|
|
Рассматривается роль факторов социальной среды в возникновении, клиническом оформлении, лечении и профилактике зависимости от психоактивных веществ. П. Сидоров П. Сидоров Исторические источники, материалы археологии и этнографии [Бородатова А. А., 1984; Сое М. D., 1978, и др.] свидетельствуют, что наркотические средства и алкогольные напитки широко использовались всеми народами с древнейших времен и играли исключительно важную роль в мифологии и обрядности, в семиотической системе соответствующих традиций некоторых культур. Говоря о медицинских аспектах наркотизации, отметим, что эффект обезболивания после принятия наркотика был, вероятно, открыт в глубокой древности еще в эпоху мезолита, которым датируются первые погребения с трепанированными черепами в Европе. В пользу этого свидетельствуют находки так называемых наркотических клизм в захоронениях с трепанированными черепами в Перу [Nordenskiold E., 1930]. Одними из наиболее ранних являются находки, раскрывающие особенности наркотизации и алкоголизации у древних майя и ацтеков [Ravicz R., 1961; Wasson R. G., 1966, и др.]. В этнографической литературе можно найти красочные описания ритуалов, в которых использовались наркотики и спиртные напитки [Caso A., 1963; Duran D., 1964, и др.]. Так, наиболее сильным и употребляемым у ацтеков был "божественный гриб" — теонанакатль ("мясо богов"), используемый в определенных обрядах всеми слоями ацтекского общества. Например, во время церемонии коронации правителей все приглашенные на праздник ночью при свете факелов наедались сырых священных грибов с медом и становились "возбужденными и полными удовольствия", "пели и танцевали, потеряв разум". В видениях им раскрывалось будущее, являлись божественные откровения, "дьявол говорил с ними в их безумии". Ацтекская знать собиралась, кроме того, и на ежегодную "грибную церемонию", так называемый праздник откровений [Tezozomoc H. А, 1965]. Среди ученых-этнографов [Топоров В. Н., 1979] распространено мнение, что использование сильных наркотиков-галлюциногенов в отличие от общедоступных алкогольных напитков всегда было связано с рядом существенных ограничений для посвященных в жреческие таинства членов общества. Однако регламентация приема как наркотиков, так и алкогольных средств у ацтеков была связана не только и не столько с культовыми запретами, а скорее с необходимостью соблюдения социальной дисциплины. Прием любых психотропных средств — наркотиков и алкоголя — всегда был ритуализирован в жесткой планке обычаев и традиций. В то же время обязательное массовое алкогольное опьянение во время ежемесячных праздников и состояние массовой наркотизации во время "грибных церемоний" у ацтеков обосновывалось необходимостью нервной релаксации. У майя полуострова Юкатан в XVI в. употребление населением алкогольного напитка бал-че специально предписывалось жрецами, и в праздники индейцы напивались до бесчувствия [Ланда Д., 1955]. Это вино майя делали из настоя коры определенных деревьев и ферментированного меда. Алкоголизация обосновывалась и якобы сильными лекарственными свойствами бал-че [Кнорозов Ю. В., 1963; Кинжалов Р. В., 1971]. Иными словами, прием любых средств, помимо тех ситуаций, когда он был обязателен, не возбранялся до тех пор, пока не начинал угрожать нормальному функционированию общества, нуждавшегося в четком проведении земледельческого цикла, соблюдении военной дисциплины и т. д. Ограничение времени приема в группе служителей культа, шаманов и прорицателей, постоянно прибегавших к наркотикам, было продиктовано характером обрядов, тогда как для остальных членов общества прежде всего необходимостью поддержания общественного порядка. В отдаленных горных селениях Мексики и Гватемалы индейские шаманы, лекари и колдуны считают наркотики и алкоголь необходимыми средствами для связи с миром сверхъестественных сил и употребляют их в различных ритуалах. Популярность растительных наркотических средств (маленький неколючий кактус "пейотль", семена некоторых видов вьюнов, грибы из семейства Psilocybe, Stropharia, Cohocybe, Panacolus, содержащих активные алкалоиды мескалин, эргин, псилоцин и др.) такова, что, несмотря на запрет католической церкви, их продолжают и в наши дни использовать как в древних обрядах, восходящих к доиспанской эпохе, так и в синкретических христианско-языческих