиантным поведением подвижны во времени и пространстве социумов. Во-вторых, в одном и том же обществе сосуществуют различные нормативные субкультуры (от научного сообщества и художественной богемы до преступных сообществ и субкультуры наркоманов). И то, что «нормально» для одной из них – «девиантно» для другой или для общества в целом. В-третьих, «а судьи – кто»? Кто и по каким критериям вправе оценивать «позитивность – негативность» социальных девиаций? Равно как и «нормальность – анормальность». И, наконец, самое главное: организация и дезорганизация, «норма» и «аномалия» (отклонение), энтропия (мера хаотичности, неупорядоченности) и негэнтропия (мера организованности, упорядочения)дополнительны (в понимании Н. Бора). Их сосуществование неизбежно, они неразрывно связаны между собой, и только совместное их изучение способно объяснить исследуемые процессы. «Порядок и беспорядок сосуществуют как два аспекта одного целого и дают нам различное видение мира»34. Более того, еще Тит Лукреций Кар провидчески писал о clinamen (отклонениях) как conditio sine qua non(необходимые условия) развития, ибо, как говорил Лукреций о «телах изначальных» (атомах):
Если ж, как капли дождя они вниз продолжали бы падать, Не отклоняясь ничуть на пути в пустоте необъятной, То ни каких бы ни встреч, ни толчков у начал не рождалось, И ничего никогда породить не могла бы природа35. И здесь мы подходим к теме чрезвычайной важности для последующего изложения. Девиации присущи всем уровням и формам организации мироздания. В современной физике и химии отклонения обычно именуются флуктуациями, в биологии – мутациями, на долю социологии и психологии выпали девиации. Существование каждой системы (физической, биологической, социальной) есть динамическое состояние, единство процессов сохранения и изменения. Девиации (флуктуации, мутации) служат механизмом изменчивости, а, следовательно, существования и развития каждой системы. Без девиаций «ничего никогда породить не могла бы природа», а «порождения» природы не могут без девиаций изменяться (развиваться). Отсутствие девиаций системы означает ее не-существование, гибель («а на кладбище все спокойненько»). Чем выше уровень организации (организованности) системы, тем динамичнее ее существование и тем большее значение приобретают изменения как «средство» сохранения. Неравновесность, неустойчивость становится источником упорядоченности (по И. Пригожину, «порядок через флуктуации»36). Так что для биологических и социальных систем характерен переход от гомеостаза (поддержание сохранения, стабилизированного состояния) к гомеорезу (поддержанию изменений, стабилизированному потоку)37. Поскольку существование и развитие социальных систем неразрывно связано с человеческой деятельностью, осуществляется через нее, постольку социальные девиации (девиантность социальных систем, обществ) реализуются, в конечном счете, через человеческую деятельность – девиантное поведение. В этом смысле девиантность есть прорыв тотальной жизнедеятельности через (сквозь) социальную форму. Именно отклонения как всеобщая форма изменений обеспечивает «подвижное равновесие» (Ле-Шателье) или «устойчивое неравновесие» (Э. Бауэр) системы, ее сохранение, устойчивость через изменения. Другое дело, что само изменение может быть эволюционно (развитие, совершенствование, повышение степени организованности, адаптивности) и инволюционно. Но поскольку все сущее конечно (смертно), постольку и инволюционные, энтропийные процессы закономерны и, увы, неизбежны. Положение о позитивных девиациях дискуссионно в отечественной науке. Часть ученых разделяют нашу позицию о наличии «симметрии» в отклонениях38. Другие – возражают, считая, что девиантность включает только негативные социальные явления39. В массовом сознании девиантность действительно связана обычно с негативными явлениями, поступками. Само слово «девиантность» приобрело негативный оттенок40. Так, «олимпийских золотых медалистов, которые конечно не нормальные люди, никогда не назовут девиантами, потому что они