|
|
Важным (важнейшим? основным?) криминогенным и девиантогенным фактором служит противоречие между потребностями людей и реальными возможностями их удовлетворения, зависящими, прежде всего, от места индивида или группы в социальной структуре общества, степень социально-экономической дифференциации и неравенства. Я. Гилинский Социально-экономическое неравенство явилось следствием общественного разделения труда, значение которого для развития общества трудно переоценить. При этом следует отметить ряд обстоятельств. Во-первых, одним из важнейших критериев развития системы (в нашем случае - общества) служит дифференциация, усложнение структуры, повышение разнообразия составляющих ее элементов. Это особенно важно помнить сегодня, когда советские завораживающие стереотипы казарменного равенства, всеобщего единомыслия и единодушия не преодолены до конца и вновь оживают… Закон необходимого разнообразия У. Эшби действует и в социальном мире. Дифференциация общества как следствие углубляющегося разделения труда есть объективный и в целом прогрессивный процесс. Однако, как все в этом мире, она влечет и негативные последствия. Неодинаковое положение социальных классов, слоев (страт) и групп в системе общественных отношений, в социальной структуре общества обусловливает и социально-экономическое неравенство, различия – и весьма существенные – в реальных возможностях удовлетворить свои потребности. Это порождает зависть, неудовлетворенность, социальные конфликты, протестные реакции, принимающие форму различных девиаций. «Стратификация является главным, хотя отнюдь не единственным, средоточием структурного конфликта в социальных системах»2. Во-вторых, главным в генезисе преступности (вообще девиантности), является не сам по себе уровень удовлетворения витальных, социальных и идеальных потребностей, а степень различий, «разрыва» в возможностях их удовлетворения для различных социальных групп. Зависть, неудовлетворенность, понимание самой возможности жить лучше приходят лишь в сравнении. На это обратил внимание еще К. Маркс: «Как бы ни был мал какой-нибудь дом, но, пока окружающие его дома точно также малы, он удовлетворяет всем предъявляемым к жилищу общественным требованиям. Но если рядом с маленьким домиком вырастает дворец, то домик съеживается до размеров жалкой хижины». Более того, «как бы ни увеличивались размеры домика с прогрессом цивилизации, но если соседний дворец увеличивается в одинаковой или же еще в большей степени, обитатель сравнительно маленького домика будет чувствовать себя в своих четырех стенах еще более неуютно, все более неудовлетворенно, все более приниженно»3. Социальная неудовлетворенность, а, следовательно, и попытки ее преодолеть, в том числе – незаконным путем, порождается не столько абсолютными возможностями удовлетворить потребности, сколько относительными – по сравнению с другими социальными слоями, группами, классами. Вот почему в периоды общенациональных потрясений (экономические кризисы, войны), когда большинство населения «уравнивалось» перед лицом общей опасности, наблюдалось снижение уровня преступности и самоубийств4. Значение социально-экономического неравенства как важнейшего фактора преступности отмечали еще в XIX в. (Турати, Принс, Кетле и др.). Интересные результаты были получены в 70-е годы минувшего века в исследовании (под руководством А.Б. Сахарова) социальных условий в двух регионах России: «было установлено, что более неблагополучное состояние преступности имеет место в том из сравниваемых регионов, где материальный уровень жизни населения по комплексу наиболее значимых показателей (средняя заработная плата, душевой денежный и реальных доход и т.