 |
 |
 |
 |
|
||||||||||||||||||||||
 |
 |
 |
||||||||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||||||||||
|
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
Купить набор Королевское Таро в "Читай-город" . Книга Родословное Древо. Семейная летопись купить книгу на https://www.chitai-gorod.ru/
|
В сегодняшних конкретных условиях уголовный розыск не в состоянии обойтись без применения жёстких, жестоких, а временами - и жесточайших приёмов, методов и способов своей деятельности. Не ищите разрешения на их применение ни в нашем законодательстве, ни в любой из милицейских служебных инструкций. В. Куземко НАСИЛИЕ И УГРОЗЫСКДаже самая демократическая и наигуманнейшая власть немыслима без насилия, т.е. без систематического и всестороннего принуждения человека государством и обществом. Иногда – мягким и ненавязчивым, куда чаще – грубым, раздражающим, становящимся порой преобладающим методом управления в стране. При тоталитарном же режиме насилие целиком подминает под себя и Личность, и общество, и государство, и даже те самые силовые структуры, которые это насилие осуществляют… В сегодняшних конкретных условиях уголовный розыск не в состоянии обойтись без применения жёстких, жестоких, а временами – и жесточайших приёмов, методов и способов своей деятельности. Не ищите разрешения на их применение ни в нашем законодательстве, ни в любой из милицейских служебных инструкций. Государство - лицемерно. Оно з н а е т, что вынуждены мы творить во имя правильно или ложно понятых державных интересов, но оно – не хочет (да и не может, исходя из тех же своих интересов) нас останавливать, затыкая нашей жёсткостью и жестокостью все прорехи в общественном устройстве и несовершенстве человеческой природы… Если мы попадёмся - та самая государственная машина, которой мы служим, безжалостно растопчет нас, и за ненадобностью выбросит на помойку… Поэтому попадаться – не надо. Хитрозадые менты-начальнички, слепые в некоторых случаях прокуроры и лукавые судьи с п е ц и а л ь н о ловить нас не заинтересованы, разве что мы сами – наследим и «засветимся»… Поэтому первейшая заповедь любого опера: не наследи! Для начала следует забыть некоторые из основных принципов правосудия: «Любой считается невиновным до тех пор, пока его вину не докажет суд… Сотрудник органов обязан вежливо и культурно обращаться с гражданами… У каждого гражданина есть права на…» Так вот, на самом деле – нет у вас никаких прав! Когда уголовный розыск нечто считает нужным и важным, и когда нет реальных препятствий для осуществления им своих специфических мероприятий, то у ставшего объектом его воздействия гражданина практически не остаётся прав ни на что, включая и собственной жизни (если уж очень не повезёт – то и её отнимут без лишних церемоний!), зато новых обязанностей у него появляется масса. Вот лишь некоторые из них: «слепо повиноваться», «говорить только правду», «никому не рассказывать про то, что с ним в угрозыске делали», и так далее… И попробуй хоть одну из этих своих обязанностей нарушить!
НАЛЁТ НА ПРИТОН Простейший пример – группа оперов отправляется на притон либо на адрес какой-либо вызвавшей у нас обоснованное подозрение криминальной личности, с целью провести обыск, задержание или арест. На любое проникновение в жилище нужна санкция прокурора. Лишь в отдельных случаях разрешается делать это и без санкции, позднее уведомив того же прокурора о случившемся. В реальности санкцию мы берём лишь в тех случаях, когда железно уверены в правильности своих подозрений и практической надобности дать позднее юридическое обоснование всех наших действий. В основном же наша практика такова. На адреса всевозможно-сомнительного элемента (ранее судимые, наркоманы, пьяницы и тому подобная мразь) – врываться без всяких санкций и последующих уведомлений. Никаких жалоб не будет. У хозяев таких адресов практически всегда рыльце в пушку, вот почему эта публика жалоб не пишет. А случись нежданное, и начни прокурор всё-таки напрягать – отбрешемся, нам это недолго. «Была оперативная необходимость, а уведомить прокуратуру не успели» – вот и весь сказ… В книжках и кинофильмах рвущиеся на адрес менты долго барабанят кулаками в двери, вопя: «Откройте, милиция!» Фигня, нельзя давать находящимся за дверями время для уничтожения улик, либо для приготовления к вооружённому отпору. Считанные секунды требуются тому же наркоману для спускания маковой соломки или ш и р к и в унитаз, и лишь чуть больше – для приготовления с т в о л а к стрельбе… Если стучать и вежливо представляться – тогда уж на притоны лучше вообще не соваться… Нет, на адреса мы врываемся внезапно, открыв двери излюбленной домушниками и операми «фомкой», либо сокрушив их с петель могучими ударами плеч или прихваченной с собою кувалды. Влетаем бешеным потоком, стремительно растекаясь по всем комнатам и помещениям... Главный наш козырь – быстрота и натиск. А ещё – тщательная, отработанная многими поколениями оперов на своём и чужом горьком опыте методика действий в экстремальных условиях. Зафиксировать всех присутствующих на местах, подавить морально зверскими криками и отрывистыми командами типа: «Стоять, милиция!», «Не двигаться, сука!», «Лицом к стене, ладони к затылку, ноги расставить!», «Руки из карманов, быстро!», «Присесть на корточки, живо!», «Лечь на пол!», «Тебе было приказано не двигаться, урод!», и так далее… Ни в коем случае не давать опомниться, попытаться сориентироваться в ситуации и сбежать, что-либо спрятать или уничтожить, а то и достать оружие, наконец... В принципе та блатная шантрапа, с которой мы преимущественно имеем дело – не враги себе, и руку на сотрудников милиции не подымут. Учёные, знают – себе дороже!.. Но ведь есть и «отморозки», кровью м е ч е н н ы е беспредельщики, а таким терять абсолютно нечего… Ударит опера п е р о м в живот – и ищи-свищи его потом… Но если и найдут, и накажут – от того зарезанному оперу и его осиротевшей семье – не холодно и ни жарко... Мы, опера, все без исключения – хотим вернуться к своим семьям живыми, и по возможности – не искалеченными. Вот почему, когда наши команды не исполняются мгновенно (а в 90% случаев так и есть, – потрясённые нашим внезапным броском через проломленные двери в квартиру, люди остолбенело моргают, никак не торопясь задирать руки вверх, становиться лицом к стене и падать ничком на пол!), то нами молниеносно наносятся «расслабляющие» удары – по почкам, конечностям, в пах, по рёбрам и в солнечное сплетение... По голове стараемся не бить, и уж тем более никогда не бьём в лицо, оно слишком уязвимо, на нём даже от поверхностных ударов остаются заметные следы: ссадины, синяки, багровые пятна и порезы. А это нежелательно. Доведись в дальнейшем отпустить бедолагу раньше, чем эти следы исчезнут – он тут же снимет побои, накатает квалифицированную жалобу… По лицу граждан бьют только неопытные сосунки, но таких на опасные задержания и не берут, – успеют ещё нахвататься острых впечатлений... Как правило, оружия на подобные мероприятия мы не берём. В лучшем случае – прихватываем для декорации кого-либо из дежурки, в форме и с большущей кобурой на поясе. Кстати – и чтоб за бандюганов из конкурирующей шайки случайно не приняли, спутать немудрено: внезапный визит шайки оруще-дерущихся оперов как две капли воды похож на бандитский налёт, а что назвались ментами и к с и в а м и машут, ну так мало ли кто кем и чем нынче называется и машет! Но и голыми руками бить народ – утомительно, лишняя трата калорий, а ведь силы надо беречь для последующих допросов, пьянок и объяснений с руководством… Многие опера пользуются спецсредствами вроде пресловутого «демократизатора», я же предпочитаю вооружиться чем-либо из хозинвентаря или мебели хозяина адреса. Молоток схватил с полки в прихожей, швабру наперевес взял, на худой конец – разбил один из стульев о первую же попавшуюся под руку сволочугу, и дальше уж начинаю орудовать оставшейся в руке спинкой стула… Хороши для подобных целей и отвинчивающиеся от кухонных табуреток ножки, единственный минус – тратится полминуты на то, чтобы сбегать на кухню и отвинтить ножку. Но зато потом она тебя не подведёт – надёжная и удобная в бою штуковина!.. Приходилось также и сковородкой наводить порядок… кастрюли на голову надевать… однажды на одну наркоманскую харю даже чайник с кипятком опрокинул... Помню, на адресе одной ш и р я л ь щ и ц ы под горячую руку старикашка попался, горластый такой, седенький, из ещё бодрящихся… Позднее оказалось, что халяве той – пахан он, отец то есть, но тогда я этого не знал. Старик как старик, а заслуженный ли ветеран он с 25-летним «горячим стажем», или недавно освободившийся из мест заключения особо опасный рецидивист со взведённым с т в о л о м за поясом – оно ж на морде не написано, и с ходе этого не определишь… Как вломились – соска та сразу же ручата испуганно задрала, этот же – возбухать начал, возмущаться… Ору ему: «Лечь на пол, козёл!» А он в нагрудный карман полез, - нехорошее движение, опасное… Я ж не знал, что он всего лишь удостоверение ветерана труда собирается мне продемонстрировать… Ну и вмазал ему превентивно коленом в пузо, а когда сложился он вдвое с жалобным вскриком – ещё и стулом по спине так шарахнул, что спина загудела!.. Грохнулся на заплёванный пол, слезами струится, стонет жалобно: «За что?!. Я всю жизнь честно отработал, а со мною – так… Ты мне в сыновья годишься, щенок!.. По какому праву руку на меня подымаешь?!» И чего-то сразу же я просёк, что – не бандит он, но некогда было расмусоливать, да и