ненормальны скорее "правильно", чем "неправильно"»41. Однако бытовое, обыденное представление и научное, теоретическое понимание не всегда совпадают, да и не должны совпадать. Обоснование авторской точки зрения по поводу позитивных девиаций излагается во многих работах, а специально – в статье 1990 г.42 и выше названной коллективной монографии (2015). Наконец, еще один сюжет из жизни девиаций. Мир устроен таким образом, что более или менее длительное существование тех или иных систем и процессов возможно лишь в случае их адаптивности ифункциональности – выполнения определенных «ролей» в жизни других – более общих систем и процессов. Так, нервная система, мышцы, скелет, органы зрения, слуха, сердечно-сосудистая система выполняют определенные функции в системе «организм», а семья, государство, право, экономика, идеология, образование, здравоохранение выполняют определенные функции в системе «общество». В процессе эволюционного отбора неадаптивные, нефункциональные системы, процессы, формы человеческой жизнедеятельности элиминируются (ликвидируются, отмирают). Сохраняющиеся же, очевидно, адаптивны, выполняют те или иные явные и/или латентные (Р. Мертон) функции. «Наличие, постоянное сохранение в обществе преступности невозможно без признания того, что и преступность выполняет определенную социальную функцию, служит формой либо регулятивной, либо адаптационной (приспособительной) реакции на общественные процессы, явления, институты»43. Так вот, «вечность» преступности, потребления веществ, влияющих на центральную нервную систему (наркотики, алкоголь и др.), проституции, коррупции, не говоря уже о позитивных девиациях – творчестве, свидетельствует о том, что все существующие проявления девиантности – функциональны, несут ту или иную социальную нагрузку, играют определенные социальные роли. Или, как выражался Гегель, «имеют основания», а потому – «все действительное разумно». Проблема функций девиантности служит предметом научного обсуждения. Так, А.М. Яковлев исследует функции организованной экономической преступности: «обеспечить незаконным путем объективную потребность, не удовлетворяемую в должной мере нормальными социальными институтами»44. Преступные связи и отношения, элементы экономической преступности «возникают там и постольку, где и поскольку, объективная потребность в организации и координации экономической деятельности не получает адекватного отражения в организационной и нормативной структуре экономики как социального института»45. Функциональность «теневой экономики», включая нелегальное предпринимательство и коррупционные связи подробно исследуются в работах И. Клямкина, Л. Тимофеева, Т. Шанина и др.46. Анализу функции взятки, коррупции посвящены труды В. Рейсмена, Л. Тимофеева47. В уже упоминавшейся книге Palmer и Humphery приводится перечень латентных функций девиантного поведения: интеграция группы; способствование установлению и прояснению морального кодекса (правил) общества; «отдушина» для агрессивных тенденций; «бегство» или безопасный «клапан»; предупредительный сигнал о неизбежных социальных изменениях; действенное средство социальных изменений; средство достижения и роста (упрочения) самоидентификации; а также иные функции48. Девиантология: понятие, предмет, место в системе наук В недрах социологии зародилась и сформировалась социология девиантного (отклоняющегося) поведения как специальная (частная) социологическая теория, которая со временем получила более точное название –социология девиантности и социального контроля (Sociology of Deviance and Social Control). Социология девиантности оказалась той научной дисциплиной, отраслью социологии, которая претендует на изучение и объяснение самых различных проявлений «социального зла». И не только «зла», как мы видели выше. Пожалуй, основной недостаток названия «социология девиантности и социального контроля» – многословие. Кроме того, девиантность и девиантное поведение изучаются и в рамках естественных наук – биологии, психологии. Поэтому нами был введен в научный оборот новый термин – «девиантология». Девиантология (deviantology) – наука, изучающая социальные девиации (девиантность) и реакцию общества на них (социальный контроль). Достоинство этого названия – его краткость. К тому же этот термин вполне отвечает принципу наименования научных дисциплин и отраслей науки по формуле: обозначение предмета + «логия» (от греч. λογος – слово, учение) – антропология, биология, геология, зоология, криминология и т.