д.) лучше, но зато значительнее контрастность (коэффициент разрыва) в уровне материальной обеспеченности отдельных социальных групп. В то же время в регионе с меньшим уровнем преступности материальные условия жизни были хотя и несколько хуже, но более однородны и равномерны. Иными словами, состояние преступности коррелировалось не с уровнем материальной обеспеченности, а с различиями в уровне обеспеченности: с размером, остротой этого различия»5. Исследование преступности в динамике за ряд лет подтвердило зависимость уровня преступности от увеличения / уменьшения разрыва между потребностями населения и степенью их фактического удовлетворения6. Современные исследователи все чаще обращаются к роли социально-экономического неравенства в генезисе преступности, учитывая при этом экономические показатели (в частности, индекс Джини)7. Степень неравенства, разрыва между элитой и аутсайдерами лишь отчасти оценивается такими экономическими показателями как фондовый или децильный коэффициент дифференциации (соотношение доходов 10% самых богатых и 10% самых бедных слоев населения) и коэффициент концентрации доходов – индекс Джини. Этот разрыв, экономически отражаемый децильным коэффициентом и индексом Джини, все возрастает в России, сопровождаясь ростом убийств, самоубийств, алкоголизма, нареотизма и других девиаций. Индекс Джини, показывающий степень неравенства в распределении доходов населения, в начале текущего столетия был в России 0,456, тогда как в Австрии – 0,309, в Германии – 0,283, в Бельгии – 0,250, в Японии – 0, 249. Близкие же российскому были показатели в Боливии (0,447), Иране (0,430), Камеруне (0,446), Уругвае (0,446)8 . Не удивительно, что за десятилетие 1990-1999 гг., исследованное С. Ольковым, в год с максимальным индексом Джини (1994 г. - 0,409) в России было зарегистрировано наибольшее количество убийств – 32,3 тыс., а в год с минимальным индексом Джини (1990 г. - 0,218) – наименьшее их количество 15,6 тыс.(Табл. 1)9. К аналогичным результатам по данным за 25 лет (1985-2004) приходит И.С. Скифский в своем диссертационном исследовании и монографии (Схемы 1,2)10. Те же закономерности применительно ко всем регионам Российской Федерации установлены в трудах Э. Юзихановой11. Поэтому, в-третьих, все более тревожным и криминогенным представляется наблюдающееся с конца ХХ в. углубление степени социально-экономического неравенства обществ и социальных групп. Растет пропасть между «включенными» (inclusive) и «исключенными» (exclusive) - как странами, так и социальными слоями, группами, отдельными людьми. Процесс глобализации лишь усиливает эту тенденцию12. Ясно, что «исключенные» – социальная база девиантности13. Итак, важным (важнейшим? основным?) криминогенным и девиантогенным фактором служит противоречие («напряжение», strain) между потребностями людей и реальными возможностями (шансами) их удовлетворения, зависящими, прежде всего, от места индивида или группы в социальной структуре общества, степень социально-экономической дифференциации и неравенства. Табл. 1 1Опубликовано в: Экономика и право: институциональный подход в обеспечении законности и правопорядка. СПб. юридический институт (филиал) Академии Генеральной прокуратуры РФ, 2008. С. 57-60. 2Парсонс Т. Общий обзор. В: Американская социология: Перспективы, проблемы, методы. М.: Прогресс, 1972. С.375. 3Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т.6. С. 446. 4Гернет М.Н. Избранные произведения. М., 1974. С. 306-310, 449-459; Podgórecki A. Patalogia źjcia spolecznego. Warszawa, 1969. 5 Методологические вопросы изучения социальных условий преступности / ред. А.Б. Сахаров .М., 1979. С.29-30. 6 Коробейников Б.В., Селиванов Н.А., Скворцов К.Ф. Изучение факторов, влияющих на изменение уровня и структуры преступности // Советское государство и право. 1982. №1. 7Grover Ch. Inequality and Crime. In: Peelo M., Soothill K. (Eds.) Questing Crime and Criminology. Willan Publishing, 2005, pp.53-68; White R., Habibis D. (Eds.) Crime and Society. Ibid., pp.187-207. 8 Доклад о мировом развитии 2005. Как сделать инвестиционный климат благоприятным для всех. М., 2005. С.261. 9 Ольков С.Г. О пользе и вреде неравенства (криминологическое исследование) // Государство и право, 2004, №8, с. 73-78. 10 Скифский И.С. Насильственная преступность в современной России: объяснение и прогнозирование. Тюмень, 2007. 11 Юзиханова Э.Г. Моделирование криминогенных процессов в субъектах Российской Федерации. Тюмень: Вектор-Бук, 2005. 12 Глобализация и девиантность / ред. Я. Гилинский. СПб., 2006. 13 Гилинский Я.И. «Исключенность» как глобальная проблема и социальная база преступности, наркотизма, терроризма и иных девиаций // Труды Санкт-Петербургского Юридического института Генеральной прокуратуры РФ, 2004. №6, с.69-77. Другие интересные материалы:
|
|