не объяснишь ни хрена – такому… Пнул его в бок ногой так, что покатился он, рычу яростно: «Молчи, педрила, а то хуже будет!» Заткнулся… Потом – месяц бегал по инстанциям, жалобы строчил, насчёт грубого нарушения своих конституционных прав вякал… Но следов побоев на нём – нет, свидетелей – тоже (дочка не в счёт, родич, да и она, после убедительной беседы с операми, поддакивать обвинениям отца не решилась)… Так и заглохло всё… Жаль старика?.. Жаль, чисто по-человечески. Не повезло ему, оказался не в тот момент и не в том месте… Но чем жаловаться зазря – сообрази лучше: мы ж и «сопротивление сотрудникам органов при исполнении» могли навесить, на старости лет загремел бы за решётку… Оно ему надо?.. А насчёт прав его, так права неотделимы от обязанностей, одна из которых - правильно воспитывать собственных детей… Воспитывай лучше дочурку – ничего б этого и не случилось!.. Понятно, что когда ты «не при делах», и ничего общего с криминалом не имеешь, то получить кулаком в брюхо для тебя – удовольствие небольшое… Но поймите и меня, опера. Лучше уж я сто раз ударю в неполную силу сто разных людей (среди которых двое-трое обязательно окажутся ни в чём не виновными), чем один раз не выведенный мною из строя бандит пырнёт меня финкой, и затем, скрывшись от погони, и дальше будет грабить, убивать, насиловать… Моя жестокость объяснима и оправданна. В ней – своя железная логика. Многие десятки и сотни оперативников в прошлом погибли лишь потому, что этой логике не следовали. Ну а любителям моральных сентенций и красивых словес насчёт гуманизма и священной неприкосновенности человеческой личности - скажу только одно: считаете, что так делать нельзя, и что угрозыск должен работать иначе – милости просим к нам на службу!.. Идите сюда и делайте всё по-своему, а мы, опера со стажем, посмотрим на вас со стороны, поучимся… Покажите нам, ментам-«грубиянам», КАК НАДО… Не на словах – словесно я и сам кому угодно и что угодно вкручу, а – на практике, личным примером… Так ведь не идёт же к нам на работу никто из них, и ни хрена не показывает… Чистоплюи они, гуманисты наши, куды ж ты… «Работать – ментом?!! Фи!.. За кого вы меня принимаете?!!» Вот одной болтологией вся их забота о человечности и заканчивается…
БЫСТРОТА И ОТВАГА Имея численное превосходство, действуем мы резко и решительно, как диктуется обстановкой. Нужно войти на адрес – вломились без предупреждений, яростно сокрушили и подавили всех. Надо кого-то задержать на улице – навалились внезапно, при малейшем намёке на сопротивление – кулаком под дыхало, дубинкой по голове, повалили подножкой, помесили маленько ногами (но чтоб – без следов на теле!)… Однако далеко не всегда на нашей стороне – численное превосходство. Иногда силы равны, а зачастую опера и уступают бандитам (в численности или в вооружённости), и тогда нам приходится сталкиваться со смертельным риском. И вот тут правило одно: не показывай страх!.. Как бы ни тряслось у тебя в душе, но бандит не должен этого видеть и понимать… Ты – опер, ты – на работе, за твоей спиной – твоё хоть и подлое, но способное смести любое сопротивление государство, и оно не поймёт, если ты струхнешь… Хуже того, тебя не поймут твои товарищи – опера. Есть масса случаев, когда только от твоего напарника целиком зависит, выберетесь ли вы вдвоём из острой ситуации без потерь, или же вас сейчас порвут, порежут на кусочки и разбросают по окрестным свалкам, на прокорм бродячих собак…Заработаешь репутацию труса – и всё, тогда – лишь немедля увольняться с работы. Никто с тобою на дело больше не пойдёт… И вот, я, оперуполномоченный, к примеру – заявляюсь с очередной проверкой на притон, но застаю там не одного лишь хозяина-заморыша, как рассчитывал, а ещё и пяток нехороших, м у т н ы х людишек. Исходящую от них опасность улавливаешь кожей, и как-то сразу просекаешь, что у того в кармане – нож, а у этого – что-то типа кастета… И вот минус ношения при себе табельного оружия: окажись при мне «Макаров» - при первом же обострении ситуации не выдержат нервишки, выхвачу с т в о л, завоплю: «руки вверх!» Хорошо - выхватил, гаркнул, упился секундным чувством собственного превосходства, а что дальше?.. Применять оружие – нельзя, «на каком основании?!», ещё ранишь кого-нибудь, и тюряга – гарантирована. Не стрелять, а просто маячить с т в о л о м – ещё глупее, главное ведь – криминалы прекрасно понимают, что применение оружия тобою в данном случае будет признано неправомерным, и поэтому применить его ты не решишься, пугаешь только… А раз пугаешь – значит, боишься!.. Боишься их ножиков и кастетов… А кто боится – тех и бьют, это – закон жизни. Применять табельное оружие в подобных ситуациях закон разрешает оперу лишь в случае непосредственного нападения на него, но когда (и если!) бандиты решаются напасть, то стрелять чаще всего оказывается уже поздно. Вот почему – никакого оружия, и уж тем более никакого страха. На притон иду принципиально с голыми руками. Изобьют, порежут, убьют – плевать. Ну то есть на самом деле – не плевать, но веду я себя именно так, будто не боюсь никого и ничего, это меня пусть боятся, ведь я – опер!.. Пру танком, в наглую… Спокойно захожу, осматриваюсь, командую: «Покажи, что у тебя в карманах!.. Это – на стол, немедленно!.. Ты что хамишь – по мозгам хочешь?!» А он по мозгам – не хочет… Сейчас-то они могут сделать со мною что угодно, но что потом сотворят с ними мои кореша?!. А ведь – сотворят, за нами не заржавеет, и не только потому, что за своих друзей опера мстят, и мстят жестоко, но и – чтоб раз и навсегда вколотить в этих и во всех прочих блатарей, внедрить железно в их генную память: опер – личность неприкосновенная, опера – не трогать, кто опера замочил, тот не только себя под ответный удар подставил, но и всё кодло!.. Гнида он, подведший свой же бандитский коллектив, удавить его без лишних базаров, а труп – м у с а р к е подкинуть… Типа: смотрите, мы сами уж и покарали вашего обидчика… Но это – ещё не полная гарантия моей безопасности, а полная – в том, чтобы плечи мои голова украшала, а не ночной горшок… Должен постоянно секти я окружающую ситуацию, и вовремя реагировать на все изменения в ней… Вижу, что дело пахнет керосином, и вроде бы меня собираются сейчас уработать – не жду похоронного марша, всегда нападаю первым. Вначале определяю, кто в противостоящей мне компашке главарь, организационное ядро, идейный вдохновитель и подстрекатель, так сказать, и – гашу первым именно его. Жёстко гашу, чтобы не встал в ближайшие полчаса. Техника и тактика нанесения внезапных ударов отрабатывается заранее, всё делается чётко и продуманно. Начинать лучше всего с чего-нибудь доброжелательного, типа: «Кажись, ты тут – единственный правильный пацан…», – и сразу же, без малейшей паузы, бить по глазам!.. Ошарашил, тут же ухватил за волосы, и с размаху о стену или дерево – бац!.. Всё, в отключке он, остальные – пялятся остолбенело, а я им, весело скалясь: «Ну что, козлы, ещё кто-нибудь хочет?!.» А чего хотеть-то, один хотельщик – эвон, валяется с раскроенной черепушкой… (Объяснить позднее проломленную голову куда проще, чем простреленное плечо или ногу, «он случайно споткнулся, упал и ударился головою, я пытался его поддержать, но – не успел…». Закрытые в РОВД дружки «неудачно упавшего» всё подтвердят, и пусть попробуют не подтвердить!.. Даже и прокуратура цепляться не станет, увидев по материалам дела соотношение сил: один безоружный опер против 5-6 вооружённых холодным оружием блатарей… А начальство ещё и похвалит: «Ловко ты их… Молодец!..»). Но это – лишь одна из схем поведения. Вообще же их может быть много. Если в одних ситуациях отступать нельзя ни в коем случае, лучше уж пусть мочат тебя, то в других – прояви гибкость, удались на более укреплённую позицию… Заупрямься сейчас – пострадаешь без всякой пользы для дела, а так – выйдешь из-под удара, и чуть позже, вернувшись усиленным коллегами вариантом, нанесёшь ответный сокрушающий удар!.. Однажды, помню, встретил я на улице кучку юнцов. Силушка глупая в них бурлит, гормоны изнутри подпирают, узнав про моё ментовское звание – прогудели беззаботно: «Да п-шёл ты, лягаш!..» Так-так… Начни возникать я, намекать на репрессии – побили бы… Малолетки же, мозгов – с горошину, живут только сегодняшним, про последствия не беспокоятся… Но и спускать было нельзя – оборзеют Позднее, заматерев, больших бед могут натворить… Отступил культурно, не теряя лицо: «Чтоб завтра в два пришли в Заводской РОВД, комната 412, вызываю всех для профилактической беседы!.. Не опаздывать!..» В ответ - гогот: «Да пошёл ты!..» Они думали, что дурак я, и впрямь надеюсь их в своей 412-й комнате когда-либо увидеть… Дураков не боятся, их презирают и жалеют снисходительно… Так побили бы они меня как сидорову козу, месяц в реанимации – удовольствие для гурманов, а так – ушёл лишь слегка оплёванным, но – неповреждённым… Ребята ещё и косячок с д р а п о м не успели скурнуть, посмеиваясь над придурковатым м у с о р к о м, как к ним сзади подкатил «уазик» с мигалками, вызванный мною по телефону. Оттуда выскочили мои коллеги с дубинками, а из-за угла тотчас вывернулся и я, улыбающийся: «Ну что, дитятки, потолкуем?..» И – потолковали… Сперва – тут же, на улице, потом – в обещанном им давеча 412-м кабинете… Зря они так ржали, между прочим. Ещё долго та комната будет вспоминаться ими с холодной дрожью!.. Сердитый опер – зрелище не для слабонервных…С трудными подростками нужно вести воспитательную работу, и я воспитываю их – долго, страстно, нежно… Но – без следов!..