ритуалах в честь девы Марии и святых апостолов. Мы не случайно остановились на наркотизации майя и ацтеков настойками из грибов, основным способом принятия которых было их ректальное введение клизмами. Среди малых народностей Крайнего Севера традиционные способы наркотизации также связаны с приемом настоек из грибов, но внутрь. Возможно, это в некоторой мере объясняет повышенную злокачественность и прогредиентность алкоголизма у народностей Севера, исторически не имеющих эффективной этанолокисляющей системы [Сидоров П. И., 1996]. На протяжении всей истории человечества алкоголизация и наркотизация, регулируемые сложившимися обычаями и традициями, выполняли роль традиционных адаптогенов. Не случайно в странах, где употребление алкоголя и наркотиков ограничено культурными нормами, моральными или религиозными принципами, значительная часть населения страдает невротическими расстройствами. В ряде стран Африки и Северной Америки, в которых употребление спиртного не распространено и алкоголизм встречается редко (менее 5 % населения), обнаружен высокий уровень (50 % населения) нервно-психических заболеваний [Максимова Н. Ю., 1996; Westermeyer I., 1981]. Такая же картина наблюдается и при употреблении наркотиков: среди хмонгов, живущих в Азии и занимающихся выращиванием мака, распространено употребление опиума и, следовательно, высок процент заболевания наркоманией (20 % населения). Однако невротических нарушений почти нет. У той же народности, проживающей в США (где хмонги уже не имеют такого широкого доступа к опию и его производным), уровень заболевания наркоманией значительно ниже (1 % населения), зато невротические расстройства выявляются почти у 90 % населения [Perry С. L., 1987]. Таким образом, люди, столкнувшиеся с невозможностью изменить свое отрицательное эмоциональное состояние продуктивным путем и не имеющие эффективных способов психологической защиты, оказываются перед выбором: невроз или употребление токсикантов. Безусловно, этот выбор не фатален, и такой вопрос встает только перед лицами, имеющими предрасположенность к аддиктивному поведению — уходу от реальности посредством изменения своего психического состояния. Алкоголизация и наркотизация являются фармакологическими вариантами "аддиктивного поведения" [Короленко Ц. П., 1991]. Этот термин уместно использовать при анализе причин и условий развития как алкоголизма, так и наркомании. Современный этап развития психиатрии характеризуется ее широким и продуктивным взаимодействием с психологией и социологией, педагогикой и правом, философией и этикой, этнографией и антропологией. Количественное наращивание междисциплинарных усилий привело к формированию новых качественных направлений и, в частности, экстранозологической (транснозологической) психиатрии, существенно расширяющей традиционные границы клинической психиатрии за счет повышения уровня обобщения в определении предмета и методологии исследований. Многолетняя работа в социальной психиатрии и наркологии убеждает в отсутствии прямолинейных и однозначных корреляций аддиктивного поведения с биологическими и психическими особенностями индивидуума или факторами социальной среды. Многочисленные исследования, нацеленные на выделение этиопатогенетических факторов алкоголизма и наркомании, проституции и суицидов давали по существу сходные характеристики причин и условий девиантного и аддиктивного образа жизни вне зависимости от конкретных нозологических форм или поведенческих феноменов. Поэтому экстранозологический подход можно рассматривать как достаточно специфическое методологическое требование к социальной психиатрии, предмет которой (в частности, аддиктивное поведение) отличается полиэтиологичностью и междисциплинарностью, динамичностью и изменчивостью, нестойкостью и обратимостью. Исходя из этого представляется важным описание механизмов формирования аддиктивного образа жизни, выделенных на модели ранней алкоголизации и наркотизации, но в равной мере применимых к любым формам отклоняющегося поведения [Сидоров П. И., 1995]. Механизм "анонимности", или неспецифичности действия негативных причин и условий, проявляется в том, что независимо от природы этих факторов (социальной или биологической, психологической или моральной), искажающих психологическое развитие и нравственное становление личности