п. Девиантология учитывает интересы и других наук, а ряд девиаций изучается комплексными естественно‑общественными дисциплинами (самоубийства – суицидологией, пьянство и наркотизм – наркологией). «Девиантология» кактермин (научное направление давно существует и развивается) начал активно использоваться в отечественной науке49. Девиантология в перспективе может стать более общей теорией девиаций в природе и обществе (на физическом, биологическом, социальном уровнях организации мироздания). В широком смысле, это наука о тех clinamen (отклонениях), которые, по Лукрецию, являлись conditio sine qua non (необходимые условия) развития. Как любая наука, девиантология (социология девиантности и социального контроля) имеет свою историю, немаловажную для понимания и объяснения девиаций и девиантного поведения. Таким образом, предметом девиантологии служат: · девиантность как социальный феномен; · различные виды девиантности; · девиантное поведение как индивидуальный поведенческий акт; · генезис девиантности и ее отдельных проявлений; · механизм индивидуального девиантного поведения; · реакция общества на девиантность (социальный контроль); · история девиантологии; · методология и методика девиантологических (социологических, психологических) исследований. Какое место в системе наук занимает девиантология? Выше говорилось о том, что сегодня она является отраслью социологии, одной из специальных (частных) социологических теорий. В свою очередь, с нашей точки зрения, социология девиантности служит более общей теорией по отношению к наукам, изучающим отдельные проявления девиантности: криминологии(наука о преступности), суицидологии (наука о самоубийствах и суицидальном поведении), «аддиктологии» (наука об аддикциях, пристрастиях, зависимостях – алкогольной, наркотической, табачной, игорной, компьютерной и др.), отчасти сексологии (наука о сексуальном поведении, включая «отклоняющееся» - перверсии), социологии творчества. Оговорюсь – если в криминологии высказанная точка зрения достаточно распространена50, то моя позиция в отношении суицидологии, «аддиктологии», сексологии и социологии творчества, несомненно, вызовет возражения. Суицидологию принято считать междисциплинарной наукой, объединяющей социологический, психологический, медицинский подходы. Об «аддиктологии», насколько мне известно, никто еще не слышал. Употребление и злоупотребление алкоголем и наркотиками традиционно изучает наркология – медицинская наука (точнее, психиатрия, иногда допускающая в свои владения психологию). Социологии творчества, к сожалению, практически не существует (в отличие от бурно развивающейся психологии творчества). Ее предметом занимаются отчасти психология творчества, отчасти социология науки и социология искусства. Вместе с тем, мне кажется, что высказанные соображения имеют определенные основания и вызваны нежеланием совершить «революцию», а, несколько упорядочить систему общественных наук, включая социологию. И побудить в ходе дискуссии расширить и уточнить рамки девиантологии и ее «дочерних» дисциплин. По мере развития девиантологии формируются частные девиантологические науки (дисциплины): военная девиантология, теория социального контроля, подростковая девиантология (у нее двое родителей – девиантология и ювенология51) и др. Все формы, виды девиантности суть социальные феномены. Они имеют общий генезис (социальные «причины»), взаимосвязаны между собой, нередко влияют друг на друга. Некоторое эмпирическое подтверждение этому мы усматривали в результатах наших исследований и при анализе работ других