Новости  О сервере  Структура  Адреса и ссылки  Книга посетителей  Форум  Чат Поиск по сайту

Кабинет нарколога _ Наркология on-line _ Прием доктора Пилюлькина _ Краткосрочная психотерапия в наркологии Ликбез _  Химия и жизнь _ Если друг оказался вдруг... _ Мифы и легенды _ Правдивые истории _ Частые вопросы _ Проверь себя _  Родительский уголок _ Родители родителям _ Ранняя диагностика _ Агитпросвет _ Место импульсивности в клинике наркологии  Закон сур-р-ов! _ Законы и нормативные документы _ Даешь систему! _  Сверхценные идеи _ Косые взгляды _ Глас народа _  Самопомощь _ Виртуальная группа _ Анонимные Наркоманы _ Сокрушающий курс _

В первой части статьи автор, используя данные социологических обследований, дает институциональную характеристику тюремной субкультуры, которая, по его мнению, получила широкое распространение во всех слоях российского общества. Среди основных ее норм он выделяет: отсутствие четких границ между сферами деятельности, персонификацию всех взаимоотношений, дуализм норм и несовершенство механизмов контроля насилия. Во второй части показано, что указанные институциональные нормы криминального сообщества в значительной степени регулируют деловые взаимоотношения российских предпринимателей. Причем подобная институциональная структура бизнеса - "сетевой капитализм" - обладает способностью к самовоспроизводству, и выйти из этого замкнутого круга можно, лишь попытавшись изменить само государство, трансформировать властные отношения.

А. Олейник

- Автоматически получается. Рынок.
- Вот только не надо мне этого базара
про рынок, - сказал Шурик и наморщился.
- Знаем. Автоматически. Когда надо,
автоматически, а когда надо, одиночными.

В. Пелевин. "Чапаев и Пустота"

Одним из наиболее характерных атрибутов современной России стала широкая распространенность тюремной субкультуры, элементы которой легко найти и в повседневной жизни обычных людей, и в поступках и высказываниях политических деятелей, и в "правилах игры" на российском рынке.

Возьмем, к примеру, современный разговорный русский язык. Такое слово, как "тусовка", чрезвычайно популярное в молодежной (да и не только в молодежной) среде, в своем первоначальном значении означает прогулку, беседу "на ходу", просто совместное времяпрепровождение в ограниченном пространстве дворика для прогулок или локальной зоны. Если же мы обратимся к криминальному арго 1930-1950-х годов, то окажется, что до 30% подобных слов и выражений сохранилось в повседневном русском языке, оказывая воздействие на наше восприятие окружающего мира (Оценка была произведена автором на основе более тысячи арготических терминов, описанных Ж. Росси (Справочник по Гулагу. М.: Просвет, 1991). 33,6% из терминов криминального арго встречаются сейчас в повседневной речи обычного россиянина). Аналогичная ситуация складывается и с так называемыми блатными песнями, которые слушают не только и не столько лица, отбывающие или уже отбывшие наказание в исправительных учреждениях (К слову, и выражения "блат", "блатной", без которых невозможно описывать советскую и постсоветскую действительность, тоже пришли из тюремного и криминального мира; на идише одесских воров XIX слово "блат" означало ладонь (Росси Ж. Справочник по Гулагу, т. 1, с. 32)). Среди почитателей творчества группы "Лесоповал", Е. Кемеровского, М. Круга много молодежи, военных, представителей других силовых структур.

В чем же причины распространения тюремной субкультуры далеко за пределы собственно пенитенциарных учреждений? Мы попытаемся ответить на этот вопрос, ограничившись анализом процессов, происходящих в последние годы в экономике - одной из сфер явной и неявной экспансии тюремной субкультуры. Нельзя сказать, чтобы неоклассическая экономическая теория не обращала внимания на существование проблемы распространения криминального типа поведения на рыночные взаимодействия. Экономический анализ ориентирован главным образом на объяснение стимулов к нарушению законов с точки зрения модели рационального действия и осуществляется в целях оптимизации затрат на правоохранительную деятельность (Подробнее неоклассический взгляд на проблему преступности изложен в: Латов Ю. Экономическая теория преступлений и наказаний. - Вопросы экономики, 1999, № 10, с. 60-75.). Другим значимым для "основного течения" вопросом стала организация тех секторов экономики, в которых особенно активно действуют криминальные субъекты: торговля наркотиками, проституция, ростовщичество, азартные игры. В частности, значительно ли отличаются "правила игры" на этих рынках от тех, что приняты в конкурентной среде? Или же криминальный контроль ограничивает конкуренцию и усиливает тенденции к монополизации рынка?

П. Рейтер в классической работе о рынках, находящихся под криминальным контролем, предлагает, скорее, отрицательный ответ на оба вопроса (Reutcr P. Disorganized Crime. The Economics of the Visible Hand. Cambridge, the MIT Press, 1983.). Впрочем, отсутствие барьеров для входа-выхода на некоторых криминальных рынках, низкая степень вертикальной интеграции и другие традиционные для неоклассической теории аргументы, используемые Рейтером, недостаточны для позитивного описания "правил игры" на этих рынках. Здесь уместно сослаться на пример восточноевропейских стран, где низкая степень формальной вертикальной интеграции не исключает высокую степень неформальной взаимной зависимости и взаимного контроля между участниками рынка. Позитивный анализ норм - формальных и неформальных, - на основе которых совершаются сделки, является предметом институциональной экономики, далеко не все постулаты которой можно свести к "жесткому ядру" неоклассической теории.