подростков в условиях деструкции социальной среды, они приводят к одному результату — быстрому развитию полиморфного аддиктивного поведения и социальной дезадаптации, минимально отражаясь в особенностях формирования отдельных нозологических форм. Механизм "генерализации", или расширенного воспроизводства негативных факторов в генезе аддиктивного поведения, заключается в том, что степень его выраженности обратно пропорциональна возрасту проявления нарушающего онтогенез воздействия. Чем раньше обнаружатся отрицательные биологические или социальные факторы, тем выше риск накопления к подростково-юношескому возрасту критической их констелляции, дезадаптирующей личность. Например, в формировании раннего алкоголизма у подростков с резидуально-органической церебральной недостаточностью рано обнаруживается задержка психического развития, предопределяющая в свою очередь школьную дезадаптацию, асоциальное поведение и т. д. Механизм "псевдоадаптации". У абсолютного большинства злоупотребляющих алкоголем или токсикантами подростков наблюдается патологическая отягощенность преморбида (органическая церебральная недостаточность, формирующиеся психопатии и патохарактерологические развития и др-), имеющая преимущественно астеноапатический и астенодепрессивный радикал. У этой группы несовершеннолетних алкоголь на короткое время дает бодрость и активность, смелость и уверенность в себе. Стимулирующе-растормаживающий эффект этанола создает иллюзию адаптации и самореализации, приводя к накоплению алкогольных проблем и последствий. Учитывая, что ранняя алкоголизация как практически обязательный компонент большинства форм отклоняющегося поведения быстро приводит к астенизации личности, описанный механизм (первичный и вторичный) можно считать общим для девиантного контингента подростков. Механизм "деформации". Большинство трудных подростков не имеют нормального семейного воспитания: отсутствует контроль за их обучением, недостаточно поощряется развитие интеллекта и формирование нравственных ценностей. У них рано утрачивается интерес к учебе. Это неизбежно приводит к отсутствию у подростков социально-значимых установок, увлечений и духовных запросов, узкому кругу и неустойчивости интересов, уходу от ответственных ситуаций и решений. Формируется такая направленность личности, в основе которой лежит неспособность подростков к сложной деятельности, с упрощением и перестройкой иерархии мотивов поведения в плане готовности к злоупотреблению алкоголем. Происходит уплощение, деформация личности. Складывается алкогольная личность еще до развития болезни, слепо и некритично воспринимающая все взгляды и нормы алкогольной группы. При более широком подходе можно говорить о формировании изначально аструктурной [Бехтель Э. Е., 1986] личности, имеющей равно высокий риск самореализации в любой форме аддиктивного поведения. Расстройства личности в подростковом возрасте Ю. В. Попов (1988) считает ведущим условием развития саморазрушающих (как в биологическом, так и в психологическом отношении) типов поведения (делинквентность, ранняя алкоголизация, токсикоманическое и суицидальное поведение). Механизм "индукции". На начальном этапе формирования алкоголизма позволительно говорить о психогенном (в широком смысле этого понятия) формировании симптомов зависимости, утраты контроля, форм потребления (включая изначальные утренние приемы небольших доз алкоголя) и форм опьянения. Гротескные, индуцированные симптомы "клиники до болезни" имитируют и потенцируют начальные биологические проявления заболевания. Этот механизм реализуется во многом за счет известных подростковых реакций группирования и имитации [Личко А. Е., 1987] и легко узнаваем в любой форме аддиктивного поведения. Выделенные социально-психологические механизмы в определенном соотношении присутствуют в анамнезе любого подростка с аддиктивным поведением и требуют учета в построении межведомственной системы ранней профилактики. Начальным звеном в социогенезе аддиктивного поведения являются обычаи и традиции среды. Для русской культуры алкогольные обычаи — это исторически сложившиеся и передаваемые из поколения в поколение формы употребления спиртных напитков с соответствующими духовными эквивалентами обыденного сознания и мировоззрения. Алкогольные обычаи выполняют две социальные функции: являются