авторов. Социологический подход к суициду, пьянству и наркотизму, проституции мы находим в трудах Э. Дюркгейма, Г. Зиммеля, Р. Мертона, П. Сорокина, М. Гернета, да и К. Маркса с Ф. Энгельсом, на которых «не модно» ссылаться в современной России, но чьи научные достижения высоко оцениваются мировой наукой. Да, при изучении индивидуального преступного, суицидального, аддиктивного, сексуального поведенияроль психологии, наркологии, а нередко и биологии несомненна. Но изучение преступности, пьянства, наркотизма, проституции как социальных явлений, а также социальной реакции на них – предмет социологии и, прежде всего, социологии девиантности и социального контроля (девиантологии) и ее подотраслей – криминологии, суицидологии, аддиктологии, сексологии (точнее, той ее части, которая занимается сексуальными перверcиями). Обоснование социологии творчества как подотрасли девиантологии связано с признанием позитивных девиаций, наряду с негативными. Девиантология несомненно связана как с «родительницей» - социологией, так и с «детьми» - криминологией, суицидологией, аддиктологией и др., а также с различными отраслями социологических знаний – социологией семьи, социологией культуры, социологией науки, военной социологией и др. Кроме того, девиантология широко использует достижения психологии, демографии, статистики, применяет математические методы обработки результатов исследований. Зависимость социальных девиаций от экономических процессов (прежде всего, экономического неравенства) обусловливает взаимный интерес девиантологии и экономики. На многие проявления девиантности существенно влияют особенности той или иной культуры. Культуры – понимаемой в широком смысле, как способа человеческого существования, человеческой деятельности52. Культурология оказывается важным «соратником» девиантологии (отметим, что культура задает «формы» девиантных проявлений, а девиантное поведение служит «средством» изменения культуры). Не случайно активное развитие современной «культуральной криминологии».53Неравномерность распространения различных форм девиантности в пространстве заставляет обратиться к географии (известно, например, такое направление в криминологии как география преступности). Некоторые достижения Что нового привнесла девиантология в наши знания о преступности и суициде, наркотизме и проституции, терроризме и… творчестве? Многие трудности при изучении преступности и ее видов, наркотизма, пьянства, коррупции, проституции и других форм девиантности (тем более – социального творчества) возникали в результате попыток рассматривать их как относительно самостоятельные явления, со своими специфическими причинами, закономерностями, а, следовательно, и методами противодействия (или развития) со стороны общества и государства. Такой подход в значительной мере объясняется научной традицией и профессиональной специализацией (криминолог изучает преступность, нарколог наркотическую и алкогольную аддикцию, суицидолог – самоубийства, сексолог – сексуальные перверсии). Между тем, различные виды девиантности имеют общий генезис, взаимосвязаны между собой, проявляют общие закономерности, что не исключает и специфические «видовые» особенности. Девиантология и призвана «объединить» все знания, относящиеся к девиантным проявлениям, и двигаться дальше по пути выявления общих закономерностей, генезиса, эффективных методов социального контроля. Так, многочисленными исследованиями установлена существенная зависимость насильственных преступлений, самоубийств, алкоголизации и наркотизации от социально-экономического неравенства. Об этом свидетельствуют, в частности, результаты исследований С.Г. Олькова и И.