«…ПОГИБ ПРИ ИСПОЛНЕНИИ…» Серьёзным бойцам опер угро – не противник. Мы в основном – мастера по битью, а не по дракам, для силовых акций у нас – ОМОН. Ребята там – плотные, быстрые, в масках и с автоматами, любую команду исполнят без сомнений… Отвечать им в любом случае не придётся, натвори они несусветку – за всё ответят те, кто отдал им приказ… Скажут такому лбом бронированные двери проломить – проломит, велят под пули во весь рост пойти – пойдёт… Таким орлам и укреплённую вражескую позицию с ходу штурмовать не слабо, и колонну беззащитных женщин и стариков разогнать – всё по барабану!.. Я не хочу таким быть, от постоянных встрясок и стычек разболтавшиеся мозги потихонечку выплёскиваются из ноздрей и ушей, но в бесстрашии и личной отваге равных им в милиции – нет. Умный – всегда побаивается, он умеет считать варианты, и в любой критической ситуации пытается нащупать наименее опасный и наиболее выгодный лично для себя выход. У туповато-вышколенного же нет никаких вариантов, кроме одного: приказ получен – вперёд и с песней!.. А убьют – ну и хрен с ним, главное – чтобы командир остался доволен!.. Ну а мы, опера, труса не празднуем, но и на рожон не лезем, ну его… Забежавший в дом гопник обрез в форточку выставил, а мы что – должны под огнём к нему подбираться?! Да идите вы лесом! Лучше посидим в укрытии, за деревом потолще, или в уютной глубокой канаве. Подождём, чего он дальше творить будет. Деться ему некуда, посидит-поразмыслит, да и сдастся на милость ментовскую, а не сдастся, пойдёт на прорыв – внезапно кинемся под ноги с разных сторон, повалим, затопчем кучею… Но если и не получится, если сумеет отбиться и уйти от погони – не беда, изловим позже. Вычислим, куда он мог залечь на дно, и нагрянем внезапно, не успеет и за обрез схватиться… Тогда-то с ним и пообщаемся!.. ...Но случись и самое невероятное, сумей он вообще ускользнуть и смыться из района – ну и что?.. Скольких этих бандитов уж повязали и «закрыли» на долгие и вполне заслуженные ими сроки, и если парочке-другой удастся судьбы этой избежать, остаться безнаказанным – никакой трагедии лично я в этом не вижу. Так сто тысяч бандитов по нашей стране разгуливает, а так – сто тысяч и ещё двое-четверо, вот и вся разница. И лучше уж двумя пойманными преступниками на Земле будет меньше, чем одним убитым опером больше. Мне ведь тоже жить хочется, и из моих товарищей никто на тот свет не торопится!.. А если начальство со мною несогласно, и требует, чтобы я отдал жизнь в борьбе с преступностью, то пусть сперва само идёт под бандитские пули и сдыхает под ними! Их мясистыми руководящими задницами только личный состав от бандитских с т в о л о в и заслонять… Станьте примером бесстрашия для подчинённых, господа командиры, не всё же вам нас под удары подставлять!.. …При правильной организации дела риск жизни и здоровью опера не очень велик. Это только в фильмах менты не выходят из перестрелок и потасовок, реальная же действительность буднична, прозаична и даже скучновата… Но хоть и не так чтобы часто, однако же и достаточно регулярно сообщают: «…сотрудник милиции тяжело ранен…», или: «…сотрудник милиции погиб при исполнении…» Выплатить мало-мальски приличную сумму компенсации семьям погибших держава жилится, урезывает сумму до минимума. Да и ту выплачивает со скрипом и позорным кривлянием, словно подачку кидает… И чтоб хоть морально как-то доплатить к тем копейкам – начальство через организованные пресс-службой УВД статеечки изображает всех без исключения погибших сотрудников милиции как беззаветных героев – «гвардейцев», сражающихся-де с преступностью как сказочные витязи и павших в схватке с превосходящими силами Зла… На самом деле никакие они не герои, а такие же нормальные мужики, как и все. Никаким героизмом сплошь и рядом там и не пахнет, а гибнет наш брат-мент по собственной глупости, безалаберности, неосторожности… Скажем, при обыске задержанного дал маху, поленился ошмонать как следует, в результате, в ходе дальнейшего допроса, тот вдруг выхватил пистолет, и в упор выстрелил раззяве в голову. Хорошо – напарник погибшего не растерялся, бросился на стрелявшего и после ожесточённой борьбы скрутил его… Что самое смешное: с точки зрения руководства, героем окажется не тот, кто обезоружил убийцу, а тот, кто своей преступной промашкой позволил застрелить себя, и поставил тем самым под удар и своего товарища…Это о нём, бездарно погибшем, затрубят газетные заголовки: «Подвиг опера!» и «Герои среди нас!» Мёртвых похвала не испортит, потому и похвалит их начальство от всей души… Выживших же – заставит долго и нудно отписываться: как это могли они уцелеть и выжить в тот самый момент, когда буквально рядом, на их глазах, геройски гиб их сослуживец?!. Да ладно начальство, не впервой перед ним отмазываться, но как молчаливым вдовам и детишкам в глаза смотреть? Они-то ситуации не понимают, и думают, что раз их кормилец погиб, а я, рядом с ним находившийся, жив-здоров и цвету как пион, то либо курва я редкостная, либо они в жизни чего-то недопонимают… Ничё… Пусть лучше скотом меня считают, чем осмелюсь в глаза сказать им правду: лопухнулся их муженёк-батяня как последнее чмо, и ладно – только своею жизнью заплатил за эту ошибку, а могли ведь по его вине и другие погибнуть… Меня тоже завтра могут убить. И вполне возможно, что откину копыта я по-глупому, бессмысленно и бесполезно, как и многие в этом мире… Так вот, каким бы хреном собачьим и валетным педрилой при жизни начальство меня не склоняло, и сколь по-тупому ни дал бы я замочить себя какой-либо бандитской харе, но если состоял я «при исполнении», то и про меня отцы-командиры громко заявят: «Он был одним из достойнейших!» На мои относительно пышные похороны притащится сам начальник ГУВД. При жизни-то он меня в упор не замечал, «подумаешь, какой-то старлей!», а сейчас – по бумажке скороговоркой зачитает про безмерное уважение и глубокое горе, и руку моей осиротевшей супруге будет долго жать, воскликнув со слезой: «Самых лучших теряю!» Гм… Покойников наша вонючая Система уважает куда больше, чем живых!.. И в этом – своя потаённая справедливость: у каждого есть возможность выбиться в «уважаемые», подставив лоб под дурацкую пулю. Кто совсем молод и зелен – тот и не боится, готов рисковать поминутно, а по мне – так лучше уж быть живым «штопанным гондоном», чем павшим смертью героя и похороненным за казённый счёт!.. Героизм – это не по моей части. Я боюсь, я часто страшусь и того, что со мною на службе происходит, и тех, с кем мне приходится сталкиваться и противоборствовать. Но у каждой профессии свои обязательства. Если я – опер, то прячь неизбежные страхи в карман, и действуй так, будто мне сам чёрт не брат. Пусть назавтра меня трясёт и колотит от запоздалой испуганности, но сегодня, сейчас – никакого бледного лица и предательски трясущихся рук. Говорить – уверенно, смотреть – спокойно и твёрдо, стоящие рядом коллеги не должны ощущать моих подлинных эмоций, и тем более не должен чувствовать моего страха взятый в обработку урка. «Ты кому пером угрожаешь, хреносос вонючий?! Нож на землю, падаль, иначе уроем!..» Он и бросает, он меня боится, я для него – сила, которую не одолеть. И никогда не узнать ему, что я боюсь его в сто раз больше!.. Долго потом будет преследовать меня в ночных кошмарах нацеленное в моё сердце змеиное жало бандитской финки, ведь дрогни я хоть на миг, и – всё, финал, конец всему!.. Бывал я в морге бесчисленное количество раз, да и по жизни покойников насмотрелся, нетрудно представить себя – вспоротым, с вывалившейся наружу требухой, с перекошенным в агонии лицом… Помните, как в «Гамлете»: ужас, ужас, ужас!.. Так что тот театральный ужас – в сравнении с этим ужасом реальной жизни!.