средством стабилизации утвердившихся в данной среде отношений и форм употребления алкоголя и осуществляют воспроизводство этих отношений в жизни новых поколений. Воплощением любых общественных традиций на уровне отдельной личности являются ее социальные установки — состояние готовности, базирующееся на опыте и оказывающее влияние на реакции индивида относительно всех объектов и ситуаций, с которыми он связан. Частным случаем социальных установок являются алкогольные, регулирующие и опосредующие поведение человека в отношении алкоголя. Они могут быть позитивными, т. е. создающими предрасположение, готовность к употреблению спиртных напитков, или негативными, определяющими воздержание от них. Формирование алкогольных установок (позитивных или негативных) начинается уже в детском возрасте и протекает в направлении, отстаиваемом убеждающей коммуникацией. Переход алкогольных обычаев в установку может осуществляться как осознанно, так и неосознанно. Однако в обоих случаях результат один — превращение обычая в установку влечет за собой автоматизм в ее соблюдении, субъективную потребность в следовании ей, что обусловлено самой природой установки. В дальнейшем складывается "словарь" мотивов алкоголизации. Если алкогольные установки определяют стратегию поведения, то мотивы — тактику в каждом конкретном случае. В норме можно говорить о первичной "реалистической" мотивации алкоголизации, когда спиртные напитки употребляются по праздникам, при встрече с друзьями, в день рождения и т. д. Мотив — вербализация цели и программы, дающая возможность данному лицу начать определенную деятельность. Реалистическая мотивация алкоголизации предполагает наличие первичной адекватной в социально-психологическом плане цели (праздники, дни рождения) и вторичной программы, включающей в себя употребление алкоголя. Возникающая при опьянении эйфория не является прямым следствием только интоксикации. Это психическое состояние, формируемое во многом механизмами само- и взаимоиндукции, содержание которого определяется ситуацией и зависит от общего уровня культуры личности. Если человеку под предлогом какой-либо инъекции ввести внутривенно этанол, то можно наблюдать легкое возбуждение и повышение тонуса, сменяемое последующей релаксацией и сонливостью без очерченного эмоционального компонента. В норме эйфория является внутренним (и зависимым) следствием внешних социально-психологических характеристик ситуации. Иллюстрацией роли внешних характеристик ритуала праздника в создании внутренней эмоциональной установки может служить наблюдение из дневника писателя Федора Абрамова: "В войну как жили? Робили, мох ели и праздники праздновали. В бутылку воды нальем, на стол поставим и поем. А сейчас вина бочку выпьют, и то песни нету" [Крутикова Л. В., 1986]. Таким образом, не алкоголь как таковой, не его взятое само по себе физиологическое действие, а прежде всего проекция психологического ожидания актуальных потребностей и мотивов на психофизиологический фон опьянения создает ту внутреннюю субъективную картину, которую человек начинает приписывать действию алкогольного напитка. Именно в этом "опредмечивании" первоначально неоформленного состояния и заключается то зерно, из которого вырастает психологическая привлекательность алкоголя. Отсюда начинается крайне опасный по своим жизненным последствиям и кардинальный для генеза пьянства процесс — все большая децентрация, искажение восприятия: человек начинает видеть главный источник привлекающего его состояния только в алкоголе. Усиливающаяся децентрация личности в процессе алкоголизации бытового поведения и образа жизни сопровождается необходимостью углубления алкогольной установки, а также усиливающимся разрушением свободы воли (отсюда новое психическое состояние — алкогольная зависимость), заметным для самосознания искажением мотивации поведения. Для сокрытия от себя нового состояния мотивации "другое Я" личности формирует защитную мотивацию. С этого момента начинается психический разлад в жизни пьющего человека, который в конечном счете ведет к деперсонализации. По тем же механизмам проекции психологической преддиспозиции возникают представления о других "незаменимых" свойствах и функциях алкогольных напитков. Так, алкоголь употребляют не только в связи с радостными, но и в связи с печальными событиями, например