С. Скифского, показавшие тесную корреляционную зависимость тяжких насильственных преступлений и самоубийств от динамики таких показателей экономического неравенства, как децильный (фондовый) коэффициент и индекс Джини54. В России, по данным МВД РФ, доля лиц без постоянного источника дохода (своеобразный аналог «исключенных» - excluded) в общей массе преступников достигла к 2014 году 66%, а по тяжким насильственным преступлениям – 72-75%. «Исключенные» из активной экономической, социальной, культурной жизни оказываются социальной базой преступности, пьянства, наркотизма, проституции, суицидального поведения55. Назовем некоторые закономерности, подтверждающие общую социальную природу различных видов девиантности, как сложного социального явления. Во-первых, отмечается относительная устойчивость установленных связей и зависимостей. Так, издавна и в различных обществах наблюдалась обратная корреляционная зависимость между степенью алкоголизации и наркотизации отдельных групп населения (прежде всего, молодежи); между убийствами и самоубийствами; между женской преступностью и проституцией56. Весенне-летний пик и осенне-зимний минимум самоубийств, выявленный Э. Дюркгеймом на примере Франции ХIХ в., наблюдается и в настоящее время в различных странах, включая Россию. Во-вторых, взаимосвязи различных форм девиантности носят сложный, противоречивый характер, часто не отвечающий обыденным представлениям. Так, хотя нередко наблюдается «индукция» различных проявлений девиантности, когда одно негативное явление усиливает другое (алкоголизация нередко провоцирует насильственные преступления, наркотизация – корыстные, бюрократизация - коррупцию), однако, эмпирически прослеживаются и обратные связи, когда, например, увеличение алкоголизации сопровождается снижением уровня преступности и наоборот (исследования С.Г. Олькова, О.А. Ольковой, И.С. Скифского); в обратной корреляционной зависимости «разводятся» убийства и самоубийства57; прослеживается связь между террором и терроризмом58. П. Вольф отмечает, что «низкая степень индустриализации обуславливает высокий уровень преступности против личности и небольшое количество преступлений против собственности. Высокая степень индустриализации предполагает низкий уровень зарегистрированной преступности против личности, зато количество преступлений против собственности возрастает»59. Различные формы девиантности соотносятся между собой не как «причина» и «следствие» (некорректны идеологические штампы, все еще распространенные в массовом сознании, типа «пьянство – путь к преступлению», «наркоманы – преступники» и т.п.), а как рядоположенные социальные феномены, имеющие «за спиной» общий генезис. Различные девиантные проявления могут в одних условиях «накладываться», усиливая друг друга, в других – «разводиться» в обратной зависимости, «гася» одно другое. Иначе говоря, происходит «интерференция» различных форм девиантности. Это, как нам кажется, теоретически и практически важная закономерность, не познанная до конца. Конкретизация условий и характера «интерференции» - дело будущих исследований. В-третьих, очевидна зависимость различных форм девиантности от «среды» (экономических, социальных, политических, культурологических факторов). При этом различные проявления девиантности по-разному «чувствительны» к тем или иным средовым воздействиям. Известно, например, что во время войн снижается уровень самоубийств (Э. Дюркгейм), включая Первую (М. Гернет) и Вторую (А. Подгурецкий) мировую. В периоды экономических кризисов растет корыстная преступность и снижается насильственная («гуманизация преступности» по В.В. Лунееву), а экономический «бум» влечет сокращение корыстных преступлений при «взрыве» насильственных, а также алкоголизации и наркотизации населения60. Это позволило американским исследователям заметить: «коэффициенты преступности, как и женские юбки, ползут вверх в периоды процветания» и «чем больше богатство, тем гуще грязь»61… В-четвертых, заслуживают особого внимания сложные взаимосвязи негативных и позитивных девиаций. Наши эмпирические исследования начала 1970-х годов досуговой деятельности жителей г. Орла и осужденных орловчан (до момента их ареста) показали, что в части пассивного потребления культуры осужденные отстают от населения в целом. Они меньше читают, слушают радио, смотрят телевизионные передачи, реже посещают музеи и театры. Однако в сфере