|
|
Данное исследование является интересным продолжением изучения такой формы идентичности, как национальный характер. Исследование осуществлено на эмпирическом уровне путем сравнительного анализа конкретных форм межличностного взаимодействия. М. Мартынова Не будет преувеличением сказать, что многие конфликты проистекают из–за того, что мы не можем понять и правильно оценить состояние другого человека, чуждую нам манеру его поведения. В межкультурных контактах часто делаются ошибки только потому, что люди незнакомы с нормами и правилами коммуникации, принятыми в другой культуре. А это нередко оборачивается межэтнической напряженностью, экономическими потерями, испорченными человеческими отношениями. Значительная часть конфликтов является всего лишь результатом коммуникативного непонимания. Несомненно, межкультурная коммуникация может варьировать по глубине проникновения общающихся людей в контактирующие культуры от полного отвержения через незамечание/игнорирование, через терпение/толерантность к признанию и восхищению и наконец достигает полюса полного уважения/почтения [1]. Эти пять опций формируют возможные и эмпирически обнаруживаемые способы действий людей в отношении этнических, языковых, культурных, религиозных различий. Реалии сегодняшнего дня побуждают обратить внимание на толерантность как на механизм сосуществования разных, непохожих друг на друга, действительностей. Толерантность не включает в себя принятие ценностей другого. Но, учитывая, что отношение к культурным различиям подвижно, достичь «полюса уважения и почтения» возможно только через познание чужой культуры. Чтобы добиться исчезновения ужаса перед «иным», надо прежде всего познакомиться с этим «иным». Можно ли ожидать любви к представителям другой культуры, пока для нас другая национальность, другие традиции – абстрактные понятия? Культурные миры и теория относительности У большинства людей под влиянием собственной культуры возникает иллюзия о своем видении мира, поведении, образе жизни как о единственно возможных и приемлемых. Мы, как правило, не осознаем себя в качестве продукта культуры и редко задумываемся о том, что поведение представителей других культур определяется иными традициями. Конечно, трудно игнорировать тот факт, что многое в повседневной жизни человека основано на нормах его собственной культуры. Оценивая чужую культуру, мы смотрим на нее сквозь призму привычной для нас культурной среды, с ее позиций. Невидимый культурный фильтр существует и всегда влияет на восприятие пещей и явлений вне зависимости от того, осознаем мы это или нет. Мы выносим суждения, которые имеют культурный оттенок, даже если считаем, что эти суждения абсолютно беспристрастны. Между тем в каждой культуре есть свои законы, свои глубоко целесообразные нормы и правила поведения, знания которых помогают в общении. Каждая культура отражает лишь часть опыта, накопленного человечеством. При встрече с представителями других народов нужно иметь понятие об их традиционных особенностях. Мудрость межкультурного взаимодействия заключается в том, чтобы не спешить с умозаключениями, когда люди делают, на ваш взгляд, что–то странное. Надо постараться понять их культуру, иначе может получиться, как в известном анекдоте об английской даме, которая во время пребывания за границей называла местных жителей «эти иностранцы». Когда же даме вежливо объяснили, что она сама в этой стране иностранка, дама была очень удивлена и ответила, что, поскольку она англичанка, она нигде не может быть иностранкой, это весь остальной мир – иностранцы. Кстати, считается, что опытные и умелые в кросс–культурных контактах личности имеют больше возможностей для преодоления жизненных проблем, т. е. межкультурные связи способствуют повышению адаптивных возможностей индивида [2]. Таким образом, для успешных межэтнических контактов необходимо понять и уметь объяснить особенности культуры того или иного народа. «В чужой монастырь со своим уставом не ходят», «свой обычай в чужой дом не вноси», «не сошлись обычаями, не бывать дружбе» – эти и многие другие пословицы свидетельствуют о том, что наши предки придавали большое значение традициям, осознавали их множественность. И сегодня, в век унификации многих сторон жизни, этнические особенности не утратили своих позиций. Основные виды человеческой деятельности по своему содержанию являются общими для всех людей, в определенной степени заданными биологией. Но формы, которые принимает у разных человеческих коллективов эта деятельность, различны. Существуют большая вариативность форм трудового поведения, будь то занятия охотой, рыбной ловлей, земледелием, животноводством или ремеслом, разные трудовые приемы и методы во всех этих отраслях хозяйства, разные формы организации отдыха или досуга, разные методы воспитания детей. Как отметил известный российский этнограф С.А. Арутюнов, этнические различия проявляются в том, как люди одеваются, как они едят, в их излюбленных позах стояния или сидения, хотя все люди на земле одеваются, едят, стоят и сидят. В этих различиях проявляется и то, что разные этносы обладают и характеризуются разными культурами. Параллельно с речевым языком существует и язык внеречевой, т. е. язык материальной и поведенческой части культуры [3]. Любое высказывание несет дополнительную смысловую нагрузку, имеет историческую, культурную, политическую и другие компоненты. Когда говорят друг с другом два человека одной культуры, например швед со шведом, то указание типа «Пойди на кухню и приготовь себе завтрак» дополняется представлением о самой обстановке кухни, о тех или иных предметах утвари, о наборе продуктов, которые уже сами по себе несут понятную в контексте данной культуры информацию, содержат развернутую программу деятельности, более широкую, чем та, что была дана в речевой форме. Однако она будет непонятна человеку другой культуры, например ненцу или эвенку, даже если речевое указание было понято. Согласно удачному высказыванию основоположника философии языкознания В. фон Гумбольдта (1767–1835), «разные языки – это отнюдь не различные обозначения