ДВА РИСКОВЫХ СЛУЧАЯ Скольких опасных бандюганов довелось укротить и взять за шкирку одиночкой или в группе, а вот наибольшему риску я, пожалуй, подвёргся однажды поздним вечером, уже во внеслужебное время, когда возвращался с работы домой. Трамвая не было, ждать не хотелось, и я пошёл пешком. Что-то мы в тот вечер отмечали, – то ли звёздочку внеочередную одного из коллег, то ли резонансную мокруху удалось в два дня раскрыть, а может просто лишних пол-ящика «пузырей» нашлось, и ребята решили их оприходовать… Не помню точно, но нагрузился я прилично, шёл с «качкой», ещё и под нос что-то бормотал… Дело было зимой, на мне были шапке и меховая куртка. Мимо проходила кампания из трёх парней и тёлки. Я и глазом не успел моргнуть, как они сорвали с меня шапку, и с гоготом потопали дальше. Понятно, что завёлся я с полуоборота… Я же – опер, матёрые рецидивисты передо мною трепещут, а тут – шмакодявки!.. Побежал следом, разорался, ввязался в драку… Голова хмельная, ситуацию просчитал плохо, выбрал не лучший вариант контрдействий… Надо было г р у з и т ь их беседой: «Я – сотрудник правоохранительных органов, вот мои документы, верните мою норку, и мы разойдёмся по-хорошему…» Вместо этого я первым пошёл на силовой контакт в ситуации, когда силовое преимущество заведомо было на стороне противника. Это было ошибкой. Нет, шапку свою я вырвал, пару минут мы помутузили друг дружку, потом я сказал себе: «А чего я с ними вожусь, если своё личное имущество уже вернул обратно?..» Повернулся и побежал… Догнали, - пьяненького-то… Повалили и долго били ногами, пыряли ножом с коротким лезвием… Куртку оно пробивало, но глубоких ран на теле не давало, только поверхностные порезы… Очнулся через полчаса: побитый, голова разбита, почки – отбиты, куртки и шапки – нет… Встал, сперва – на четвереньки, потом с третьей попытки – на ноги, и поплёлся домой… Пришлось отлежаться недельку… Сообщил о случившемся в райотдел (не говорил только, что был в дымину, но это каждый и так понимал). Ребята потом дважды устраивали в том районе дикий кипеж: наезжали всей районной уголовкой, хватали всех подозрительных и волокли в РОВД, на разборку и опознание. Никого из задержанных мне опознать не удалось, кто вёл себя вызывающе – тех колошматили, но потом всех отпускали… (Кстати, в сводку это происшествие не включалось. Я ж не ирод, чтобы лишним «висяком» отчётность портить!) Уроки из той истории я извлёк, и по пьяной лавочке за обидчиками больше не гоняюсь, когда домой ползу «на бровях». Знаю, что если вести себя тихонечко, то ничего плохого со мною не случится… Но всё равно, где-то через год залетел я в сходную историю, только финал оказался иным… Было это как раз в день милиции. Наотмечались мы до рыгачки, а мне ещё и ботинки утеплённые подарили… Короче, опять-таки возвращаюсь домой ну совершенно «никаким». Пришлось даже такси взять, потому как ноги совсем не слушались, и несли непонятно куда… В машине протрезвел немножко, даже показалось - совсем хмель выветрился, хоть возвращайся и по новой – за стол… А перед моим домом пустырь тянется, от дороги до дома метров триста. По пустырю можно было и в машине доехать, но меня вдруг заела жаба, дескать: я и так растратился, а тут ещё и двух шагов без такси не сделаю?!. Такси отпустил на дороге, и зашагал через пустырь домой пешочком. Иду, гребу ногами… Сперва освещено было, потом – сплошная темень… И в этой темноте выворачивают прямо на меня трое, с неласковыми голосами, и пока что просят закурить. Всё как обычно, ничего нового, будь это не со мною – только усмехнулся б такой банальщине… Ответил угрюмо: «Не курю!» Хмыкнули они. «Сейчас проверим!» – говорит один, высокий такой, шагнул ко мне, зараза, и схватил обеими руками так, что я и пальцем пошевелить не мог, крепко стиснув, а двое других по моим карманам зашарили. Выудили пачку сигарет, отняли свёрток с ботинками, которые я в руке нёс… Я хоть и выпивши был, но поступил правильно: не стал орать, оскорблять их, и тем более – звать на помощь. Тогда они тотчас мне вломили бы, да и раздели б до исподнего… «Вот у тебя пачка в кармане оказалась, нераспечатанная, нехорошо врать – накажем!» – сулят зловеще. «Ребята, - говорю как можно спокойнее, – я работаю в милиции, сегодня – мы свой праздник отмечали, теперь вот – возвращаюсь домой… Вы можете отнять у меня эти сигареты, можете даже кошелёк с мелочью забрать, больше у меня всё равно ничего нет…Но потом… Я не угрожаю, я просто предупреждаю… Потом я вас обязательно найду!» Задумались они… Слышу – обратно мне в руки мои ботинки суют. Высокий отпустил меня и говорит: «Двигай вперёд и не оглядывайся!» Я и пошёл. Вёл себя правильно, и в оконцовке лишился только пачки сигарет. А при другом раскладе в точно такой же ситуации мог бы и жизни лишиться!..
НАЕДИНЕ С СОВЕСТЬЮ ...Казаться смелым проще, когда ты в коллективе и на виду, тогда выбор невелик: либо ты со всеми и побеждаешь, либо празднуешь труса – и пишешь заявление: «по собственному»… Но нередки случаи, когда в непростой ситуации ты остаёшься наедине с совестью, со своим пониманием чувства долга и справедливости... Тогда сделать правильный выбор ох как сложнее!.. Допустим, иду я на работу или с работы. Район хоть и мой, Заводской, но «территория» - не моя, не я здесь на «земле» оперюсь, не здесь моя зона ответственности… И вот – вижу, как кто-то кого-то грабит, или бьёт, или убивает даже, а вокруг – либо совсем никого нет, либо людей – полно, но они по обыкновению спешат мимо, оно им надо – чужое горе?! У нас ведь люди такие: пока их самих петух не клюнет – они и не почешутся… …А я и сам такой!.. Но помимо к этому я ещё и мент, а значит – должен, обязан и всё такое… Хотя первое моё побуждение в таких случаях – смыться поскорее и подальше, особенно когда ясно видишь, что преимущество не на моей стороне, и вмешиваться в происходящее – попросту опасно, могут и пришить, сгину непонятно зачем… Будь район не моим – я так и сделал бы, ноги в руки – и ходу, потом позвонил бы из ближайшего автомата по 02 и изменённым голосом сообщил про происходящее, пусть присылают патрульно-постовой экипаж, их там двое, при рации и при оружии, им – легче… Но если район всё же мой (то есть каждый «висяк» здесь отражается на нашей общей отчётности), и если ситуация требует быстрого реагирования (скажем, грабитель машет острым ножиком у горла женщины, и по всему видать, что не доживёт она до приезда ПеПеэСников), то не могу я убежать, не имею морального права. И хотел бы, но – НЕ МОГУ… Короче, начинаю неуверенной походкой приближаться к месту событий. Что характерно, действую совсем не так, как орудуют в фильмах мои киношные прототипы. К с и в у не достаю, «Милиция! Вы окружены! Сопротивление бесполезно!» – не кричу, это и глупо, и смертельно опасно… Пистолет в такой ситуации помог бы больше, но нет при мне пистолета. Да и, как говорилось мною неоднократно, его применение решает проблему за счёт того, что создает порой другую, не менее острую проблему – очень трудно потом будет доказать, что табельное оружие применялось правомерно… И вот уже я рядом с увлечённо гопничающим громилой. Он быстро оглядывается на звуки неуверенных шагов. Мою физиономию озаряет противная ухмылочка приблатнённой «шестёрки». Дескать: «Все в порядке, братан, я – свой в полированную доску!.. Бери меня в долю, не пожалеешь!» И опера, и уркаганы смотрятся внешне одинаково, с плюгавцой (на то и даются нам к с и в ы, чтобы в случае необходимости нас можно было различить), но он осторожничает, на ухмылочку мою отвечает хмуростью, цедит сквозь зубы: «Чего тебе, пацан?..» А по мне, так пусть хоть малышом кличут, лишь бы п е р о м по горлу не черканули, и в ментовстве не заподозрили… Поэтому, ни капельки не обидевшись на фамильярность, лыблюсь дебильно: «Гоша, ты?!. Давно о т к и н у л с я «от хозяина»?.. Подожди, сейчас мы эту козу на пару ушарашим!.. Держи её за горло, а я за ноги подержу…» Громила презрительно кривится: «Какой я тебе Гоша?!. Вали отсюда, фраерок, без сопливых обойдёмся!..» Ага, смекаю, он уже молча принял меня в ряды «своих», но просто не хочет делиться, потому и гонит, хоть уже и не опасается, это – хорошо… Тут подвергавшаяся грабежу гражданочка очень кстати начинает трепыхаться, и гопник поворачивается к ней для продолжения своей акции, тем самым неосторожно показав мне спину. На секундочку перестал обращать на меня внимание, а мне большего и не надо. Чуть раньше подобранным с земли камнем изо всей силы бью его по доверчиво подставленному затылку!.. (Бить в подобных случаях надо в полную силу, не жалеючи, чтоб он не мог быстро очухаться. Если и перестараюсь, убью его наповал – не беда, позднее можно будет сказать, что в схватке он, падая, сильно ударился виском о валяющийся на земле камень…) Икнув от удивления, бандит валится на землю. Я нервно смеюсь, аккуратно стираю с камня свои отпечатки пальцев, закуриваю, искоса оглядываюсь на пялящихся на меня с разных сторон А вот и вызванный кем-то патрульный «уазик» появляется… Занавес… Если бандитов несколько, то я и не подкрадываюсь к ним, ну его, чем от них дальше – тем больше у меня шансов вернуться домой живым и здоровым. Самое правильное – организовать на коллективный отпор преступности случайно проходящих мимо граждан. Трудно это, твердокаменный наш народец в упор не замечает чужих неприятностей, но есть у него и другая, чертовски полезная для меня именно в данной ситуации черта: по натуре наш человек – баран, и подвержен чужому влиянию… И вот я начинаю топтаться на одном месте, подпрыгивать, привлекая к себе внимание, вопить жалобно: «Товарищи, помогите, Бога ради – жену избивают!.. Друг, ты ж мужчина – подмогни, там бьют женщину, беременную, на 4-й неделе!.. Отец, будь другом, помоги отогнать тех козлов!..» Один, лишь ускорив шаг, пробежал мимо меня… второй… третий… (Я никому не судья, но запомню их лица, и если столкнёт меня жизнь когда-нибудь с ними ещё раз – ох и наплачется эта сволота!)… Но четвёртый – остановился заинтересованно, шестой посочувствовал и ломик с земли поднял, к ним присоединились девятый с десятым, курсанты военного училища, их я вооружил увесистыми палками, сам выхватил перочинный ножик, и вместе мы непобедимой армадой двинулись на бандформирование… Где моё место как командира – впереди?.. О нет, ни в коем разе, умный вождь в опасную минуту всегда держится сзади, за спинами своих воинов, оттуда обзор лучше, да и убежать сподручнее, открой вдруг бандиты огонь по приближающимся или накинься на них с финками наголо… Поэтому бросился-то я вперёд вместе со всеми, но потом споткнулся… отстал случайно… В общем, моё место – в задних рядах. Бегу последним и покрикиваю ободряюще: «За мной!.. Вали их, ребята!..» И ещё… До самого последнего момента, пока бандитов не повяжут, не сообщай никому, что ты – из милиции. Если скажешь – хана, Ментов не любят, и помогать им никто не станет (ну разве что в толпе окажется ещё один мент). Самое большее – услышишь совет: «Раз ты – мент, то сам с бандитами и воюй, тебе за это зарплату платят!» Ох и народец… Я иногда думаю: это люди у нас хреновые, потому что жизнь т а к а я, или наша жизнь т а к а я, потому что люди – с дерьмовцой?..