на поминках. Причем характерно, что в последнем случае, как бы ни было сильно опьянение, люди, для которых утрата действительно тяжела, грустят, а не смеются: эйфория захмелевшего человека на поминках оценивается как неуважение к покойному, и ссылка на опьянение не принимается в расчет. Со временем диапазон субъективных причин употребления алкоголя становится все шире — пьют и "для храбрости", и "с обиды", и чтобы "поговорить по душам", и "чтобы расслабиться", и чтобы "взбодриться", и чтобы "обмыть успех", и чтобы "облегчить деловой контакт" и т. д. Другой важный момент, который надо подчеркнуть, состоит в том, что субъективная картина, конечно, не создается одномоментным актом проекции психологического ожидания, актуальных потребностей на фон алкогольного опьянения. Картина эта всегда деятельно опосредована, она образуется в ходе особой деятельности пьющего человека, которую можно назвать иллюзорно-компенсаторной, направленной на создание и поддержание эмоционального состояния, особого "алкогольного", т. е. иллюзорного, удовлетворения той или иной актуальной потребности [Братусь Б. С, Сидоров П. И., 1984]. Эта деятельность является основой всех форм аддиктивного поведения. Социальные факторы и условия в развитии алкоголизма и наркомании играют ведущую роль преимущественно на донозологических этапах употребления и злоупотребления. Можно с полной уверенностью сказать, что нет такого социального маркера, который не удалось бы обнаружить в анамнезе того или иного пациента. На максимальном уровне общения в социогенезе алкоголизма и наркомании можно выделить три основных уровня причинных комплексов: 1) макросоциальный уровень, включающий особенности социально-экономического положения в стране и социальной политики государства; 2) микросоциальный уровень, включающий особенности стиля жизни семьи, трудового или учебного коллектива, неформальных молодежных групп; 3) социально-психологический, или личностный, уровень, включающий особенности преимущественно нравственно-ценностной и мотивационно-установочных сфер. Суммируя многочисленные литературные данные и материалы собственных многолетних исследований, можно представить их в следующих вариациях [Лисицын Ю. П., Сидоров П. И., 1990; Иванец Н. Н., 1992; Пятницкая И. Н., 1994; Заиграев Г. Г., 1994, 1996, 1997; Сидоров П. И., Ганжин В. Г., 1996; Eidi A. H., Asuda S. W., 1995; Hafeiz H. В., 1995; Jaudes P. К., Ekwo E., Van-Voorhis J., 1995; Marcos А. С, Bahu S. J., 1995; Stelle R. G. et al., 1995; Welte G. W., Barnes G. M., 1995; Kandel D. В., Davies M., 1996, и др.]. 1. Макросоциальный уровень:
2. Микросоциальный уровень:
3. Личностный уровень:
Многообразие факторов и условий в социогенезе аддиктивного поведения уместно оценивать в рамках диалектики случайности и необходимости. Случайность, конечно, не может изменить многогранную многофакторную судьбу человека, но и то, что сегодня кажется случайным, завтра может оказаться судьбой. Перечисленные неспецифические факторы и условия снижают порог психосоциальной адаптации человека, повышая его чувствительность к любым патогенным влияниям социального и биологического порядка. Они и являются основными характеристиками "группы риска" — ведущего субъекта социогенеза алкоголизма и наркомании. Таким образом, они являются неспецифическими маркерами социально-психологической несостоятельности личности, индикаторами порочности макро- и микросреды, показателями невключенности человека в сферу общественно полезной деятельности, отчуждения и социальной депривации. Приведенная систематика факторов риска не учитывает изменяющейся с возрастом структуры мотивационно-установочной и нравственно-ценностной сфер личности. Предложенный нами [Копыт Н. Я., Запорожченко В. Я., 1983; Лисицын Ю. П., Сидоров П. И., 1990] динамический подход к оценке роли различных негативных условий позволил выделить четыре основные группы факторов, представляющих единую цепь генеза злоупотребления алкоголем и наркотиками. I — факторы, способствующие развитию употребления. II — факторы, поддерживающие употребление. III— факторы, способствующие развитию злоупотребления. IV— факторы, поддерживающие злоупотребление алкогольными напитками и наркотиками. Влияние этих факторов в отдельные возрастные периоды неодинаково. Факторы I группы (неблагоприятные взаимоотношения