одной и той же вещи, а различные видения ее... Языки – это иероглифы, в которые человек заключает мир и свое воображение» [4]. Примеров отличий в культурах при сопоставлении, казалось бы, эквивалентных понятий можно привести множество. Актриса Елена Сафонова, живя в Париже, писала: «Дело не только в чужом языке. Дело в том, что, когда я говорю на чужом языке слово "стол", я вижу перед собой круглый деревянный стол на четырех ногах с чайными чашками. А когда французы говорят "стол", они видят стол стеклянный, на одной ножке, но с цветочками. И винить их бессмысленно, они с таким же успехом могут обвинить в этом меня. Они не хуже, они просто другие» [5]. Различия понятии и ценностей Говоря о стереотипах поведения, необходимо сразу же оговориться, что всякие обобщения по этническому принципу создают опасность однобокого подхода. Естественно, что представители одного и того же народа различаются темпераментом, поведением и т. д. Мы здесь говорим о неких собирательных образах как результатах мировоззрения. Считать, что культурное многообразие является сугубо этническим явлением, было бы преувеличением. Культурные границы могут охватывать определенные регионы, социальные группы и т. д. Городская и сельская культура имеют свои отличия внутри одного и того же региона, яркой индивидуальностью обладают многие города (в городской толпе нашей столицы, например, можно, чаще всего безошибочно, отличить приезжего). Культурные сообщества могут выделяться не только по территориальному принципу. Определенные культурные черты воспитывает религия, предписывая исполнение тех или иных норм. Существует корпоративное, профессиональное деление людей... Тем не менее общение с людьми разных национальностей убеждает нас в том, что в значительной мере жители разных стран придерживаются определенных взглядов на жизнь, и это проявляется в их поведении. Формы поведения людей имеют глубокие культурные корни. Многие манеры мы легко перенимаем, без затруднения согласуя их со своими взглядами на жизнь. Кросс–культурные проблемы возникают не потому, что мы не умеем раскланиваться по–японски или есть палочками по–китайски. Общество приучило нас опираться на определенные понятия и ценности. Мы знаем, что многие из этих понятий приняты и в других культурах. Испанцу не нужно объяснять, что такое честь; японцы – знатоки правил хорошего тона, шведы, немцы и англичане убеждены в своей честности. Честь, долг, любовь, справедливость, благодарность и месть – жизненные принципы немцев и китайцев, арабов и полинезийцев. Однако мы часто упускаем из виду тот факт, что у каждого народа есть собственные представления об этих понятиях, какими бы универсальными они ни казались. То, что разумеют под словом «долг» в китайской и американской культурах, совсем не одно и то же. Романтическая любовь по–разному понимается во Франции и Финляндии. Английское представление о мести имеет мало общего с сицилийским. Китайцы непременным атрибутом ума считают трудолюбие, ответственность перед обществом. Трудолюбие является также важной чертой поведения японца и немца. Но немцы трудятся размеренно, организованно и планомерно, японцы же делают это самозабвенно, стараясь получать удовольствие от труда. Русское трудолюбие носит авральный и азартный характер. У людей, принадлежащих к разным культурам, могут не совпадать представления о том, каков идеал совершенной личности. «Настоящий джигит» башкир, татар, народов Кавказа и Средней Азии отличается от русского «доброго молодца». Русский герой умен, красив, трудолюбив, честен и скромен. Кавказский горец должен проявлять силу воли, презрение к смерти и воинскую доблесть, выполнять заветы дружбы, обладать чувством собственного достоинства. Идеал нивха – смелый и мужественный человек. В Средней Азии существует заповедь о трех добрых человеческих качествах – добром намерении, добром слове и добром действии. Среди чувашей говорят о семи добродетелях, к которым чаще всего относятся трудолюбие, здоровье, ум, дружба, доброта, целомудрие, честность. У бурят превыше всего «девять доблестей мужчины»: согласие, на море – пловец, на войне – богатырь, в учении – глубина мысли, во власти – отсутствие лукавства, в работе – мастерство, в речах – мудрость, на чужбине – непоколебимость, в стрельбе – меткость [6]. Существует ли национальный характер? В нашем сознании в стереотипной форме присутствуют образы типичных представителей тех или иных народов: англичане – консервативны, французы – возбудимы и легкомысленны, немцы – аккуратны и трудолюбивы, испанцы – горды и т. д. Хотя, казалось бы, вряд ли можно считать правомерным обобщение типичных черт в масштабе всего народа. Широко распространено мнение, что представители различных этнических групп имеют как общие, так и отличные от других характерные черты. Традиции житейского и литературного описания национальных характеров восходят к античности (Геродот, Теофраст, Тацит). Прекрасным показателем существования стереотипных представлений о национальных характерах являются анекдоты, построенные на стандартном сюжете, когда представители разных народов, попадая в одну и ту же ситуацию, ведут себя по–разному, в соответствии с теми особенностями характера, которые им приписывают авторы анекдота. Такие шутливые примеры можно приводить бесконечно. Например, вот как ведут себя люди разных национальностей, если обнаружат в кружке пива муху. Немец (практичный) выбрасывает муху и пьет пиво. Француз (сентиментальный) вытаскивает муху, дует на нее, расправляет ей крылышки – и не пьет пиво. Русский (неприхотливый и любящий выпить) выпивает пиво, не заметив мухи. Американец (уверенный в своих правах) зовет официанта, устраивает скандал и требует другую кружку. Китаец (китайская кухня включает самые неожиданные блюда) вынимает муху, пьет пиво и закусывает мухой. Еврей (меркантильный) пьет пиво, а муху продает китайцу. Другой известный анекдот обыгрывает различные черты национальных слабостей: французскую гривуазность, немецкую серьезность, американскую хвастливость, британский колониализм и т. д. Журналисты организовали конкурс на лучший заголовок для статьи про слонов. Заголовки были следующие: англичанин – «Охота на слонов в британской Восточной Африке»; француз – «Любовь слонов во французской Экваториальной Африке»; немец – «Происхождение и развитие индийского слона между 1200 и 1950 гг.»; американец – «Как вывести самого большого и сильного слона»; русский – «О том, как мы запустили слона на Луну»; швед – «Слоны и социально–ориентированное государство»; датчанин – «Сандвичи со слоновьим мясом»; испанец – «Техника боя слонов»; индус – «Слоны как средство передвижения до эпохи железных дорог»; финн – «Что думают слоны о финнах»; норвежец – «Норвегия и норвежские фиорды». Для иллюстрации этнического стереотипа поведения Л.