НЕОБХОДИМОСТЬ ПЫТОК Кто бесстрашен и могуч – не идёт на работу в угрозыск, во всяком случае в нашем РОВД я таких не видел. Бесстрашные и могучие идут в спортсмены, каскадёры, киллеры, телохранители, разведчики, наконец… А в угро трудятся самые обыкновенные люди с привычным набором слабостей и недостатков, один из которых – трусость. Криминалитет в целом – это скопище злых, жестоких и опасных людей. В общении с ними мы испытываем такой же страх, как и каждый мирный обыватель. Но у обывателя есть возможность общаться с преступниками как можно реже, а у нас такой возможности нет. В регулярном общении с бандитами – наша работа, Государство швыряет нас на борьбу с ними, не обеспечив должным образом законодательно, материально и морально, мы чувствуем себя под постоянным прицелом, но – работаем, вынуждены работать… И чтобы преодолеть свой ужас и выполнить поставленные перед нами цели - стремимся внушить ответный ужас своим противникам. Пусть знают, что мы ещё более злы, жестоки и опасны, чем они! Некоторых из них это напугает и заставит отказаться от преступных умыслов, другие станут осмотрительнее, и не пойдут на какие-либо чрезмерные жестокости, памятуя про ответные меры, а третьи… Те, решившись буквально на всё, хоть на мента руку не подымут, зная: мы не простим, и кара будет ужасной!.. Поговорим о применении пыток в милицейской практике. Истязать и мучать (физически и морально) допрашиваемых категорически запрещено всеми законами и инструкциями. Чуть ли не на каждом совещании – заседании начальство неутомимо напоминает: «Чтобы бить кого-то - это ни-ни!», но тут же, буквально через запятую, орёт надсадно: «Почему раскрываемость преступлений в текущем месяце снизилась?! Объективные причины?.. В задницу ваши отмазки!.. Работать надо, а не собственный хрен от безделья сосать!.. Ищите улики, работайте со свидетелями, плотненько опекайте подозреваемых… Мне не нужны оправдания, мне нужен только результат, и чтобы результат – был, ясно?!.» Куда уж ясней…Начальство прекрасно понимает, что при точном исполнении законов и инструкций результата – не будет. А нужен – только он, в виде конкретной цифры в отчётности. Ну и, естественно, надо и реально сдерживать преступность в определённых границах!.. Вот почему начальники молчаливо разрешают нам делать всё то, что они же безоговорочно запрещают на словах… Разумеется, истязать и мучать попавшего в наши дружеские объятия гражданина мы можем безнаказанно лишь при соблюдении некоторых, нигде не зафиксированных, но чётко осознаваемых всеми, требований. Первое – не проси и не жди санкций на изуверства от вожаков стаи, то бишь от хитромудрых отцов – командиров, – ни один находящийся в здравом уме начальник никогда не скажет мне: «Избить такого-то!», ни Боже мой!... Нет, мне лишь настойчиво порекомендуют получить признания от гражданина такого-то в такие-то (обычно – очень сжатые) сроки, а как я их получу – это мои проблемы… Если смогу вежливо и культурно убедить допрашиваемого, что нет у него иного выхода, как дать чистосердечные (то есть – нужные мне) показания – хорошо, в руках опытного и грамотного опера огромный массив собранных улик и доказательств в соединении с глубинным пониманием человеческой психологии и умением использовать в требуемую сторону её особенностей – само по себе грозное оружие, способное пробить и много эшелонированную оборону… Да только откуда взяться у меня такой опытности, грамотности и осмотрительности, если в предыдущие годы все мало-мальски квалифицированные кадры из милиции разбежались ввиду маленькой зарплаты и задвинутости органов внутренних дел государством и обществом себе в задницу… Кто в коммерческие структуры подался, кто – в криминал, а остались в основном лишь те, кто по тупости и ограниченности кругозора нигде больше не смог сыскать себе тёплого местечка. Так у кого прикажете учиться мне, волей судьбы и случая пришедшего на освободившееся место?.. Не у кого набираться ума – разума, только на собственных ошибках и просчётах учиться и приходится, а пока не научился - будь уж так любезен, подменяй опытность – жестокостью, знания – беспощадностью, интуицию – свирепой напористостью, авторитет классного профессионала – репутацией садиста – зверюги, о котором бандиты (пусть и с некоторым преувеличением) всполошено шушукаются: «У Петьки на допросе молчать нельзя, он же, сучяра, запросто и до смерти заколотит!» Второе – жестокость применяемых опером мер должна соответствовать тяжести расследуемых преступлений и оправдываться ею, а также оправдываться полученными в оконцовке результатами. А если ты готов, скажем, битых три часа месить руками и ногами какого-нибудь небрито – ободранного бомжа – с и н я к а лишь для того, чтоб он сознался в похищении палки копчённой колбасы у базарной торговки, то не опер ты, а дурак. Напористых болванов в угрозыске не любят, и долго здесь - не держат, таким самое место в ОМОНе, на худой конец – в патрульно-постовой службе… И если ты всех бьёшь, но чистосердечных показаний работающему в связке с тобою следаку не обеспечиваешь, то тогда и вовсе – окончательный кретин, пальцем деланный и через задний проход рождённый. На каждой оперативке начальник угрозыска радостно будет тебе об этом напоминать, а если ещё и кто-то жалобу на тебя догадается накатать, тогда – попрут из органов с треском, и с превеликим удовольствием… Лично мне не нравится избивать и мучить находящихся в моей власти беззащитных людей. И абсолютному большинству оперов – поверьте мне на слово! – тоже это не доставляет ни малейшего удовольствия… Разумеется, есть среди нас определённый процент людей с патологической психикой, им нравится терзать и пытать, вид чужих страданий их возбуждает, от этого они впадают в своеобразный кайф и чуть ли не балдеют над каждым уродуемым ими телом… Но удельный вес врождённых садистов в милиции ничуть не выше, чем, скажем, в спорте, в журналистике, в той же педагогике… И все остальные мои товарищи смотрят на причиняемую нами вынужденно «клиентам» физическую боль и моральные мучения лишь как на один из необходимых инструментов воздействия на них в интересах правосудия. Кто-то скажет: «Какое же оно ПРАВОсудие при таких неПРАВОвых инструментах?!» Но других у нас просто нет, уж не взыщите… Не я делал этот мир таким, каков он есть, и не мне его менять. Сумеете построить где-нибудь новый мир, без зла и жестокости – позовите меня, я с удовольствием там поселюсь… А пока реальность остаётся прежней, пока действуют установленные не нами правила игры, – я вынужден либо играть по ним, либо - уйти. Но уходить некуда, по большому счету везде одно и то же… Я – крошечный винтик в огромном державном механизме. Не нравится вам этот винтик, да и весь механизм в целом – отлично, сломайте его и создайте другой. Но совсем без государства, каким злобным и несовершенным оно б ни было – нельзя, иначе – хаос и анархия. И пока прежний государственный механизм не сломан и продолжает функционировать, – я, его составная часть, должен исправно осуществлять свои функции. Вместо меня может быть кто угодно, но и он тоже будет обязан соответствовать своим функциям, иначе в общем механизме начнутся сбои, а в стране и в обществе - безвластие и смута…
НЕ КАЖДОГО И ПОСАДИШЬ... Обыватель убеждён, что милиция, ради возможности объявить то или иное преступление раскрытым, готова схватить первого попавшегося ей на глаза, абсолютно невиновного человека, зверскими побоями заставить его сознаться в злодеянии – и дело в шляпе! О, если бы так, если б и впрямь – первого попавшегося… Тогда моя родная тёща Анна Илларионовна давно бы махала топором где-нибудь на лесоповале, отдуваясь своей персоной за все совершённые в радиусе ста километров от неё тяжкие преступления… Но нет, тёща моя всё ещё не только остаётся на свободе, но и рискует даже дважды в году (в дни рождения дочери и внучонка) появляться в моём доме безнаказанно - это о многом говорит!.. И, в частности, это говорит о том, что в подавляющем большинстве случаев мнимые признания лже-преступников нашему руководству НЕ НУЖНЫ. Всё равно на суде они от этих признаний отрекутся, посадив следака с опером и весь РОВД в придачу в дерьмо по уши… Чтобы этого не случилось, – кроме «сознанки», которая в принципе может быть и самооговором, представленное в суд законченным уголовное дело должно содержать набор свидетельских показаний и вещественных доказательств того, что преступление совершено именно обвиняемым в нём лицом, а не кем-либо ещё. Тогда и откажись бандит от признаний – на основе одних только прямых и косвенных улик суд с чистой совестью отправит его на тюремные нары… Понятно, что при большом желании улики тоже можно сфабриковать, но дело это хлопотное, требующее значительных усилий и квалификации. И, к примеру, мне, рядовому районному оперу, гораздо проще настоящего злодея найти, чем пытаться (с огромным риском лично для себя) упечь за решётку невиновного… Не забывайте также, что в нынешних условиях опытный адвокат оказывается в состоянии развалить даже самую, казалось бы, железобетонную систему улик и доказательств вины подзащитного, что уж тогда о выдуманных, высосанных из пальца обвинениях говорить… И про низкую зарплату нашего судейства вспомните… Совсем оголодала Фемида, матёрых мерзавцев готова уж за денежку на волю отпускать (всем известная в нашем городе такса: две тысячи долларов за каждый скинутый со срока в приговоре год заключения)… По полной строгости чтоб тебя осудили – это ты должен быть ну уж совсем безденежным… Но тем более при таком раскладе в судебных делах у них всё должно быть в полном ажуре на случай возможных проверок, а то потом проверяльщики удивятся: «Там вы непонятно почему освободили такого-то, а тут – осудили человека на основании такой херни!» Так что скажите спасибо продажности наших судейских, – 37-й год нынче в принципе невозможен, во всяком случае для людей состоятельных. Кого из них нынче ни отдай под суд, хоть за подрыв государства и измену Отечеству, а через пару месяцев – вновь будет гулять на свободе, оправданный полностью… (Исключения из этого правила так редки, что и упоминать их смешно, и касаются они только тех, кто ухитрился встать поперёк Верховной Власти). А чтобы случайно кого-нибудь из них не расстреляли раньше, чем друзья-подельники его выкупят и отмажут, – заодно и смертную казнь в стране отменили… Душевное спасибо вам за это от всех прочих бандитов, господа!..