Тюремная субкультура

Итак, если попытаться дать институциональную характеристику тюремной субкультуры, то ее можно определить как совокупность ценностей и норм, преимущественно неформальных, регулирующих повседневную жизнь находящихся в заключении людей. С институциональной точки зрения объяснение распространения тюремной субкультуры на сферу рыночных взаимоотношений предполагает изучение мотивации экономических субъектов к организации трансакций на основе норм, рожденных в тюремной и криминальной среде. Тюремная субкультура существует далеко не во всех странах. Например, она достаточно широко распространена в большинстве стран Восточной Европы, но практически отсутствует в странах Западной Европы (См., например: Platek M. Prison Subculture in Poland. - International Journal of Sociology of Law, 1990, vol. 18, No 4). И дело здесь не в материальных условиях содержания заключенных, а в особой организации исполнения наказаний. В отличие от большинства западных стран, где практикуется камерная система содержания осужденных, в России индивидуальные камеры есть только в тюрьмах и в штрафных изоляторах. При "барачной" же системе основная масса осужденных и день, и ночь находится среди десятков, порой сотен людей. Именно такая ситуация создает стимулы к выработке особых "правил игры", позволяющих уживаться всем собранным вместе помимо их воли людям. В институциональных терминах, тюремная субкультура является продуктом особой организации исполнения наказаний ("барачной" системы), распространенной в тех странах, где недостаточное финансирование не позволяет широко использовать камерную систему (так, в Москве, несмотря на перенаселенность большинства следственных изоляторов, где в камерах содержится до нескольких сотен человек, уже несколько лет нет средств для окончания строительства СИЗО на Вилюйской улице. Подобных примеров много и в других регионах). Следовательно, при оценке эффективности расходов на правоохранительную деятельность нужно учитывать не только потери от преступлений, как это делают сторонники неоклассической теории, но и потери от распространения формируемой тюрьмой модели поведения, качественный анализ которой предложен в настоящей статье.

Используемый в работе эмпирический материал был собран в ходе реализации ряда исследовательских проектов последних пяти лет. Нами было осуществлено первое в России широкомасштабное социологическое исследование тюремного мира, в рамках которого было проведено анкетирование 902 осужденных в 29 пенитенциарных учреждениях, находящихся в восьми российских регионах (Помимо российских тюрем аналогичное обследование было проведено в 12 пенитенциарных учреждениях Республики Казахстан (выборка - 396 человек) и 3 французских тюрьмах (59 человек). Автор выражает глубокую благодарность за помощь в организации данного исследования полковникам Ю.И. Муканову и В.Л. Полозюку (Министерство юстиции РФ), а также ректору ГУ-ВШЭ Я.И. Кузьминову. Более подробно результаты проведенных исследований будут обсуждены в монографии, которая готовится к выходу в издательстве Инфра-М (па французском языке - в издательстве Harmattan).). Кроме этого, были проведены углубленные интервью с более чем 50 представителями тюремного сообщества. Также мы ссылаемся на результаты социологического опроса 174 российских предпринимателей из семи регионов РФ и серии углубленных интервью с более чем 40 предпринимателями (8Эта часть работы является плодом совместных усилий Е.А. Гвоздевой (Институт социологии РАН), А.В. Каштурова, К. Клеман (Парижский университет VIII), В.Н. Прокопьева (Читинский институт Иркутской государственной экономической академии), Н.Ф. Апариной (Кемеровский государственный университет) и автора. Финансирование работ осуществлялось благодаря поддержке Ufficio Italiano dci Cambi (Италия) и Institute des Hautes Etudes de la Securite Interieurc (Франция).).

Начнем с описания организации повседневной жизни в тюрьме, важнейшие элементы которой и легли в основу тюремной субкультуры. Социальная жизнь в заключении обладает рядом особенностей, наиболее существенные из которых - отсутствие четких границ между сферами деятельности, персонификация всех взаимоотношений, дуализм норм и несовершенство механизмов контроля насилия. Все эти черты являются порождением особой институциональной среды, куда попадают осужденные или находящиеся под следствием лица. Речь идет об уже упомянутой "барачной" системе и о роли, которую играет легальная власть, представленная администрацией пенитенциарного учреждения, в повседневной жизни тюремного сообщества. "Барачная" система порождает потребность в создании механизма регулирования социальных отношений между заключенными, у которых нет возможности самостоятельно организовывать свою повседневную жизнь в индивидуальном порядке, как это отчасти происходит в случае использования камерной системы. Однако тюремная администрация также не способна в полной мере выполнять функцию социального регулирования. Причин несколько. Во-первых, трудно представить, чтобы официальная власть в тюрьме основывалась на добровольном подчинении заключенных. Власть и осужденные преследуют разные цели, а их зависимость носит односторонний характер: жизнь осужденных всецело определена решениями администрации, на которые они не могут повлиять.