Н. Гумилев приводит шутливый пример ситуации в трамвае, куда вошел буйный пьяница. По мнению Гумилева, едущие в трамвае и принадлежащие к разным народам пассажиры поведут себя по–разному: русский пожалеет пьяного и уступит ему место, татарин брезгливо отойдет в сторону, немец позовет милиционера, а грузин может ответить физической агрессией на буйное поведение пассажира [7]. Среди подходов к интерпретации национального характера в отечественной науке наиболее распространен историко–социальный подход, восходящий к мемуарам путешественников, описывающих встречи с незнакомыми народами. Источником изучения многообразия традиций может быть также художественная литература, а в наше время – телевидение, кинематограф, публикации в прессе и г. д. На смену понятию «национальный характер» все чаще приходит концепт «ментальность». Происхождение его связано с исследованиями французских ученых «Юколы анналов» (М. Блок. Л. Февр, Ж. Дюби). По их определению, ментальность это система взаимосвязанных представлений, регулирующих поведение членов социальной группы. В современной научной литературе менталитет определяется как наличие у.людей, принадлежащих к одной культуре, общего умственного инструментария. Менталитет – это образ мира, который заложен культурой в сознание людей данного общества [8]. Определенный вклад в исследование ментальности внесли психологи. Они отмечают, что существуют разные типы культур с точки зрения их психологического измерения. Одним из важнейших измерений культурной вариативности считается такая черта, как ее индивидуализм или коллективизм. Индивидуалистической названа культура, в которой индивидуальные цели ее членов важны не менее, чем групповые. Коллективистская культура, наоборот, характеризуется тем, что в ней групповые цели превалируют над индивидуальными. В каждой культуре имеются как индивидуалистские, так и коллективистские тенденции сознания и поведения людей, однако относительно больший крен в сторону индивидуализма характерен для Запада, а в сторону коллективизма – для Востока и Юга (Африка). Г. Хофстед, изучив многонациональные корпорации в 53 странах, произвел анализ ценностей, связанных с работой. По шкале от 0 до 100 Соединенные Штаты получили высокий уровень индивидуализма – 91 балл, а восточно-азиатские страны (Япония, Тайвань, Таиланд и др.) – от 17 до 46 баллов, что означало доминирование в этих странах коллективистской культуры [9]. Считается, что в индивидуалистических культурах люди заботятся в первую очередь о себе и членах своей семьи, в то время как в коллективистских культурах люди принадлежат к определенным группам, которые, в свою очередь, должны заботиться о них в обмен на преданность членов группы ее интересам. Г. Триандис, Р. Брислин и К. Хью сформулировали различия между коллективистской и индивидуалистской культурами в терминах их самовосприятия, активности, отношений, ценностей и поведения. Они полагают, что в коллективистских культурах люди больше ориентированы на других людей (на отношения с ними), чем на выполнение поставленной задачи, в то время как в индивидуалистских все наоборот [10]. В коллективистских культурах поведение людей трактуется с позиций норм, принятых в данных культурах, а в индивидуалистских зависит от личных особенностей и установок индивида [11]. Этот вывод психологов подтверждает, что применяемый ими инструментарий кросс-культурных исследований важен для разработки теории межкультурной коммуникации, но объяснить особенности поведения индивида невозможно без привлечения этнологического материала. Особенности социализации детей Культура с детских лет обусловливает наше мышление и поведение. Достаточно осознать необратимость происходящего в детстве в каждом из нас формирования норм и ценностей, столь отличных от тех, что чтят в других частях света, чтобы объяснить вероятность и очевидность сложного взаимодействия с представителями других культур в дальнейшей жизни. Нормы воспитания детей неодинаковы в разных народах, так же как в разные эпохи и у разных слоев населения. Если сравнивать традиционные стили воспитания детей по степени их строгости, соотношению наказаний и поощрений, то на одном полюсе будет японский стиль, а на другом – английский. В Японии учитель чаще обращается к поощрениям, чем к наказаниям. Воспитывать означает не ругать за то, что уже сделано плохо, а, предвидя плохое, обучать правильному поведению. Даже при явном нарушении правил приличия воспитатель избегает прямого осуждения, чтобы не поставить ребенка в унизительное положение. Японские матери высказывают свои требования в форме просьб, щадя чувства ребенка. Детей обучают конкретным навыкам поведения, всячески внушая им уверенность, что они способны научиться управлять собой, если приложат усилия. Японцы считают, что чрезмерное давление, направленное па достижение сиюминутного послушания, в будущем может дать обратный результат. С европейской точки зрения, детей в Японии неимоверно балуют. Им ничего не запрещают, лишая тем самым поводов заплакать. Взрослые совершенно не реагируют на плохое поведение детей, словно не замечая его. Первые ограничения начинаются в школьные годы, но вводятся они постепенно. Ребенок начинает подавлять в себе порывы, которые в раннем детстве никто не ограничивал. Он учится уважать старших, чтить долг и быть преданным семье. По мере взросления жесткость регламентации поведения