 |
 |
 |
 |
|
||||||||||||||||||||||
 |
 |
 |
||||||||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||||||||||
|
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
 |
Кто такой наркоман с точки зрения закона и куда движется отношение к наркотикам в России и в мире, что ждет наркозависимого в нашей стране, как в целом здесь организована наркологическая помощь, что такое наркомания юридически и планируются ли и какие именно реформы в этой области. А. Власик Кто такой наркоман с точки зрения закона и куда движется отношение к наркотикам в России и в мире?
Тюрьма, построенная по образу паноптикума Иеремии Бентама, вдохновлявшего Мишеля Фуко.
Анастасия Власик: Каково состояние законодательства в нашей стране в области наркологии, наркологической помощи? Денис Автономов: В последнее время много всего происходит. Возможно, за последние пару лет произошло больше изменений в этой сфере, чем за предыдущие семь-восемь, а может быть, даже и десять лет. И это связано, как мне кажется, с политической ситуацией в нашей стране. Если говорить о некой глобальной наркополитике и о тех изменениях, которые в целом происходят в мире, и сравнивать с тем, что делается у нас, то мы движемся в прямо противоположном направлении. Это наиболее очевидная вещь. Ситуация с новыми законопроектами в России, которые сейчас создаются, в чем-то напоминает ситуацию с политикой в США сорокалетней (с момента ее официального провозглашения администрацией Никсона) давности. То есть мы негласно пытаемся дублировать старую американскую политику войны с наркотиками, пытаемся вдохнуть жизнь в этот труп, притом что эта политика уже давно доказала свою порочность и неэффективность по отношению к цели избавления от наркозависимости. Такую политику лоббируют в первую очередь силовики, они являются бенефициарами этого процесса и главными выгодоприобретателями от подобных реформ, и, конечно, они косвенно заинтересованны в том, что такая политика продолжалась. Но для общества это не влечёт фактически ничего, кроме разжигания ненависти к определенным его представителям. Современный тренд во всем мире – отход от жестких мер, смягчение и признание абсолютной неэффективности в борьбе с наркозависимостью силовых практик, которые не дали никаких результатов, кроме роста потребления наркотиков, криминализации, стигматизации, нарушения прав отдельной группы граждан, увеличения тюремного населения и безумной траты денег.
Мужской реабилитационный центр «Города без наркотиков»
Каковы предпосылки этой политики, и с чем связано то, что наша страна избирает этот путь, раз доказана неэффективность подобного рода практик? Это общая политика дегуманизации и вполне очевидный поиск внешнего врага, а также популизм – «низы» в своей массе верят в необходимость такой политики для оздоровления общества. Именно поэтому возможны такие деятели, как Ройзман или «Город без наркотиков», которые по крайней мере раньше практиковали похищение людей, насильственное удержание, что собственно и было доказано в ряде судебных процессов против этих организаций. Но они пользуются широкой народной поддержкой. Большинство населения, если верить социологическим опросам, поддерживают, например, недобровольное, принудительное лечение. В этом мысле есть некое единство электората и власть придержащих. Наркозависимый у нас, по определению, другой. Он функционирует как фигура исключения и является во многом козлом отпущения. Многие считают, что скверно относиться к подобным людям, лишать их прав и даже физически уничтожать – это нормально. И такое мировоззренческо-ценностное отношение поддерживается законодателями и пропагандистами, хотя понятно, что об этом не говорится напрямую. Однако, по факту, действия таковы, что люди, страдающие зависимостями, действительно выводятся за границы общества.
Митинг за легализацию марихуаны в Бразилиа
Какие конкретно организации уполномочены проводить реформы в области наркологии в нашей стране? Одним из указов Путина, когда он пришел на третий срок, было принятие законопроекта, который предусматривает модернизацию наркологической помощи, причем в кратчайшие сроки: эта модернизация должна завершиться в 2016 году1. Мы написали с коллегами книгу – анонс всех актуальных событий (за 2011-2013 гг.), которые происходили на законодальном уровне2. Эта книга – часть проекта, посвященного разработке критериев эффективности борьбы с наркозависимостью. В проекте принимал участие наркологический институт «Здоровье нации», который уже напрямую связан с Общественной палатой. Мы изучали, что происходит в стране, в чем заключается государственное регулирование, соблюдаются ли права пациентов, что вообще происходит. В книге описаны три главных игрока на этом рынке – Минздрав, то есть медицинская организация, ФСКН, силовая структура, которая в последнее время развила очень большой интерес в сторону медицины и фактически хочет подменить собой Минздрав в сфере реабилитации наркозависимых, и собственно гражданское общество. Проблем тут так много, что непонятно даже, с какой стороны подходить. Начнем с того, что наркополитика предполагает два направления: борьбу с предложением и борьбу со спросом. Предложение – то, что относится к криминалу, этим занимаются силовики, таможня, службы, контролирующие уличные продажи. А борьбой со спросом занимается гражданское общество при поддержке государства, медицинских и социальных служб, так как эти вопросы носят медико-социальный характер. Проблема в том, что сейчас ФСКН намерена заниматься снижением спроса, будучи организацией, ориентированной на борьбу с предложением. Вот в чем заключается наша ситуация.