самодеятельного творчества активнее были те, кто позднее оказался в числе осужденных! Представители такой маргинальной группы, как служащие без специального образования, показали наиболее высокие коэффициенты криминального и суицидального поведения, а также – самодеятельного творчества62. Аналогичные данные были получены нами и при сравнительном обследовании ленинградцев, осужденных за совершение тяжких насильственных преступлений, и контрольной группы населения города (конец 1970-х годов). Если в целом уровень потребления культуры у осужденных ниже, то по ряду показателей активной досуговой деятельности, включая самодеятельное творчество, он оказался выше. К подобному выводу пришли и москвичи, проводившие исследования в г. Тольятти: «более активными в досуге (во всех его сферах) оказались осужденные в сравнении с законопослушными гражданами. Этот факт требует объяснения, но не может быть следствием случайности»63. А.А. Габиани выявил резко повышенную долю бывших спортсменов – мастеров и кандидатов в мастера среди наркоманов Грузии (25%). А в «постсоветское» время многие бывшие спортсмены пополнили ряды организованной преступности. Эти результаты исследований могут интерпретироваться как показатели повышенной социальной активности лиц («пассионариев», по Л. Гумилеву), не сумевших ее реализовать в социально-полезных формах (творчестве) и «проявивших» себя в негативно девиантном поведении. Все это позволило мне предположить наличие своеобразного «баланса социальной активности» и системы факторов, определяющих ее структуру и динамику. В первом приближении баланс социальной активности в определенном пространственно-временнóм континууме может быть представлен как:
где: p - квантифицированные позитивные формы девиантного поведения, n – квантифицированные формы негативных форм девиантного поведения, k - квантифицированные формы «нормального», конформного поведения. При этом увеличение интенсивности (уровня) одних форм активности (p - позитивных или же n - негативных девиаций) приводит к снижению интенсивности других форм по принципу «сообщающихся сосудов»64. Возможен и вариант одновременного увеличения (уменьшения) значений p и n при соответствующем снижении (увеличении) значения k. Эмпирические данные свидетельствуют о том, что в определенные (революционные?) периоды истории увеличиваются и позитивные, и негативные девиации при сокращении конформного поведения. Высказанные гипотезы («интерференция» социальных девиаций, «баланс социальной активности» и др.) представляют не только теоретический, но и практический интерес. Установление достоверных и устойчивых (закономерных) связей между различными проявлениями девиантности, между их позитивными и негативными формами могут быть использованы в системе социального контроля в целях нейтрализации одних, стимулирования других, «канализирования» социальной активности в социально-полезном направлении. Представляется особенно важным и перспективным развитие девиантологии в условиях современного общества постмодерна, когда процессы глобализации, виртуализации, фрагментаризации, консьюмеризации приводят к «девиантизации» общественных отношений и взаимодействия фрагментов общества. Но это уже тема следующей главы.
1 Глава 1 монографии: Современная девиантология: методология, теория, практика / ред. Ю.А. Клейберг, Kwami S. Dartey. London: UK Academy of Education, 2016. С. 9-34. 2 Например: Гилинский Я.И. Отклоняющееся поведение – объект правового воздействия // Человек и общество. Вып. XII. - Л.: ЛГУ, 1973. С.144-156; Отклоняющееся поведение молодежи. Сборник статей. - Таллин, 1979. 3 Социальный контроль над девиантностью в современной России / ред. Я. Гилинский. - СПб.: СПб Ф ИСРАН, БИЭПП, 1998. 4 Моисеев Н.Н. Расставание с простотой. - М.: Аграф, 1998. С.13,22. 5 Интервью с профессором Н. Луманом // Проблемы теоретической социологии / ред. А.О. Бороноев. - СПб.: Петрополис, 1994. С.246. 6 Higgins P., Butler R. Understanding Deviance. - McGraw-Hill Book Company, 1982. p. 8. Здесь и далее перевод автора (Я.