ТЕХНОЛОГИЯ ПЫТОК Итак, на одном из этапов работы опер приходит к выводу, что без применения мер физического воздействия к допрашиваемому не обойтись. Каких-то общих правил и рекомендаций тут нет. Каждая ситуация и каждый человек должны глубинно чувствоваться. Надо чётко понимать, когда пытать арестанта можно, нужно и полезно, а когда – нельзя, бессмысленно и даже вредно для дела… Эффективен этот метод лишь тогда, когда «клиент» – слабоволен и морально нестоек, а опер уверен не только в том, что тот действительно «при делах», но и что существуют некие вещественные доказательства его вины, которые тот сам должен рассказать и объяснить. Ну а поскольку добровольно садиться в тюрягу (как ни странно!) никто особо не желает, то «клиента» надо убедить… Внушить ему… Сломить его глупое и никому не нужное упрямство… Я понятно излагаю?.. …В технологии пыток ментовская фантазия ничего нового не придумала. Да и зачем, если старое и многократно проверенное жизнью себя вполне оправдывают… Перечислю кое-что из общеизвестного. Парашют – поднимают за руки-ноги и плашмя кидают на пол. Следов на теле – ни малейших, а ощущения – как у отбивной котлеты. Слоник – классика жанра, любимая тема страшилок для журналистов: надевают на голову допрашиваемому противогаз, и на пару минут зажимают трубку, – у того, задыхающегося, глаза лезут на лоб, когда до полного амбрэ остаётся всего – ничего, – отпускают трубку, дают отдышаться, и – по новой… Недостаток метода: кто сердцем слаб – может задохнуться, слишком трудно контролировать течение процесса и вовремя останавливаться, не перейдя критическую точку… (Учтите: в пытках мы ж всё-таки не асы, - практики маловато, и не на ком ежедневными тренировками оттачивать мастерство). Марьванна, оно же Попугай – сковывают руки наручниками, просовывают голову между колен и сковывают ноги наручниками, образовавшееся таким образом своеобразное «колесо» вешают на палку, положенную на два стола или стула, и начинают крутить его, поколачивая… Ну и – просто побои, без прибамбас. Бьют в пах и по почкам, в солнечное сплетение и под ребро, шмалят резиновой палкой по суставам и по пяткам… Пятки – идеальное место для ударов, ибо на них практически не остаётся следов. В то же время место это - чувствительное, и сюда сходятся нервные окончания со многих внутренних органов… Ещё можно подвесить на дыбу, на какой-нибудь торчащий из стены крюк, за скованные наручниками за спиною руки. И – бить дубинкой или стальным прутом по туловищу… К старикам, женщинам, малолеткам и просто ослабленным применяются более гуманные, но тоже действенные методы. Скажем – зажать ему между двух пальцев карандаш или ручку, и крепко стиснуть – это больно, можете сами убедиться!.. Или шарахнуть по голове увесистой книжкой – башка гудит как колокол, в глазах качается, но внешне – никаких следов. Женщину, если у неё объёмный бюст, толстой книжкой можно болезненно шмякнуть по груди… Маленькие груди можно осторожно прижигать окурком или сжимать соски пассатижами. …Завожусь ли я от битья?.. Ни капельки. Всего лишь исполняю свои производственные обязанности, – спокойно, настойчиво и методично. Равнодушие – полнейшее. Пока бью – думаю о погоде на завтра, или же о том, что подарить жене на 8-е марта… Нет для меня никакого наслаждения в издевательстве над слабейшим, и совсем неинтересно показывать свою силу и возможности на ЗАРАНЕЕ ОБРЕЧЁННОМ. Но если моему натиску упорно сопротивляются – появляется чисто спортивный интерес это сопротивление сломить, «Ну-ка, смогу ли переупрямить этого козла?!. И когда, на какой минуте вместо занудного: «Не я это!» он с болью выкрикнет: "Да, да, я это сделал!". Я бью, зная, что во власти избиваемого – остановить меня в любую секунду, пусть только признает очевидное, подтвердит мои догадки, и под всем подпишется в протоколе… И никогда не бью тех, в чьей виновности не убеждён, это – принципиально. Если л и ч н о мне надо – тогда да, тогда чтобы заставить человека плясать под мою дудку, я ему и безвинно врежу, но ради интересов падлючего государства терзать невиновного?! Не дождётесь!.. И ещё: мы – не мясники. Не стоит слишком уж… усердствовать. Гениталии дверью защемлять - не по мне, такое ничем не оправданно, это – внутренняя испорченность. Есть предел всему, в том числе – и целесообразности… В соседнем райотделе было такое: ребята проститутку «кололи» на предмет квартирных краж с использованием клофелина. Она, ясен перец, колоться не хотела, держалась стойко, как Гагарин в космосе, так они то ли сгоряча, то ли по пьяни, то ли хохмы ради – изнасиловали её резиновой дубинкой во влагалище. Елозят дубинкой в манде, и с гоготом требуют: "Признавайся, шалава!" Тут, конечно – перебор… ненужная самодеятельность… Вряд ли те хлопцы в угрозыске приживутся… Во всяком случае, я чувствую и осознаю: так, как я – можно, разумно и правильно, хоть и противно, а как они – это ж окончательно можно оскотиниться!.. Боль в умелых руках – действенное оружие, но – не со всеми и не всегда. Матёрого, неоднократно в прошлом битого на допросах, и потому уж привычного к боли рецидивиста колотить бессмысленно. Он не из слабаков, - лишь застонет под ударами, покричит, вытерпит…Раньше выдерживал подобное, – так чего ж теперь ломаться?.. Такого тоже можно отпрессовать. Опыт 30-х годов свидетельствует, что при правильной организации пыточного искусства л ю б о г о можно довести до кондиций, до полнейшей готовности всемерно помогать следствию, рассказывать всё, что знаешь, и подписывать то, что тебе на подпись подсунут… Смогли бы и мы, тряхнув стариной, выколотить «сознанку» из самого заматеревшего душегуба, но для этого пытать его должен не один затюканный прочими многочисленнейшими обязанностями опер – пахарь, а целая бригада из 5-10 периодически сменяющих друг друга сотрудников… И не трое положенных до предъявления обвинения или освобождения суток, а – месяц или даже больше… И чтобы знал он, стервец, что если и не сознается, то всё равно живым отсюда уж не выйдет, только мучиться дольше придётся, да ещё в отместку и жену с детьми расстреляют… Ну и главное: допрашивающий должен быть уверен в своей правоте и безнаказанности. Он – лишь исполнитель приказов. Совершаемое им – государством разрешено и обществом одобрено (хотя бы внешне, напоказ, под давлением властей)… А то нынче пытаешь преступников, причём не ради себя, в гробу ты его видел, – премиальных тебе за него не кинут, и орден на грудь не навесят, – нет, ради людей стараешься, чтоб меньше мрази по нашим улицам бродило… И тут же из кожи лезешь, чтобы не наследить ненароком, не оставить на избитом пригодные для снятия побоев следы, не попасться на горячем, одним словом… Система сразу же от тебя отречётся, попадись ты… Всем плевать, что ради державы ты зверствовал… Державе надобно было, чтобы – аккуратно, не попадаясь, а ты – з а с в е т и л с я!