Насколько эффективно ФСКН справляется со своими прямыми задачами, то есть борьбой с предложением? Сотрудники ФСКН сами признают крах своих попыток контролировать незаконный оборот наркотических средств. Критерий эффективности здесь – количество изъятий, прежде всего. И он все хуже и хуже. Статья 228 УК РФ – одна из самых народных: в городах по популярности она на 3-4 месте после кражи и хулиганства и входит в пятерку по количеству приговоров – 300 тысяч в год, при этом реальные сроки получают как минимум половина осужденных. Количество тюремного населения сейчас 700 тысяч человек, по наркостатьям же сидят 150 тысяч, а может быть, и больше, до 300 тысяч, смотря как считать. Каждый год все больше случаев ВИЧ-инфекции среди наркоманов, у нас фактически не работает программа «Снижения вреда», ФСКН всячески препятствует распространению этой программы, у нас нет заместительной терапии, притом что на Украине она есть и в Белоруссии есть. То, что метадоновая заместительная терапия для опийных наркоманов в нашей стране не разрешена, это чисто политическая история, здесь нет разумных объяснений – ведь если даже в Иране есть заместительная терапия, в Афганистане, то вообще о чем говорить. В Европе только две страны, в которых нет заместительной терапии, это мы и княжество Монако, где это вообще неактуально. Цель отечественной наркополитики – сделать так, чтобы наркоман был незаметен. Это сходно с логикой показушной уборки: если в квартире бардак, можно быстро все спрятать под кровать и будет казаться, что все в порядке. ФСКН занимается как нелегальными, так и легальными наркотиками, в том числе контролем наркотиков в лечебных учреждениях. И про результаты этой деятельности мы также знаем: тут и проблема с обезболеванием онкобольных, и отсутствие доступа к лечению, когда люди кончают жизнь самоубийством, и совершенно безумные судебные процессы.
Насколько эффективна помощь наркозависимым в нашей стране? В нашей работе мы констатируем неэффективность также и работы Минздрава, ответственного за лечение. Но здесь свои подводные камни. Разные страны используют разные критерии оценки эффективности лечения. В России эффективность измеряется исключительно по ремиссии и её продолжительности, то есть учитывается лишь полный отказ от употребления психоактивных веществ после окончания лечения. В результате, если руководствоваться таким критерием, эффективность годового лечения в нашей стране от опийной наркомании меньше 10%, а если считать три и более лет, то цифры не превышают 3%. Подход у нас медикоцентрированный, причем он ориентирован на жесткое достижение конечного результата, на полную ремиссию. Но здесь кроется парадокс. Наркомания признается хроническим рецидивирующим заболеванием, так же как бронхиальная астма или артериальная гипертензия; в этих случаях не говорят от полной ремиссии, и никто не обвиняет человека в том, что у него бронхиальная астма или что у него возник астматический приступ, никому не придет в голову сказать: «Вот, ты сорвался». Человека не уволят с работы, он не станет жертвой стигматизации и дискриминации. Наркомания, алкоголизм – рецидивирующие заболевания, и к ним нельзя применять модели острых состояний, нельзя лечить наркоманию, как, например, лечат воспаление легких. Идеальная модель лечения такова: человек заболевает, попадает в больницу, где лечится, выходит оттуда здоровым и функционирует так, как и до болезни. Но это модель острого состояния, травмы. В случае с хроническими заболеваниями она не работает. Болезнь не прекращается с выходом из больницы или с момента купирования острых симптомов – всегда есть вероятность срыва. Особый социальный статус наркомании влияет на основное условие реабилитации – восстановление и сохранение социальных связей: человеку нужно вернуться в общество, укрепится, найти работу, пойти учиться. Все это оказывается для него очень сложной задачей. Это проблема для многих стран, но для нашей – особенно. Кроме этого, мы не знаем, сколько в нашей стране наркозависимых. Есть официальные цифры: на учете состоит 333 тысяч человек с диагнозом, и еще у 200 тыcяч выявлено пагубное употребление, – это так называемый учетный контингент. Принимая во внимание повышающие коэффициенты – понятно, что большинство не состоит на учете, – количество наркозависимых в стране не больше 1,5-2 миллионов. Это верхний предел, то есть примерно 1-1,5% населения. Эти цифры вполне согласуются с общемировыми. Однако есть очень любопытный тренд: те люди, которые занимаются этим вопросом, ФСКН, например, говорят, что с каждым годом у нас все больше и больше