между родителями, традиции семьи и группы и как результат раннее приобщение к алкоголю и наркотикам) действуют на ребенка в возрасте 13—15 лет, когда закладывается основа злоупотребления. В этот период отмечаются неблагоприятные взаимоотношения между родителями, отсутствие одного из родителей (отца), частое употребление алкогольных напитков родителями или лицами ближайшего окружения, экспериментирование с наркотиками и токсикантами в молодежной группе. Факторы I группы составляют первое звено в генезе злоупотребления; его можно условно назвать начальным. Факторы II группы (обычаи ближайшего окружения, ориентированные на употребление алкоголя и наркотиков, общепринятые алкогольные традиции и др.) действуют на молодого человека в возрасте 16—18 лет, когда уже формируется систематическое и сознательное употребление алкоголя, наркотиков и токсикантов. Этому в значительной степени способствует раннее приобщение детей (подростков) к алкоголю и наркотикам. В генезе злоупотребления это звено можно условно назвать определяющим. Факторы III группы (относительная экономическая самостоятельность и бесконтрольность молодых людей при ранее приобретенной установке на привычное употребление алкогольных напитков и наркотиков, а также доза и частота случаев употребления) действуют на лиц в возрасте 19—26 лет. Практически это начало самостоятельной жизни "бывалого" человека, который, как ему кажется, начинает понимать "толк" в жизни. Это звено в генезе злоупотребления мы называем "пусковым". Факторы IV группы (конфликты в семье, низкий культурный уровень, потребительские интересы, сравнительно высокая зарплата и др.) составляют завершающее звено в генезе злоупотребления. Они поддерживают злоупотребление алкоголем и наркотиками, которое в свою очередь укрепляют обычаи ближайшего окружения. Особенно ярко такие явления выступают среди тех профессионально-производственных групп, чей труд относительно прост (физическая работа, не требующая квалификации, но высокооплачиваемая). Приведенная схема генеза злоупотребления алкоголем и наркотиками дает представление о последовательном действии социальных факторов, способствующих злоупотреблению. Она не претендует на универсальность, но отражает наиболее существенные моменты, прежде всего влияние микросреды, низкий культурный уровень лиц, подверженных злоупотреблению, роль социально-психологических факторов. С учетом данных, свидетельствующих о том, что в этиологии алкоголизма и наркомании обязательно представлены и социальные, и биологические, и психологические составляющие выделяются основные концепции развития данных заболеваний [Портнов А. А., Пятницкая И. Н., 1973; Лисицин Ю. П., Сидоров П. И., 1990; Морозов Г. В., 1990; Пятницкая И. Н., 1994; Апохина И. П., 1996; Валентик Ю. В., 1997; Иванец Н. Н., 1989, 1998; Anderson P., 1994; Babor T. F., 1994, и др.].
3. Генетическая концепция. На основании клинико-генеалогических и близнецовых методов исследования достаточно убедительно показывает роль наследственной предрасположенности к алкоголизму и наркомании. Молекулярно-биологические исследования показали, что индивидуальная предрасположенность к алкоголизму и наркоманиям генетически детерминирована и определяется особенностями функций "системы подкрепления" мозга, различной организацией деятельности катехоламиновой системы и ее контроля со стороны генетического аппарата.
8. Психопатологическая концепция. Подчеркивает роль психических
(преимущественно характерологических) особенностей личности в этиологии
алкоголизма и наркомании. 9. Биоэнергетическая концепция. Исходит из того, что алкоголь и токсиканты действуют прежде всего на водно-ионную структуру организма, нарушая ее стабильность. При хронической интоксикации возникает патологическая архитектоника водно-ионных систем с резонансной спектральной памятью. Резонансная настройка биоэнергетической системы требует постоянного употребления алкоголя и наркотиков, что приводит к потере устойчивости биоэнергетических структур организма человека и физической зависимости. 