сильно возрастает. В мягкой форме с младых лет японцев приучают к тому, что они не должны докучать другим людям эгоцентричным поведением и капризами. В Англии придерживаются иных методов. Англичане считают, что неумеренное проявление родительской любви и нежности приносит вред детскому характеру. В их традициях – относиться к детям сдержанно, даже прохладно. Мягкость и нежность они проявляют скорее к собакам и кошкам. Дисциплинирующее воздействие на детей оказывается с самого раннего возраста. Если ребенок мучает кошку или собаку, обижает младшего или наносит ущерб чужому имуществу, его ждет суровое, даже жестокое наказание. Наказывать детей в Британии – это не только право, но и обязанность родителей. Баловать детей – значит портить их. С детства англичане приучаются к самостоятельности и ответственности за свои поступки. Они как бы рождаются взрослыми, и для перехода в мир взрослых их не надо специально готовить. Сознательно отстраняясь от детей, родители готовят их к трудностям взрослой жизни. Уже в 16–17 лет, получив водительские права и аттестат, дети уезжают из родительского дома и живут независимо. Передача культуры из поколения в поколение представляет собой сложнейший процесс. По словам московских лингвистов Е.М. Верещагина и В.Г. Костомарова, история входит в современность (и переходит в будущее), а предшествующие этапы развития национальной культуры определяют ее состояние в данный отрезок времени (и в будущем). Все члены некоторой этнокультурной общности путем обучения в школе и в результате неформальной социализации получают представление о развитии своей страны в прошлом, ее возникновении, о сложившихся исторически явлениях и фактах материальной и духовной культуры. Все слушают в школе и запоминают на слух примерно одни и те же сказки, загадки. В школе, да и вне ее, читают и обсуждают одинаковый для всех круг литературных произведений... Русских писателей-классиков XIX и XX вв. следует по праву считать нашими современниками [12]. Фольклор, являющийся коллективным творчеством народа, передаваемый из поколения в поколение, не только оказывается прекрасным и надежным источником сведений о «национальном характере», но и служит важнейшим компонентом воспитания нравственных качеств, в котором особую роль играют образы русской красавицы и русского богатыря. «В русской красавице то же начало, что и в русском богатыре, который тридцать лет проспал на печи и встал только для решительной битвы. Скрытая красота, скрытая сила, которая нуждается в великой причине, чтобы раскрыться, и не для праздничного созерцателя, не для привязчивого взгляда, а для единственного суженого – как и богатырь встанет-распрямится, когда на родину накатывает самый сильный враг. Красота – для милого, сила – для супостата, и все – для единственного. Повседневная, будничная трата означала бы умаление чудного дара. Да и жизнью Спасителя так заведено, что самый могущественный являлся в ветхом рубище и терпел крестную муку, чтобы потом, когда мир изверится, истоскуется от иесовершившегося пророчества, вторично прийти, уже победителем. Мышление парадоксами присуще народу, который ждет главного – от неглавного, красивого – от невзрачного, сильного – от немощного» [13]. Вариативность правил приличия Правила приличия, существующие у одного народа, другими могут восприниматься как правила неприличия. И. Эренбург в романе «Люди, годы, жизнь» пишет: «Европейцы, здороваясь, протягивают руку, а китаец, японец или индиец вынуждены пожимать конечность чужого человека. Если бы приезжий совал парижанам босую ногу, вряд ли это вызвало бы восторг. Англичанин, возмущенный проделками своего конкурента, пишет ему: "Дорогой сэр, Вы мошенник", без "дорогого сэра" он не может начать письмо. Христиане, входя в церковь, снимают головные уборы, а еврей, входя в синагогу, покрывает голову. В Европе цвет траура черный, в Китае – белый. Когда китаец видит, как европеец или американец идет под руку с женщиной, порой даже целует ее, это кажется ему чрезмерно стыдным. Если к европейцу приходит гость и восхищается картиной, вазой или другой безделушкой, то хозяин доволен. Но если европеец начнет восторгаться вещицей в доме китайца, то хозяин дарит ему этот предмет – того требует вежливость. Меня мать учила, что в гостях нельзя ничего оставлять в тарелке. В Китае к чашке риса, которую подают к концу обеда, никто не притрагивается – нужно показать, что ты сыт». Мы при входе в дом снимаем головные уборы, а японцы – обувь; у нас мужчины подают женщинам пальто, а у них – наоборот. Мы при встрече обмениваемся приветствиями и говорим друг другу «Здравствуй!». А в Монголии скотоводы-кочевники говорят друг другу при встрече: «Пусть ваши овцы будут жирными». У многих народов приветствие является и благопожеланнем удачи, здоровья, счастья. Оно может быть разным и зависеть от времени года, а иногда и от времени суток, от возраста встретившихся, от их отношений: родственника приветствуют иначе, чем соседа. Привычному для нас жесту хлопанья в ладоши в культурах разных народов придается неодинаковый смысл. Общим является то, что им выражается эмоциональный настрой. При этом в европейской традиции хлопки в ладоши – жест одобрения, поощрения, радости. Яркий пример тому – театральные аплодисменты. Л если бы таджичка увидела, что мы хлопаем в ладоши, она бы решила, что у нас в семье кто-то умер. Почему? Да потому, что у них, как и у многих народов Востока, хлопок в ладоши – выражение скорби по умершему. Азербайджанец, хлопая в ладоши, показывает, что он разочарован, абхазец – что удивлен. Таким образом, почти за каждым правилом поведения стоит какая–нибудь давняя традиция или обычай народа. При знакомстве с культурой и бытом другого народа первое, что бросается в глаза, это отличия в материальной культуре и особенности поведения в стандартных ситуациях, причем специфические черты поведения наиболее отчетливо проявляются в сфере общения. Многообразие норм поведения Иметь представление о культуре народа, не зная специфических норм его поведения, практически невозможно. Знание традиционной культуры поведения