СМЕРТЬ ПОД ПЫТКАМИ Самое вонючее – когда во время допроса «клиент» от нечеловеческой боли вдруг возьмёт да и загнётся. Приведённый (или приглашённый) на беседу к оперуполномоченному и внезапно скончавшийся во время разговора гражданин - всегда смотрится паршиво. Родичи почившего сразу же бьют во все колокола, прокуратура морщится, оравой наезжают проверяльщики, и хотя из той же они кодлы, и прекрасно понимают, что действовал опер так круто не по собственной разнузданности, а исключительно во имя фундаментальных интересов государства, но – «надо же и меру знать!» А теперь получается, что во имя тех же интересов кого-то должны назвать козлом отпущения, и кому ж теперь им быть, как не оперу-олуху?! Конечно, и тут можно что-нибудь придумать, и если придумано - умело, то наше шибзнутое государство, так и быть, сделает вид, что верит ооперским оправданиям. «В принципе парень ты нормальный, старлей, не повезло только тебе чуток…» Скажем, кто снимает побои у потерпевших?.. Тоже – свой, не чужой Системе человек, судмеэксперт. Он многое может – при желании, или если начальство ему прикажет… Приводят к нему избитого до черноты в РОВД человека, а он словно волшебные очки надел – в упор ничего не замечает, кроме следов перенесённой в раннем детстве оспы… Да и с теми, кто и вовсе откинулся, тоже можно как-то… скомбинировать. Несколько лет назад в… соседнем… да, в соседнем РОВД был случай… На адресе в собственной постели, утром, нашли мёртвую женщину, с некими нечёткими багровыми следами на горле. Судмедэксперт о причинах смерти высказался двусмысленно, а спавший в соседней комнате супруг покойной, 56-летний военный отставник, будто-бы «ничего не слышал»… Сперва тлела мыслёнка спихнуть всё на несчастный случай, чтоб не омрачать показатели г л у х а р ё м, но прокуратура сказала: «Ша!», и пришлось разрабатывать версию убийства… Разумеется, первым заподозрили вдовца. Не смотрелся он так чтоб уж очень безутешным, да и соседи подсказали, что жили супруги как кошка с собакой. Он любил заложить за воротник, и регулярно демонстрировал на весь подъезд, «кто в доме хозяин», она же втихую погуливала то с тем, то с этим, и хоть осторожничала, зная характер мужа, но он всё равно чувствовал, кипятился, опять-таки – пил… В общем-то, нормальная житейская ситуация, во многих семьях такое, но только там умеют обходиться без убийств, а у нас налицо – ж м у р!.. Идентифицировать отпечатки пальцев на шее не удалось, (снять отпечатки пальцев с шеи вообще – практически невозможно), и тогда взялись опера за мужа… Двое суток допрашивали, сперва уговаривая по-хорошему «во всём сознаться и облегчить свою участь», но светил ему минимум «червонец», поэтому «облегчаться» он не спешил, всё начисто отрицал, – и что пил, и что ревновал, и что убивал… Тогда-то и стали его увечить, валяли как хотели, мучили по-всякому… И на исходе третьих суток, дёргаясь на полу от ударов ногами, схватился он вдруг за сердце, прохрипел: «Ой, плохо мне! Вызовите «скорую»!..» Орлы наши, стоя над ним, лишь засмеялись: «Ты чё, дядя, окосел?.. «Скорую» ему вызывай… Может, тебе ещё и билет на Багамы купить?!. К о л и с ь на мокруху, подпиши «чистосердечные», тогда врача и вызовем…» По сути, правильно они ему базарили, но не стал он к о л о т ь с я, продолжал стонать: «Ой, плохо мне совсем!.. Дайте лекарства какого-нибудь!..» И хрипит при этом, горлом булькает, симулянт чёртов, словно и впрямь окочуриться задумал… А у хлопцев на столе – учётная карточка из районной поликлиники, взяли на всякий пожарный, - там ясно сказано: «Здоров как буйвол!» Так чего ж он выкаблучивается, сучара?!. Двинул его кто-то ногой в бок от души, мол: кончай придуриваться, иди на сотрудничество с органами! «Воды-ы-ы…» – прошептал он задушено, и примолк… Полежал маленько, пока опера в коридоре перекуривали, новых сил набираясь, потом вернулись они в кабинет, стали его на стул усаживать, для продолжения дружеской беседы, а он уж того… захолодал!.. Военный человек, майор в отставке – загнулся от простенького инфаркта!.. И хоть били бы сильно, а то ведь так… парочка пинков и затрещин… Тут ребята малость струхнули. «Злоупотребление служебным положением», «фальсификация материалов дела», «доведение человека до смерти»… Светило им от 5 до 10 лет!.. Посоветовались они, потом подхватили бедолагу под руки, под видом пьяного (голова на грудь свесилась, глаза закрыты, руки-ноги висят) выволокли в райотделовский дворик, и на скамеечку в скверике бережно опустили. Потом, выждав часок, вызвали «скорую»… Смотрелась картинка так: приглашённый в РОВД побеседовать о покойной супруге отставник, после недолгого дружеского разговора, вышел во двор, тут разнервничался (видимо, по новой переживая кончину любимой!), присел на скамейку передохнуть – и окочурился. Нормальная смерть от естественных причин, не имеющая никакого отношения к недавнему допросу и, разумеется, к самим допрашивающим… Врач «Скорой» и судмедэксперт поставили одинаковый диагноз: «Инфаркт миокарда», труп отдали родичам на захоронение, а дело о кончине женщины закрыли «в связи с отсутствием подозреваемых». Позднее всё тот же судмедэксперт в частной беседе с одним из оперов высказал предположение, что умерла майорша тоже естественной смертью, от внезапного приступа астмы, а отпечатки на горле могли образоваться, когда она в агонии хваталась за горло, пытаясь вдохнуть воздух… Раньше бы, коновал, свои догадки высказывал!.. Ещё некоторое время мандражили опера, боясь, что найдётся у гикнувшегося отставника влиятельный однополчанин, и потребует перерасследования, но – обошлось. Так история эта благополучно в архивах и затаилась…
ПРАВО НА ОШИБКУ Бесспорно, в той ситуации наши товарищи лопухнулись, не учли пристрастия экс-майора к гремучей пиво-водочной смеси, за короткое время «посадившей» его сердишко, да и потом не сумели вовремя сориентироваться в изменившейся обстановке… Шаблонов у нас быть не должно, на десять симулирующих во время пыток приступ какой-либо болячки всегда приходится один, действительно захворавший. В принципе мы стараемся мучить, не замучивая, - в лучшем случае покойник уж не даст нужных нам показаний, в худшем – за него придётся отвечать… Но и в нашей работе случаются проколы, – а у кого их нет? Возьми любого из врачей-хирургов, к примеру, за 35-40 лет медпрактики стольких пациентов спровадил на тот свет исключительно по собственной небрежности и недосмотру, что впору на местном кладбище отдельный участок открывать. – ну и что? Продолжают спокойно работать люди, не спиваются в безутешном горе, не сюсюкают плаксиво: «Ой, а ещё я в 1979-м году одной студентке-красавице с бодуна вместо аппендикса печень удалил… Спасибо дружку-патологоанатому, – написал в заключении, что запущенным раком печени девица страдала… Мне до сих пор так неудобно, так стыдно!..» Профи над своими просчётами не стенают, и волосы на голове не рвут. Что случилось – то случилось. Всё проанализировано, усвоено уроком на будущее, в остальном - забыто. Дальше в подобных ситуациях не прокалывайся – вот и вся мораль!.. Как ни крути, а на допросах в милиции люди нынче умирают редко. Свое дело опера - знают… Да и кто умирает-то?.. Шваль в основном, а не люди. Гнилушки разные, нарики, растлители, мокрушники с гопниками, прочая мразь… Не жалеть таких, а радоваться надо за тех мирных людей, кто в будущем мог стать жертвой их преступных деяний, но теперь уж, благодаря оперской ретивости, – не станет… Оно конечно, в принципе от побоев может умереть и невиновный… Но никто из оперов такой дешёвой мысли до своего сознания не допустит. «Раз откинулся – значит, тем самым подтвердил свою виновность, и точка!..» А иначе – нельзя, иначе не работа в угрозыске будет, а сплошное хныканье и самобичевание… Чтобы я за эту нищенскую пародию на зарплату ещё и бочку на себя катил?!. Хо-хо!..