10. Системная концепция механизмов зависимости от различных психоактивных веществ исходит из того, что биологические механизмы синдрома зависимости идентичны, независимо от химической принадлежности веществ, вызывающих его развитие, и связаны со специфическими нарушениями функций дофаминовой нейромедиаторной системы, нарастающими при повторных и регулярных приемах психоактивных веществ. Приведенные концепции на максимальном уровне обобщения показывают, что социальные факторы наиболее значимы на ранних этапах этиопатогенеза зависимости и нозологически неспецифичны; они обеспечивают предиспозицию и социальную толерантность. Существующее и увеличивающееся множество гипотез алкоголизма и наркоманий имеет серьезные методологические причины. В связи с этим И. Н. Пятницкая (1988) призывает избегать особенно грубых методологических ошибок: неточности терминологии и исходных понятий, односторонней оценки причинного комплекса, проведения исследований в границах болезни, пренебрежения критерием повторяемости факта. И. Н. Пятницкая (1994) считает, что пока мы можем говорить не более чем о предпосылках к заболеванию, условиях, в которых наркомания или алкоголизм возникают с большей частотой. Предпосылки включают социальную, биологическую и психологическую составляющие, где весомость и содержание каждой неравнозначны. Отсутствует параллелизм патогенеза и патокинеза, социогенеза и психогенеза. Возникновение и невозникновение болезни в одинаковых социальных условиях при сходстве личностных черт означает существование или отсутствие неких скрытых от нас решающих этиологических факторов, запускающих болезнь. Либо в каждом нозологическом случае надо оценивать свой уникальный набор условий и факторов предиспозиции, оценивать весовые характеристики запускающих и критических маркеров. Для медико-социальных болезней, какими являются алкоголизм и наркомания, одной традиционной диагностики недостаточно. При установлении диагноза, помимо стадии и типа течения, надо оценивать личность и социальную адаптацию. Сегодня можно уверенно сказать, что алкоголь и наркотики являются неминуемыми атрибутами цивилизации на протяжении всей ее истории. Их место и роль в социуме многообразны и многофункциональны. На пороге XXI в. важно выделить качественно новую роль алкоголизма и наркомании как системных и эпидемических социальных недугов, бросающих вызов современной цивилизации. Человечество начинает вступать в принципиально новую эпоху мировой цивилизации — эпоху выживания [Агаджанян Н. А., 1998], когда под угрозой оказываются не только духовная и материальная культура, но и само существование человеческой цивилизации. Литература Бехшелъ Э. Е. Донозологические формы злоупотребления алкоголем. — М.: Медицина, 1986. — 272 с. Братусъ В. С, Сидоров П. И. Психология, клиника и профилактика раннего алкоголизма. — М.: Изд-во МГУ, 1984. — 144 с. Загоскин Н. Пьянство и борьба с ним в старинной России // Русское богатство. — 1893. — № 4. — С. 21. Заиграев Г. Г. Образ жизни и альтернативное потребление. — М., 1991. - 53 с. Иванец Н. Н. Медико-социальные проблемы наркологии и пути их решения // Вопр. наркол. — 1997. — № 4. — С. 4—10. Лисицын Ю. П., Сидоров П. И. Алкоголизм / Руководство для врачей. — М.: Медицина, 1990. — 528 с. Личко А. Е. Психопатии и акцентуации характера у подростков — Л., 1987. - 34 с. Максимова Н. Ю. О склонности подростков к аддиктивному поведению // Психологический журнал. — 1996. — № 3. — С. 149— 152. Попов Ю. В. Многомерная диагностика психопатических нарушений у подростков // Психогении и психосоматические расстройства. — Тарту, 1988. - С. 342-350. Пятницкая И. Н. Злоупотребления алкоголем и начальная стадия алкоголизма. — М.: Медицина, 1988. — 286 с. Пятницкая И. Н. Наркомании. — М.: Медицина, 1994. — 543 с. Сидоров П. И., Ганжин В. Т. Общественное здоровье и социальные недуги. — М.: Изд-во АГМА, 1996. — 320 с. Kandel D. В., Davies M. High school students who use crack and other drugs // Arch. Gen. Psychiatry. - 1996. - Vol. 53, N 1. - P. 71-80. Marcos A. C, Bahu S. J. Drug progression model: a social control test // Int. J. Addict. - 1995. - Vol. 30, N 11. - P. 1383-1405. Stelle R. G, Forehand R., Armistead L., Brodi G. Predicting alcohol and drug use in early adulthood: the role of internalizing and externalizing behavior problems in early adolescence // Am. J. Orthopsychiatry. — 1995, Jul. - Vol. 65, N 3. - P. 380. Welte G. W., Barnes G. M. Alcohol and other drug use among Hispanics in New York State // Alcohol. Clin. Exp. Res. - 1995. - Vol. 19, N 4. — P. 1061-1066. Другие интересные материалы:
|
|