не только дает нам возможность нормально общаться с представителями других национальностей, но и учит уважать чужие обычаи, какими бы странными и нелепыми они ни казались на первый взгляд. Вот пример, иллюстрирующий культурные различия в отношении ко времени. На вопрос: «Если у вас назначена встреча с другом, как долго вы намерены ждать его?» жители высокоиндустриальных стран (США, Япония) давали ответ в минутах, люди в культурах, средних по сложности (Греция, Италия), – в часах, а в традиционных обществах (некоторые культуры Африки и Латинской Америки) – в сутках [14]. У разных народов разное ощущение времени и разная степень пунктуальности. Это в равной мере касается как прихода на встречу, так и ухода с нее. Не всегда легко собрать вместе людей разных национальностей. «Как спланировать вечеринку, – пишет Р. Льюис, – если японцы придут на 10 минут раньше, немцы и шведы — вовремя, американцы и британцы – чуть позже, французы – после них и бразильцы – через час после того, как она уже должна была закончиться? Американские бизнесмены могут так увлечься обсуждением своих дел за напитками, что забывают о вечеринке, не говоря уже о времени. Латиноамериканцы могут тараторить бесконечно. Британцы, немцы, голландцы, швейцарцы и японцы относительно дисциплинированны в том, что касается ухода вовремя, чего не скажешь о датчанах, шотландцах, славянах и ирландцах. В Азии закончить вечер входит в обязанность хозяина, в Европе и США это обычно зависит от гостя» [15]. В западных культурах принято делать одно дело в единицу времени и разговоры вести последовательно, а не одновременно. В других культурах (например, Саудовская Аравия) вполне приемлемо вести разговоры сразу с несколькими людьми. Коммуникация между русскими создает вокруг собеседников как бы закрытое пространство. Чтобы постороннему включиться в процесс общения, необходимо предпринять определенные усилия. В Германии принято, чтобы сами участники разговора вовлекали новичка в беседу. Если в первом случае, как пишет В.Д. Попков, принять или не принимать участие в беседе – проблема новичка, во втором – обязанность других участников общения [16]. По словам Р. Льюиса, в Англии или Германии секретари не позволяют посетителям беспокоить босса во время заседания. Так может произойти в Португалии, Испании, Южной Америке или Сицилии, но даже там вновь прибывших просят подождать. В арабских странах согласно старой традиции их приглашают прямо в офис. Северяне не только не готовы к выслушиванию нескольких человек, говорящих одновременно, но и вообще имеют мало шансов на то, что кто–то услышит их спокойный голос в общем бедламе. Вы должны подвинуть свое кресло таким образом, чтобы оказаться рядом с человеком, с которым говорите, и кричать в его правое или левое ухо свои предложения до тех пор, пока он не согласится. Мало вероятно, что вы причините ему какое–либо неудобство, так как он подвергается в это время воздействию огромного числа раздражителей со всех сторон, и уступка обычно является самым легким путем отступления. Поведенческие культуры народов мира психологи условно делят на три типа: моноактивные – культуры, в которых принято планировать свою жизнь, составлять расписания, организовывать деятельность в определенной последовательности, заниматься только одним делом в данный момент. Немцы и швейцарцы принадлежат к этой группе; полиактивные – подвижные, общительные народы, привыкшие делать много дел сразу, планирующие очередность дел не по расписанию, а по степени относительной привлекательности, значимости того или иного мероприятия в данный момент. Сюда относятся такие народы, как итальянцы, латиноамериканцы, арабы; реактивные – культуры, придающие наибольшее значение вежливости и уважению, предпочитающие молча и спокойно слушать собеседника, осторожно реагируя на предложения другой стороны. Представители этой категории – китайцы, японцы и финны [17]. Жесты, понятные не всем Манера поведения людей разных национальностей отнюдь не одинакова. Далеко не все виды коммуникации основаны на речи. Часто недооцениваются пара-лингвистические средства общения – жесты, мимика, движения глаз, рукопожатия, уровень голоса и пр. Между тем 80% информации передается не словами. Многие жесты понятны но всем мире, но не все. Жесты также культурно обусловлены. Например, в Новой Гвинее указывают на предмет глазами, а не рукой. Тибетцы выражают одобрение, высовывая язык. В Австрии поглаживание воображаемой головы означает, что новости, которые кто–то сообщает, уже устарели. Австрийское пожелание удачи заключается в ударе кулаком по воображаемому столу. Немцы, чтобы пожелать удачи, убирают палец в ладонь или тоже бьют по воображаемому столу. Болгары, албанцы и турки, говоря «да», качают головой из стороны в сторону, а говоря «нет» – кивают. В Греции и Сардинии не стоит использовать жест «поднятый большой палец» на дороге с просьбой подвезти: его воспримут, как символ того, что человек наелся, «набил брюхо». 13 Испании поднятый вверх большой палец означает поддержку баскского сепаратистского движения, оттягивание нижнего века указательным пальцем передает предупреждение кому–то быть настороже; тот же жест используется в Италии. В Сицилии «кольцо» означает «ничего», щипок щеки выражает «отлично». В Голландии поглаживание щеки большим и указательным пальцами означает, что кто–то болен. Посасывание пальца значит, что кто-то лжет или, по крайней мере, заблуждается; потирание спинки носа говорит, что кто–то чересчур скареден. Для того чтобы выразить мнение, что кто-то ведет себя как сумасшедший, голландцы постукивают себя по лбу. В Португалии фига служит охранным знаком; когда дотрагиваются до мочки уха, выражают одобрение. На Мальте «рога» используются как охранительный знак. Русские при счете загибают пальцы в кулак, начиная с мизинца. Американцы и некоторые европейцы поступают диаметрально противоположным образом: они разгибают сжатые в кулак пальцы, начиная с большого. Часто невербальные коммуникативные проявления жителей Ближнего Востока не совпадают с привычными для нас нормами. Один из очевидцев