наркозависимых. Так, если вначале в официальных документах фигурировало 4 миллиона, потом – 5, то в предпоследней версии – уже 8,5, а то и 18 миллионов. Получается, наркоманы у нас размножаются в невероятных количествах. Никаких достоверных исследований в нашей стране не проводилось, равно как и попыток мониторинга. Был документ, подписанный еще министром Фрадковым, который потребовал от ФСКН создать систему мониторинга, но она так и не была создана, хотя на это были выделены деньги. Получается, ФСКН и не надо знать, сколько на самом деле у нас наркоманов, потому что можно сказать, у нас их 8 миллионов, получить деньги, а потом отчитаться, сказав, что их уже 6. Можно называть любые цифры. Но если мы не знаем, сколько у нас наркоманов, как мы вообще можем планировать какие-либо мероприятия по лечению и реабилитации.
Насколько усилия институций, отвечающих за решение проблем в сфере наркологии, согласованы между собой? Формально ФСКН и Минздрав в полном контакте, существует такая институция, как ГАК – государственный антинаркотический комитет, который является межведомственным по определению, но проблема в том, что ГАК возглавляет директор ФСКН, поэтому говорить о том, что это какая-то отдельная организация, не приходится, и конфликт интересов здесь налицо. Минздрав фактически самоустраняется от решения проблем, связанных с наркотиками, а ФСКН хочет под это получить значительное финансирование, не будучи компетентным в вопросах лечения и реабилитации. ФСКН – бывшая налоговая полиция, переделанная в 2003 году, но основное ядро которой по-прежнему составляют налоговые полицейские.
Модернизация, намеченная к 2016 году, которую ты упоминал, – кого она коснется? Это должна быть именно модернизация помощи наркозависимым и их реабилитации. Со своими законопроектами выступают и Минздрав, и ФСКН. В нашей книге мы анализируем, к чему может привести принятие и реализация предложенных законов, какие риски существуют. Как уже упоминалось, ФСКН собирается подменить собой Минздрав в сфере реабилитации. Они хотят получить под это очень много денег, в первоначальной версии – 179 миллиардов рублей до 2020 года; пусть звучит иронично, но это стоимость двух полетов на Марс или, например, половина первоначальных расходов на олимпиаду в Сочи. Но реабилитацию ФСКН понимает весьма своеобразно. Как нередко бывает, дьявол кроется в деталях. Приведу пример. Само слово наркоман, как и алкоголик, является стигмой, это слово бытовое, стигматизирующее; говорить наркоман – так же, как говорить про афроамериканца негр. Начиная с 1970-х, – и этот процесс отчасти инициировала Всемирная организация здравоохранения, – вместо слов “наркоман” и “алкоголик”, имеющих много негативных коннотаций, используют слово “зависимый”, говорят о синдроме наркотической или алкогольной зависимости. При этом люди, занимающиеся профилактикой, в большинстве своем не врачи, и эти медицинские термины использовать не могут. Тогда в мировой практике появилось понятие “наркопотребитель”, включающее две категории: потребитель инъекционных наркотиков как более опасных и, возможно, более тяжелых, и просто потребитель наркотиков, неинъекционных. И этот термин, как тоже дестигматизирующий и не предполагающий диагноза, вполне прижился. Так, кто-то потребляет телевизор, кто-то – интернет, а кто-то – наркотики. Все в обществе потребления. Но любопытно нововведение ФСКН. Они взяли это дестигматизирующее, нейтральное слово “наркопотребитель” и наделили его первоначальным значением: в их сознании наркопотребитель, вообще-то человек без диагноза, приравнен к наркоману, и в их законе, который они продвигают, используется именно слово наркопотребитель – человек, который хотя бы один раз в жизни использовал наркотики. С их точки зрения, в реабилитации нуждаются все люди, которые употребили наркотик хотя бы один раз в жизни с немедицинскими показаниями. И это совершенно новая безумная конструкция, возможные последствия которой почему-то практически никому не приходят в голову. Так, если следовать определению ФСКН,действующий генеральный секретарь ООН Пан Ги Мун является «наркопотребителем» и нуждается в экстренной реабилитации в Ребцентре, конечно же, имеющем сертификат ФСКН, – в СМИ сообщалось, что он отпраздновал свой юбилей тортом из листьев коки – растения, официально внесенного в список наркотиков. Пусть новый закон содержит какие-то здравые идеи, но из-за этой путаницы любого человека в рамках этого закона можно будет упечь в эту так называемую реабилитацию. Как минимум, необходима ясность и однозначность фигурирующих в законе определений.