Г.). 7 Sumner C. The Sociology of Deviance. An Obituary. - Buckingham: Open University Press, 1994. p. 3. 8 Luhmann N. Beobachtungen der Moderne. - Opladen: Westdeutscher Verlag 1992. 9 Монсон П. Лодка на аллеях парка. Введение в социологию. - М.: Изд-во «Весь мир», 1995. С. 63. 10 Бауман З. Мыслить социологически. - М.: Аспект Пресс, 1996. С.193. 11 Бурдье П. За рационалистический историзм // Социо-логос постмодернизма. - М.: Институт экспериментальной социологии, 1996. С.15. 12 Sumner C., 1994. Ibid. 13 Например: Лайне М. Криминология и социология отклоненного поведения. - Хельсинки: Центр обучения тюремных служащих, 1994. 14 Downes D., Rock P. Understanding Deviance. A Guide to the Sociology of Crime and Rule-Breaking. Third edition. - OxfordUniversity Press, 1998. pp. VII, 1. 15 Коэн А. Исследование проблем социальной дезорганизации и отклоняющегося поведения. В: Социология сегодня. - М.: Прогресс, 1965. С.520-521. 16 Goode E. Deviant Behavior. Second Edition. - New Jersey: Englewood Cliffs, 1984. p.17. 17 Palmer S., Humphery J. Deviant Behavior: Patterns, Source and Control. - NY-L: Plenum Press, 1990. p.3. 18 Higgins P., Butler R., 1982. Ibid. p.2. 19 Смелзер Н. Социология. - М.: Феникс, 1994. С.203. 20 Социальные отклонения. 2-е изд. - М., 1989. С.95. 21 Bryant C. (Editor-in-Chief). Encyclopedia of Criminology and Deviant Behavior. Vol.1. Historical, Conceptual, and Theoretical Issues. - Brunner-Routledge, 2001. pp. 88-92. 22 Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. - М.: Медиум, 1995. 23 См.: Гилинский Я. Криминология: Теория, история, эмпирическая база, социальный контроль. 3-е изд. - СПб.: Алеф-Пресс, 2014. С.39-44; Конструирование девиантности / ред. Я Гилинский. - СПб: ДЕАН, 2011; Социальные проблемы: конструкционистское прочтение / ред. И. Ясавеев. Казань: Изд-во Казанского университета, 2007. 24 Curra J. The Relativity of Deviance. - SAGE Publications, Inc., 2000; Goode E., Ben-Yehuda N. Moral Panics: the Social construction of Deviance. - Blackwell Publishers, 1994; Petrovec D. Violence in the Media. - Ljubljana: Mirovni Inštitut, 2003; Pfuhl E., Henry S. The Deviance Process. Third Edition. - NY: Aldine de Gruyter, 1993. 25 Caffrey S., Mundy G. (Eds.) The Sociology of Crime and Deviance: Selected Issues. - Greenwich University Press, 1995. 26 Hess H., Scheerer S. Was ist Kriminalität? // Kriminologische Journal. 1997. Heft 2. 27 Jacobs J., Potter K. Hate Crimes: Criminal Law & Identity Politics. - Oxford University Press, 1998. 28 Кузнецов И.Е. Коррупция в системе государственного управления: социологическое исследование. Дис.. .канд. социологических наук. - СПб ГУ, 2000. 29 См.: Оукс Г. Прямой разговор об эксцентричной теории. В: Теория и общество: Фундаментальные проблемы. – М.: Канон-Пресс-Ц, 1999. С.292-306. 30 См.: Гилинский Я. Девиантность, социальный контроль и политический режим. В: Политический режим и преступность. - СПб: Юридический центр Пресс, 2001. С.39-65. 31 Гидденс Э. Социология. - М.: Эдиториал УРСС, 1999. С.150. 32 Curra J. The Relativity of Deviance. - SAGE Publications, Inc., 2000. 33 Подробнее см.: Творчество как девиантность / ред. Я. Гилинский, Н. Исаев. - СПб: Алеф-Пресс, 2015. 34 Пригожин И. Философия нестабильности // Вопросы философии. 1991. №6. С.46-52. 35 Лукреций. О природе вещей. - М.: Наука,1958. С.68. 36 Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса: Новый диалог человека с природой- М.: Наука, 1986. 37 См. статьи К. Уоддингтона и Р.Тома в: На пути к теоретической биологии: 1. Пролегомены. - М.: Мир, 1970. 38 Яковлев А.М. Социология преступности. - М.: МНЮИ, 2001. С. 56; Ben-Jehuda N. Positive and Negative Deviance: More Fuel for a Controversy // Deviant Behavior. 1990. Vol.11. N3; Higgins P., Butler R., 1982. Ibid. pp. 7-8,10; Palmer S., Humphery J., 1990. Ibid. p. 7. 39 Социальные отклонения. 1989. Указ. соч. С.97-100. 40 Bryant C. 2001. Ibid. Vol.1, p. 88. 41 Wilson P., Braithwaite J. (Eds.) Two Faces of Deviance. - University of Queensland Press, 1978. p.1. 