рассказывал, что он неоднократно был свидетелем недоразумений, связанных с арабским жестом приглашения (подзывания). Жест, напоминающий «скребковое» движение ладонью правой руки в сторону от собеседника на уровне плеча, русские часто понимают в диаметрально противоположном смысле – «уходи, до свидания». Еще один частый пример непонимания возникает в связи с тем, что у арабов принято после удачной шутки протягивать собеседнику руку ладонью вверх. Второй участник общения должен ударить по ней своей ладонью в знак того, что ему понравилась шутка. Не сделать этого – обидеть собеседника [18]. Некоторые арабские жесты не имеют эквивалента в русском вербальном общении. К ним относятся жесты: «подожди», «помедленнее» (пальцы, сложенные в щепоть, двигаются вдоль тела, от плеча, вниз), вопросительный жест «что? почему? в чем дело?» (вращательное движение кистью правой руки на уровне плеча, пальцы при этом полусогнуты). Различие языка телодвижений Во многих культурах Среднего и Дальнего Востока люди больше внимания уделяют паралингвистическим средствам и контекст общения играет значительную роль (там как бы принято читать между строк). Можно выделить различные типы языка телодвижений. Французы, арабы, африканцы, жители Средиземноморья, Южной и Центральной Америки владеют всем разнообразием жестов и мимики, почти не используемым и зачастую неправильно истолковываемым или невоспринимаемым представителями других культур. У финнов и японцев невербальные сообщения сведены до минимума. В этих культурах избегают жестикулирования, ярко выраженной мимики и свободного изъявления таких чувств, как веселье, печаль, любовь, разочарование, ликование. Человек из более активной культуры не сможет почерпнуть никакой информации из телодвижений финна или японца, хотя в своей культуре финны или японцы способны ее распознать, поскольку ведут себя так же сдержанно. Они, со своей стороны, воспринимают демонстративный язык телодвижений эмоциональных народов как вульгарный. Глаза относятся к самой выразительной части лица. Во многих культурах собеседники все время смотрят друг на друга при разговоре. Это особенно заметно в Испании, Греции, в арабских странах. Такой тесный зрительный контакт (финны и японцы сочли бы это нарушением приличий) означает влияние на собеседника и подчеркивает позицию и значимость сообщения говорящего. Японцы в течение почти всего времени разговора избегают зрительных контактов, глядя на шею говорящего и на свои туфли или колени, когда говорят сами. Во Франции и Испании очень распространено подмигивание для выражения конфиденциальности. Жители этих стран чаще, чем северяне, двигают бровями для выражения удивления, неодобрения и т.д. Иностранцы, попав в Россию, недоумевают по поводу того, что русские люди мало улыбаются. И наоборот, мы поражаемся тому, что в Европе и Америке улыбаются всем, всегда и везде. На самом деле объяснение очень просто: в разных культурах разные улыбки, они несут разную смысловую нагрузку. Очень хорошо сказала об этом С.Г. Тер-Минасова: «В западном мире, и в англоязычном в особенности, улыбка – это традиция, обычай: растянуть губы в соответствующее положение, чтобы показать, что у вас нет агрессивных намерений, вы не собираетесь ни ограбить, ни убить. Это – способ формальной демонстрации окружающим своей принадлежности к данной культуре, к данному обществу. Способ очень приятный, особенно для представителей тех культур, в которых улыбка – это выражение естественного искреннего расположения, симпатии, хорошего отношения, как в России» [19]. В западном мире улыбка одновременно и формальный знак культуры, не имеющий ничего общего с искренним расположением к тому, кому ты улыбаешься, и, разумеется, биологическая реакция на положительные эмоции, у русских – только последнее. Л.В. Павловская, автор «Путеводителя для деловых людей», пишет: «Серьезное, сосредоточенное выражение лица русских на улице – не признак их мрачности, а лишь традиция, считающая улыбку чем–то сокровенным и предназначенным близкому и приятному человеку» [20]. В России не принято улыбаться посторонним людям. «Смех без причины – признак дурачины» – гласит русская пословица. В Чейз Манхэттен Банк же висит объявление: «Если наш оператор Вам не улыбнулся, заявите об этом швейцару, он Вам выдаст доллар» (по материалам проф. И.Л. Стернина, Воронежский университет). Высокая потребность в тесном личном контакте и близости в проявлении чувств характерна для латиноамериканских культур, культур Южной и Восточной Европы, арабских культур; более низкая – для стран Дальнего Востока (Япония, Корея), Центральной и Юго-Восточной Азии, Северной Европы и США. Ощущение простора или тесноты, посягательства на пространство и уважение чужого пространства довольно значительно отличаются в разных культурах. Существуют разные представления об оптимальном расстоянии, на котором удобно вести межличностное общение. В популярной книге австралийца А. Пиза «Язык телодвижений» отмечается, что «интимная зона» у американцев и европейцев составляет примерно 45 см, у японцев и народов Дальнего Востока она несколько меньше и составляет 25 см. Женщины во всех культурах располагаются ближе друг к другу, чем мужчины. Пиз рассказывает о том, как он однажды наблюдал общение американца с японцем. Японец все время пытался приблизиться к собеседнику, американец же постоянно отодвигался, соблюдая дистанцию. Внешне разговор напоминал танец, в котором участники беседы медленно двигались по комнате. Интересно, что мигранты, длительное время живущие в другой культуре, постепенно перенимают дистанцию, свойственную этой культуре. Так, было установлено, что американские японцы, живущие на Гавайях, предпочитают более близкую дистанцию для общения, чем японцы, живущие в Японии. Известно, что в Германии двери в учреждениях всегда плотно закрыты, чтобы разъединить людей и создать ощущение приватного пространства. Немцы полагают, что отгороженный от посторонних шумов и разговоров персонал лучше трудится. Напротив, в США двери кабинетов обычно открыты. Американцы, работающие в Германии, часто жалуются, что закрытые