ЕСЛИ ПОПАЛСЯ… Но если опер сработал нечисто, наследил и не смог железно доказать свою непорочность – тогда всё, «суши вёсла, паря!» Во имя спасения собственной шкуры начальство от любого из нас отречётся аж бегом. Что прогонят со службы без малейшего учёта прошлых заслуг – это автоматом, но ведь и под суд отдадут, падлы!.. Только и останется оперу разрыдаться в своём последнем слове: «Простите меня, граждане судьи, затмение какое-то на меня нашло, сам не пойму, как поднялась у меня рука на гражданина допрашиваемого… Нет мне пощады, разумеется, но всё-таки умоляю – простите Христа ради…» Но хрен простят, коль напортачил как мог: окурки о «клиента» тушил, ножки стула ему в задний проход засовывал, головешкой об угол сейфа постукивал… Да будь оперу судмедэжксперт даже и братом единокровным, а и то не смог бы всех тех кровоподтёков и порезов не заметить, - на что ж он рассчитывал, гондон?!. Так подвести родное начальство… В тюрьму его, на долгие годы!.. Кстати, некоторые наивняки на суде пытались не каяться, а вину свою перевести на несовершенство Системы, а заодно уж – и собственное начальство изобличить… Дескать, мы – лишь жертвы обстоятельств, мы ради общественного блага старались, и кто ж повинен, что иначе у нас служить Отчизне – не получалось… Да и потом, все прочие опера делают абсолютно то же самое!.. Суд подобные «откровения» выслушивает с угрюмой злобой, – «сука, коль уж попался – имей хоть мужество никого за собою на дно не тащить…», и приговор подобным «обличителям» обычно – на годик-два строже обычного… …Но подобные накладки бывают раз в сто лет. Мы ж – профессионалы, ядри твою мать, чтоб ни натворили – ещё попробуйте нас ущучить!.. Кстати, знаю простой способ добиться от мента «сознанки» в совершённых преступлениях: надо пытать его точно так же, как и он пытал других. Поверьте, любой из нас расколется быстро! Но за чрезвычайно редким исключением, арестованных сотрудников милиции на допросах – не бьют, разве что начальство напрямую прикажет… Но оно на столь противозаконный приказ никогда не решится, а по собственной инициативе ни один опер своего путь и бывшего, но – коллегу в застенках и пальцем не тронет. И ежу понятно: сегодня - с ним такое, а завтра, может быть – и с любым из нас… Мы не крысы. Своих – не жрём! К сменившим ментовский мундир на арестантскую робу отношение коллег презрительно-жалостливое: «Не повезло придурку!» Отцы-командиры ещё пару месяцев поминают их на оперативках и совещаниях: «…из-за какой-то паршивой кражи, желая выслужиться на её раскрытии!..» И тут же, буквально через минуту: «Почему снижается процент раскрываемости квартирных краж и краж госимущества?! Как это: «не хватает полномочий…»?! Мозгов у вас не хватает, недоноски, вша халтурная, амбрэ солённое, если через неделю не выдадите на-гора парочку домушников-«серийников», – прогоним в шею, нам бездельники не нужны!..» Вот так и живём, так и работаем…
ЕЩЕ ИЗ «ПЫТОЧНОГО»… Вообще же среди нас, оперов, говорить на «пыточную» тему не то чтоб не принято, а… В общем, не любим мы подобных тем, вот что!.. Мы же в целом – нормальные люди, и никому из нас (за исключением разве что врождённых садистов) превращать человека в измордованное животное - не в радость, но просто служба у нас такая… Не ты – так другой, но всё равно кто-то должен и этим заниматься… А некоторые, наиболее жалостливые, – и не бьют никогда. Если возникнет потребность в физическом воздействии на «клиента» – идут к кому-либо из более склонных к подобному коллег и просят: «Юрка, поработай-ка с тем гопником, а я тебе за это потом одно раскрытие в следующем месяце уступлю!», или: «Семёныч, с меня пара пива, если сейчас той потаскушке фитилей наставишь…» Отлучаешься на часок, твои кореша отрабатывают заказ на совесть, потом ты возвращаешься, «сочувствуешь» избитому в твоё отсутствие, («да как же они посмели?!»), тот видит, каким добреньким смотришься ты на фоне своих злобных коллег, и от острого нежелания вновь попасть в их безжалостные руки – начинает колоться… Некоторые принципиально не бьют женщин. Либо – всех, либо, скажем – только беременных (вот я, к примеру, никогда беременных женщин не бью)… У других рука не поднимается на стариков (всё какой-то давно усопший родной дедушка вспоминается). Третий скорее удавится, чем изобьёт инвалида, а то и просто хорошего человека (хорошие люди тоже, между прочим, совершают преступление!), да мало ли… Иногда случаются совершенно особые ситуации, скажем – доставили на допрос моего школьного приятеля. Не стану же я лучшему дружбану детства яишню тисками зажимать, а по ходу дела выясняется, что – не мешало бы… И опять-таки, ищу того, кто мог бы меня в этом заменить!.. Можно и вовсе без побоев обходиться. Некоторые виртуозы морально кого угодно так отпрессуют, что и кулаками размахивать не придётся... Всё-таки к физической боли человеческий организм потихонечку приспосабливается, и за каким-то её порогом включаются защитные механизмы. Тогда боль перестает восприниматься, она как бы испытывается кем-то иным, не тобою, и организм перестает на неё реагировать… Моральные же пытки задевают человека глубже и вернее, психика не в состоянии выдержать их нестерпимой тяжести, при умелой организации процесса и достаточно большого запаса времени у допрашивающего «клиент» либо колется, либо сходит с ума. Поведение последних обычно возмущает опера до глубины души: «Поехал крышей, а таки не раскололся, гнида»!..» Вот ещё некоторые достойные упоминания нюансы. Пытать «клиента», согласно неписанным традициям, можешь только ты, либо же если и кто-то другой, то только по твоей просьбе. Никто иной из присутствующих в кабинете его и пальцем не тронет, это – твой человек, ты его привёл и с ним работаешь, только ты и в ответе за всё, что с ним приключится. Случись что – дрючить будут только тебя, он – твой целиком и полностью на всё то время, что находится у тебя в производстве…Но и лавры победителя в случае успеха достанутся тоже только тебе, ну ещё и – твоему непосредственному начальнику, разумеется… По этой же причине никто из коллег не имеет морального права тебя останавливать, хватать за рукав с гневными воплями типа: «Товарищ старший лейтенант, как вам не стыдно?! Вы же причиняете боль живому человеку!» Или, более натуральней: «Федька, ты чё, окосел?! Забьёшь же его как мамонта!..» Никто, повторяю – НИКТО – не сунет свой длинный нос в твои манипуляции с объектом. Раз ты повалил его на пол, и с разгону бухаешь по грудной клетке тяжеленными сапожищами, то, стало быть, так и надо ему, погань какая-нибудь. С некоторыми можно только так, иного разговора они не понимают… Немножечко только мешают душераздирающие вопли твоего голосистого собеседника, аж по ушам слушателей бьёт… Тут набегаешься за день, напашешься, изнервничаешься, и без того стрессов – через край, а теперь и педрюгу этого невольно слушай… Опять же, слюна во все стороны брызгает, кровь летит каплями, попадёт на чей-нибудь свежевыглаженный пиджачок или свежепостиранную рубашку – придётся гладить и отстирывать по новому, денег на стиральный порошок не напасёшься, да и супруга замучит дурацкими вопросами, не кровь ли трахнутой тобою девственницы оросила только вчера отстиранную ею сорочку?!. Так что если видят коллеги, что ты уж совсем увлёкся выбиванием пыли из малопочтенного гражданина задержанного, и в ближайшие час-два кончать не планируешь, то они как-то сразу, всем скопом , исчезают – рассасываются по окрестным пивнушкам и забегаловкам, дабы отдохнуть душою от текучки буден, дав тебе время в гордом одиночестве увлечённо и страстно выпытывать у «клиента» вечные тайны мирового бытия и информацию о том, не он ли случайно грабанул на прошлой неделе коммерческий киоск в Соколином переулке… Рассуждая абстрактно, на ну очень уж громогласные вопли, клокочущие стоны и прочие непотребные звуки пламенной схватки правосудия с преступностью в твой кабинет может заглянуть начальник угрозыска, Стараясь ни с кем не сталкиваться блуждающим взглядом, буркнет с легким недовольством: «Ты там того… закругляйся!.. А то уж прохожие с улицы заходят, и у дежурного интересуются, что за херня на 4-м этаже творится…» Но на практике обычно никто из руководства ничего не слышит, оно у нас в таких случаях – и глуховато, и подслеповато… А через дорогу, в расположенном напротив здании районной прокуратуры, тоже на крики в РОВД внимания не обращают. Мало ли кто и чего там шумит… Может – прочитали только что в газете очередной Указ Президента, и теперь громко выражают всеобщее одобрение… Кого-то бьют?.. Не может быть! Пусть пострадавший жалуется… И если сумеет доказать, что кричал именно он, и опер – тому виновник, тогда отправим опера на нары, не впервой… Оперов у нас много, нам этого добра не жалко… Интересный вопрос: но что случится, если какой-либо опер-желторотик всё ж попытается помешать рванувшемуся к мировым рекордам пытливости коллеге, или, что много хуже, накатает на него рапорт вышестоящему руководству и в прокуратуру: так и так, мол, «самым наглым образом на моих глазах нарушалась капиталистическая законность, требую наказать виновников по всей строгости наших самых гуманных в мире законов!..» Ну и что?.. Во-первых, не накажут виновника, «У вас есть доказательства?.. Ах, нет… Смотрите, и сам якобы избитый в своих письменных объяснениях не подтверждает приведённые вами факты… Так как же прикажете вас понимать?..» Во-вторых, даже если и вздумай на этот раз начальство пожертвовать «засветившемся» опером, слить его судьбу в устрашение всем прочим, «чтоб не слишком увлекались», – что от этого изменится? Другие продолжат пытать и терзать, ибо без этого в наших конкретных условиях Система не будет работать! Зато себе лично, в-третьих, ты навредишь этим рапортом капитально. Сослуживцы тебя в упор перестанут замечать, лучшие дружки руки тебе не подадут, и единственное, что тебе останется – это немедленно уволиться из органов, и уехать далеко-далеко… …Бить преступников – не стыдно и не позорно. Грязная работёнка, да… Но – необходимая и неизбежная. Чертовски неприятная, но – важная и нужная обществу. До нас это делали, мы это делаем, после нас это ещё долго будут делать. Таков мир, кто пытался его изменить и пробить головой стену – те давно уж поотбивали себе рога и смиренно гниют на кладбище.. Пытать – не стыдно, но стыдно – доносить на товарищей. Стукачам – позор! Кто своего напарника заложит, и крючков на коллег навешает – тот и есть манда вонючая, больше – никто.
Рассказ не пожелавшего назвать своё имя сотрудника уголовного розыска записал Владимир Валерьянович Куземко
Другие интересные материалы:
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
| |||||||||||||||