Митинг за легализацию марихуаны в Киеве Как модернизация коснется реабилитации? У ФСКН, понятно, нет никаких ресурсов. Кроме этого, в нашей стране лишь несколько государственных наркологических реабилитационных центров, и за последние 10 лет, вопреки обещаниям, не было создано ни одного нового – скорее, осуществлялся демонтаж службы. Однако есть огромное количество реабилитационных центров, которые либо коммерческие, либо религиозные. Утверждается, что их больше 600, но, например, только у харизматической протестантской церкви их больше 700. Большинство таких центров – просто дом в деревне, где-то в глуши, в которых нет ни одного врача, они не зарегистрированы как медицинские организации. Если в обычных центрах есть какие-то реабилитационные и коррекционные программы, то в религиозных акцент делается на религию, то есть такие центры являются попыткой решить проблему путем обращения человека в ту религию или конфессию, которая в данном центре представлена. Большинство работающих в этих центрах зарегистрированы как волонтеры, и это сами бывшие наркозависимые. Для некоторых категорий населения такая схема эффективна, но не для всех. Идея ФСКН – ревизия всех этих центров, взятие их под контроль, выдача им сертификата (понятно, сертифицировать будет ФСКН); нуждающийся в лечении человек будет получать некий ваучер на прохождение реабилитации именно в этом центре; и оплата его реабилитации будет проходить через этот ваучер. В принципе, это неплохая идея, и в Москве сейчас планируется пилотный проект, на который выделено 100 миллионов, но как это будет выглядеть на практике, это вопрос… Риск здесь в том, что будет создан круг своих реабилитационных центров под эти деньги, а деньги предполагаются очень большие, и найдутся люди, которые захотят ими воспользоваться. Например, наркозависимый сможет пойти лишь в определенные центры.
А что ты можешь сказать по поводу принудительного лечения? Все очень сложно. Есть такое понятие – альтернативное лечение, лечение вместо наказания: человеку, совершившему незначительное преступление, предлагается выбор. Это обычная практика, и то, что она будет развиваться, в целом положительно, потому что нечего делать наркоману в тюрьме. Международная практика говорит о том, что чаще выбирается все же тюрьма, а не лечение, в лучшем случае идут в реабилитацию 30%, большинство же выбирает тюрьму, где можно достать наркотики, где в чем-то проще. Однако с этого года суд в РФ может за отказ от лечения оштрафовать, на сумму 5 тысяч, или приговорить к общественным работам до 30 дней. Из-за путаницы в терминологии в законах может встать вопрос о том, кому вообще может быть предложено лечение. Очевидно, что употребление наркотиков и наркомания – это разные вещи. Большинство наркотиков употребляется не наркоманами, то есть наркоманы являются меньшинством среди потребителей наркотиков, которые в свою очередь являются большой целевой группой. А наркоманы – вершина айсберга, абсолютное меньшинство наркопотребителей, и они, возможно, нуждаются в лечении. Но в результате путаницы, например, какой-нибудь школьник, покуривший марихуану и не нуждающийся в лечении, без выставленного диагноза, по закону может быть признан наркопотребителем, наркоманом и к нему могут быть применены все эти меры. Всё это только начинается. Мы отслеживаем возможные риски, но есть большая вероятность, что такие злоупотребления будут иметь место. При подготовке интервью использовались материалы, предоставленные Денисом Автономовым. Источник: http://openleft.ru/
Другие интересные материалы:
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
| |||||||||||||||