двери вызывают у них чувство отчуждения, заставляют думать о том, что окружающие более неприветливы, чем они есть на самом деле. Очевидно, что один и тот же знак – закрытая дверь – имеет в разных культурах разный смысл, и потому он должен оцениваться, исходя из данного культурного контекста. Как отмечают психологи, отсутствие у американцев вкуса к тактильной близости с чужими связано с культурной ценностью автономии, поэтому тесный контакт с теми, кто не является очень близким, вызывает у американцев чувство нарушения их личного пространства [21]. Различия в вербальных стилях Стиль речевого взаимодействия – это метапослание, которое указывает, как индивидам следует понимать и интерпретировать вербальное (речевое) сообщение. Представление о том, какие нормы и правила поведения предпочтительны при общении, не одинаковы в различных культурах. Культурные традиции определяют разрешенные и запрещенные темы разговоров, а также его громкость, темп, остроту. Анализ корейской культуры показывает, что корейцы не дают негативных ответов типа «нет», или «я не согласен с вами», или «я не могу сделать это». Чаще, чем американцы, они используют уклончивые ответы типа «я согласен с вами в принципе» или «я сочувствую вам». В корейском языке категория вежливости насчитывает семь ступеней: почтительная; уважительная; форма вежливости, характерная для женской речи; учтивая; интимная; фамильярная; покровительственная [22]. Предпочтение непрямой, двусмысленной коммуникации продиктовано уважением другого человека, важностью сохранения групповой гармонии, что имеет высокую ценность в корейской культуре. Типично американский вербальный стиль несет в себе представление об индивидуальном достоинстве и выражает тенденцию к равенству в отношениях. Норма честности и искренности требует использования слов и выражений, которые отражают действительные намерения и ценности говорящего [23]. Американец настойчиво пытается убедить своего собеседника, не интересуясь, принимает ли тот его самого как личность. Но японцы и корейцы очень чувствительны к этому и склонны свернуть разговор, если видят, что собеседник не может принять отношение говорящего, его способ мышления. Это же свойственно и многим народам Крайнего Севера и Сибири. Для одних культур характерен вычурный, экспрессивный стиль общения, для других – точный и сжатый. Хорошим примером вычурного стиля является стиль общения в арабских культурах, где в изобилии используются фантастические метафоры и образы и часто встречаются длинные цепи эпитетов и модификаций одного и того же слова. Арабские и иранские комплименты полны сравнений, переходных степеней и идиом, в то время как англо–американские комплименты обычно очень точны и ритуальны. Например, арабская женщина говорит о дочери своей подруги: «Она подобна ночному светилу и имеет невыразимо прекрасные глаза» [24]. Некоторые комплименты могут произвести странное впечатление на носителей иной культуры. В Индии можно польстить женщине, если сравнить ее внешность с внешностью коровы, а походку – с походкой слона. Хороший комплимент японке – сравнение ее со змеей, татарке и башкирке – с пиявкой, олицетворяющей совершенство форм и движений. Обращение к женщине «гусыня!» в русской культуре – оскорбление, в Египте – комплимент. Когда мы хотим назвать ласковым словом девушку или ребенка, то часто называем их «голубками», «вороной» же называем бестолкового человека. В других культурах распространены иные зоосравнения. Гак, у казахов чибис ассоциируется с жадностью, сова – с безалаберностью и рассеянностью, пчела – со злобностью и недовольством, черепаха – с ленью и беспечностью. Крот у испанца – символ тупости и ограниченности, хорек – назойливого любопытства и нелюдимости. Весьма своеобразны сравнения с животными у японцев. Горная обезьяна ассоциируется у них с деревенщиной, лошадь – с дураком, собака – с фискалом, утка – с простаком, клещ – с хулиганом [25]. Еще одна коммуникативная особенность – сила речевого утверждения. В Японии, например, сильное речевое заявление – признак плохих манер, там принят средний тон высказываний. У арабов, напротив, доверяют лишь сильным высказываниям. Анализируя различия арабского и американского вербальных стилей, исследователи отмечают, что утверждения, которые арабам кажутся только констатацией факта, американцам могут показаться экстремальными. Длительность разговора неодинакова в разных культурах. Например, китайцы более толерантны к молчанию в разговоре, чем американцы. Даже молчание можно интерпретировать по–разному. Американцу, французу, немцу, жителю Северной Европы, арабу молчание в ответ на какое-либо предложение покажется формой отказа. В таких не похожих друг на друга странах, как США, Перу, Кувейт, беседа представляет собой двусторонний процесс, при котором один участник говорит, другой слушает, а затем наоборот. Пауза между высказываниями в Британии и Германии длится 2–3 секунды, в Кувейте и Греции – еще меньше, а во Франции, Италии и Америке паузы почти незаметны. Как верно отмечает Н.Б. Мечковская, если в европейских культурах общение должно быть заполнено речью (принято создавать хотя бы видимость обмена информацией), то североамериканский индеец вполне может прийти в гости, покурить трубку и через полчаса уйти. И это тоже будет общение. Для «слушающих культур» Восточной Азии молчание в ответ не означает ничего предосудительного. «Кто знает – молчит, а кто не знает говорит» – гласит древнекитайская поговорка. Японцы и финны не станут оспаривать это утверждение. Для них молчание не равнозначно прекращению коммуникации; напротив, оно является необходимой частью социального взаимодействия. Важным является то, что не высказано. Молчание означает, что вы слушаете и усваиваете, многословие же скорее будет воспринято как умничание или проявление эгоизма и высокомерия. В Финляндии и Японии считается невежливым навязывать свое мнение. Там более уместно кивать головой в знак согласия, хранить спокойную улыбку, избегать самоуверенных выступлений и открытого спора. Иными словами, стиль общения отражает доминирующие ценности