42 Гилинский Я. Творчество – норма или отклонение? // Социологические исследования. 1990. №2. С. 41-49. 43 Яковлев А.М. Социология преступности. Указ. соч. С.14. 44 Яковлев А.М. Социология экономической преступности. - М.: Наука, 1988. С. 21. 45 Там же. С.43. 46 Клямкин И., Тимофеев Л. Теневой образ жизни: Социологический автопортрет постсоветского общества. -М.: РГГУ, 2000; Неформальная экономика. Россия и мир / ред. Т. Шанин. - М.: Логос, 1999. 47 Рейсмен В.М. Скрытая ложь: Взятки: «крестовые походы» и реформы. - М.: Прогресс, 1988; Тимофеев Л. Институциональная коррупция: Очерки истории. - М.: РГГУ, 2000. 48 Palmer S., Humphery J., 1990. Ibid. pp.12-15. 49 В 2001 г. вышли книги Е.В. Змановской «Девиантология: психология отклоняющегося поведения» (СПб.) и А.Г. Тюрикова «Военная девиантология: Теория, методология, библиография» (М.), а в октябре 2003 г. в Тюмени состоялась научная конференция «Девиантология в России: история и современность». В 2003 г. вышла книга Т.А. Хагурова «Введение в современную девиантологию». Активно используют этот термин Ю.А. Клейберг («Девиантология: Хрестоматия», 2007; «Девиантология: словарь», 2012; «Девиантология: Учебное пособие», 2014) и, конечно, автор этого текста. 50 Barak G. Integrating Criminologies. - Allyn and Bacon, 1998. p.22; Lanier M., Henry S. Essential Criminology. -Westview Press, 1998. pp.8,22; Muncie E., McLaughlin (Eds.) The Problem of Crime. - SAGE Publication, 1996. p.12; Хохряков Г. Ф.Криминология. - М.: Юристъ, 1999. С.82; и др. 51 См.: Основы ювенологии: Опыт комплексного междисциплинарного исследования / ред. Е.Г. Слуцкий. -СПб.: БИС-принт, 2002. 52 Маркарян Э.С. Очерки теории культуры. - Ереван: Изд-во АН Армянской ССР, 1969. С.66 и др.; Он же. Теория культуры и современная наука (логико-методологический анализ. - М.: Мысль, 1983. С.112 и др. 53 Ferrell J., Hayward K., Young J. Cultural Criminology. SAGE, 2008; Garland D. The Culture of Control. - Oxford University Press, 2001. 54 Ольков С.Г. О пользе и вреде неравенства (криминологическое исследование) // Государство и право, 2004, №8; Скифский И.С. Насильственная преступность в современной России: объяснение и прогнозирование. -Тюмень: Вектор Бук, 2007. 55 Гилинский Я.И. «Исключенность» как глобальная проблема и социальная база преступности, наркотизма, терроризма и иных девиаций // Труды Санкт-Петербургского юридического института Генеральной прокуратуры Российской Федерации. №6, 2004. С.69-76. 56 См.: Гернет М.Н. Избранные произведения. - М.: Юридическая литература, 1974. С.140. 57 См.: Человек как объект социологического исследования. - Л: Изд-во ЛГУ, 1977. С. 101-104; Эффективность действия правовых норм. - Л.: Изд-во ЛГУ, 1977. С.99-101; Henry A.F., Short J.S. Suicide and Homicide. - Glencoe (Ill): The Free Press, 1954. 58 Гилинский Я.И. Терроризм: понятие, сущность, перспективы // Труды Санкт-Петербургского юридического института Генеральной прокуратуры Российской Федерации. №5, 2003. С. 66-69. 59 Цит. по: Кристи Н. Плотность общества. - М.: Центр содействия реформе уголовного правосудия, 2001. С.74-75. 60 Некоторые эмпирические данные см.: США: преступность и политика / ред. Б. Никифоров. - М.: Мысль, 1972. С.237-243; Dolmen L. (Ed.) Crime Trends in Sweden. 1988. - Stockholm, 1990. 61 Цит. по: США: преступность и политика / ред. Б.С. Никифоров. М., 1972.Указ. соч. С.239. 62 Человек как объект социологического исследования. Указ. соч. 63 Волошина Л.А. Совершенствование условий в сфере досуга как фактор искоренения преступности. В: Методологические вопросы изучения социальных условий преступности. - М., 1979. С. 137. 64 Гилинский Я.И. Исследование социальной активности населения при региональном социальном планировании. В: Региональное социальное планирование (Тезисы докладов конференции). Ч.1. - Уфа, 1976. С.33; Гилинский Я., Раска Э. О системном подходе к отклоняющемуся поведению // Известия АН Эстонской ССР. Т.30. Общественные науки. 1981. №2. С.134-142. 29
Другие интересные материалы: |
|