культуры. Вместо заключения. Еще раз о толерантности В своем исследовании я вполне осознанно сосредоточила внимание на отличительных особенностях культур, отбирая единицы культурной информации не по принципу их типичности и стереотипности, а по принципу этнической или региональной специфичности. Готовность личности к межкультурной коммуникации я попыталась представить через набор требуемых знаний. Они позволяют распознавать и учитывать этнокультурную специфику других культур на уровне коммуникативного поведения. В какой мере внимание к особенностям соответствует прокламируемой цели единения людей и достижения культурного согласия? Предпочтение различий тождеству часто трактуется через категорию конфликта. Но, как это ни парадоксально звучит, одним из средств не только воспитания толерантной личности и воплощения воспитания мышления в «международном контексте», но и культурного противодействия глобализационным процессам может стать опора на сравнительные подходы в изучении традиционной культуры. Сама необходимость сравнения безусловно стимулирует рефлексию индивида над особенностями не только чужой, но и своей культуры. Осознание своих отличий, возможно, избавит от интуитивного, охватывающего сегодня разные народы страха потерять свои отличительные черты. Боязнь этой угрозы заставляет сегодня с особым, почти болезненным вниманием относиться к своим историческим корням, языку, традициям, народным костюмам. И в этом плане, вероятно, весенний венецианский или бразильский карнавал, осенние баварские «Октоберфест» или корейский «Чусок», испанскую корриду и русскую масленицу можно рассматривать, сняв с них туристический флер, как форму сохранения этноспецифического. Ведь это тоже форма существования традиций. Проблема красоты и пользы не раз поднималась в литературе. Действительно, не во всех районах мира традиционная культуpa по–прежнему играет жизнеобеспечивающую роль. Постепенно утилитарное значение многих проявлений народной культуры утрачивается. Общественный прогресс не проходит без естественных потерь отдельных, зачастую ценных, элементов культуры. То одни, то другие традиции постепенно уходят в прошлое. Кардинальные перемены в процессе создания предметной среды, связанные с развитием наук и техники, определили изменение места традиционной культуры в жизни народов. Вместе с тем машинное производство, как бы нивелировавшее этнические различия в традиционной культуре, вызывало и ответную реакцию – возрастание роли этнического самосознания. Роль традиций все активнее стала перемещаться в сферу этнического сознания. Поэтому, как метко отметила С.Б. Рождественская, традиционная культура входит в современный мир не только и не столько со стороны утилитарности, но, главным образом, со стороны своей духовности. Она является одной из форм этнического сознания в той же мере, как искусство в целом является формой общественного сознания, и хранительницей эстетических чувств как отдельного человека, так и группы людей (в том числе этнической) [26]. И все–таки где та грань, которая позволяет принять чужое, не отторгая его, не приводя к конфликтам? Ответить на этот вопрос можно словами знатока межкультурной коммуникации Р. Льюиса: «Если мы смиримся с тем, что некоторые черты в будущем останутся на своих местах (американская напористость, немецкая серьезность, французское чувство собственного превосходства, японская невозмутимость, испанская привычка опаздывать, норвежское упрямство, швейцарская скрытность, русская сентиментальность, арабская страстность), то сможем прийти к мысли о том, что эти самые качества внесут положительный вклад в общие усилия нашей команды. Например, американское воодушевление, обуздываемое тщательным немецким планированием и контролем, могло бы оказаться чрезвычайно эффективным. Испанцы тяжелы на подъем, но умеют хорошо завершать дело, часто обнаруживая выносливость и энергию в полуночное время. Итальянцы обычно хорошие дельцы... а индейские качества – ориентированность на людей, умение вести переговоры и сердечность...» [27]. Примечания 1. См.: Дим И. Воспитание и толерантность // Мультикультурализм и трансформация постсоветских обществ. М., 2002. С. 311. 2. Льюис Р. Деловые культуры в международном бизнесе. М., 1996. С. 205. 3. О соотношении языка и культуры интересно писали: Верещагин ЕМ., Костомаров ВТ. Язык и культура. М., 1990; Они же. Дом бытия языка. М., 2000; Тер–Минасова С.Г. Язык и межкультурная коммуникация. М„ 2000. 4. Гумбольдт В. фон. Язык и философия культуры. М., 1985. С 349. 5. Цит. по.: Тер–Минасова С.Г. Указ. соч. С. 56. 6. См.: Волков Г.Н. Этнопедагогика. М., 2000. С. 52–55. 7. Гумилев Л.Н. География этноса в исторический период. Л., 1990. С. 12. 8. Межкультурная коммуникация. Практикум. Ч. I. H. Новгород, 2001. С. 158. 9. Hofstede G. Cultures consequences. Beverly Hills, 1980. P. 35. 10. Triandis H.C., Brislin R., Hui CM. Cross–cultural training across the individualism–collectivism divide // International Journal of Intercultural Relations. 1988. № 12. 269–289. 11. См., например: Лебедева Н.М. Введение в этническую и кросс–культурную психологию. М., 1999. 12. См.: Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Дом бытия русского языка. М., С. 101. 13. Размышления Ивана Соловьева об Эросе // Человек. 1991. № 1. С. 208. 14. Лебедева Н.М. Указ. соч. С. 44. 15. Льюис Р. Указ. соч. С. 215. 16. Попков В.Д. Стереотипные представления о русских и их влияние на немецко–русскую коммуникацию // Социальный конфликт. 2001. № 4. С. 25. 17. Льюис Р. Указ. соч. С. 85. 18. См.: Горелов И.Н., Седов К.Ф. Основы психолингвистики. М., 2001. С. 126. 19. Тер–Минасова С.Г. Указ. соч. С. 190. 20.Цит. по: Указ. соч. С. 192. 21. Лебедев Н.М. Указ. соч. С. 165. 22. Мечковская Н.Б. Социальная лингвистика. М., 2000. С. 60. 23. Лебедева Н.М. Указ. соч. С. 148. 24. Там же. С. 152. 25. См.: Горелов И.Н., Седов К.Ф. Указ. соч. С. 124. 26. Рождественская С.Б. Место народной культуры в общественном прогрессе // Ориентиры культурной политики. 2000. № 6. С. 93. 27. Льюис Р. Указ. соч. С. 137. Другие интересные материалы:
|
|