Естъ чиновник, а естъ уголовник. Между ними - забор и ступенька в три человеческих, роста. Будучи просто гражданином, можно разговаривать на равных, но здесь... (осужденный за рэкет, 20-25 лет, колония общего режима, г. Ярославль).
Потому что, что они [администрация] захотят, то и сделают. Так было раньше, так сейчас, так будет в будущем. Всегда начальство определяет климат. Никто, ни арестанты, никакие идеи не могут власть переломать, понимаете? Все зависит от администрации (осужденный за мелкие кражи, 50 лет, провел в колониях в общей сложности 20 лет, колония общего режима, г. Тула).

Уровень доверия осужденных к администрации пенитенциарных учреждений составляет всего 21,1%, что позволяет охарактеризовать властные отношения в тюрьме как навязанные, в отличие от рассогласованных (disjoint) и согласованных (conjoint) властных отношений (Понятия навязанных, согласованных и рассогласованных властных отношений подробно рассматриваются в: Coleman J. Foundations of Social Theory. Cambridge, Belknap Press, 1990, p. 72; Weber M. The Theory of Social and Economic Organization. New York, The Free Press, 1964, p. 149.). Если в рамках согласованных властных отношений человек добровольно передает часть полномочий по контролю над своими действиями представителям власти в надежде на более эффективное распоряжение ими в его интересах, то подчинение решениям рассог-ласованной (то есть преследующей свои собственные интересы, не совпадающие с интересами индивида) власти достигается благодаря получению от нее компенсации, какой бы ни была ее форма. Что касается навязанной власти, то подчиняющимся ее решениям с помощью политики "кнута и пряника" индивидам не гарантируется не только реализация их интересов, но и получение компенсации.

Во-вторых, администрация никогда не способна собрать информацию о всех аспектах повседневной жизни осужденных, несмотря на существование широкой сети оперативных работников и осведомителей из числа заключенных. Велики "издержки поиска" этой информации (ее сознательно скрывают от "чуждой" власти), да и возможности для оперативного реагирования на поступающие "сигналы" весьма ограничены. В результате лишь 17,5% опрошенных осужденных считают, что вмешательство администрации в конфликты способствует их быстрому разрешению. Надеющихся на вмешательство правоохранительных органов (прокуратуры, суда) и того меньше -1,6%. Большинство же - 36,8% - видят выход в подчинении решениям не официальной, а неформальной власти - "авторитетов" и "смотрящих". Не случайно уровень доверия осужденных к представителям неформальной власти - "смотрящим" - почти в два раза (38,1%) превышает аналогичный показатель для тюремной администрации.

Администрация сейчас здесь, а через 15 минут она ушла, остаются одни
зеки, кто будет контролировать ситуацию? ... Поэтому есть люди, которых
уважают, которые могут остановить... (осужденный, 50 лет, в заключении
находился несколько раз, колония общего режима, г. Тула).

Специфика властных отношений в тюрьме позволяет по-новому взглянуть на проблему оптимальных размеров организации, впервые поставленную еще Р. Коузом в статье "Природа фирмы". Ответ самого Коуза сводится к учету трансакционных издержек: "Фирма будет расширяться до тех пор, пока издержки на организацию одной дополнительной трансакции внутри фирмы не сравняются с издержками на осуществление той же трансакции через обмен на открытом рынке" (11 Коуз Р. Фирма, рынок и право. М.: Дело, 1993, с. 42. Напомним, что именно присутствие властных отношений является ключевой характеристикой любой организации и фирмы в частности. Коуз даже сравнил фирму с административно-командной системой "в миниатюре"). Мы же предлагаем рассматривать в качестве основного фактора, влияющего на величину трансакционных издержек внутри организации и, следовательно, на размеры организации, тип властных отношений. Если властные отношения согласованы, то организация может расширяться до значительно больших размеров, чем в случае рассогласованных и тем более навязанных властных, отношений. Пример пенитенциарных учреждений особенно нагляден: несмотря на приблизительно одинаковые размеры (от 600 до 1500 человек), различия между ними в этом аспекте соотношения доверия к администрации и доверия к неформальной власти весьма велики. Так, доверие к администрации варьирует от 0 до 44,4%, к "смотрящим" - от 11 до 69%.

Таким образом, конкретная организация может располагаться ближе или дальше от модели согласованной власти, от чего и будут зависеть ее оптимальные размеры. Чем "согласованнее" властные отношения, тем ниже издержки контроля, тем относительно большим потенциалом роста обладает организация. С этой точки зрения предел роста организации достигается тогда, когда дополнительная трансакция регулируется с помощью не официальных, а неформальных властных отношений.

Безусловно, здесь следует учитывать и то, на какие сферы распространяются властные отношения. Если говорить о неоклассической фирме, то производственные отношения являются единственной сферой, где возникают властные отношения. Другую крайность представляют так называемые тотальные институты, в рамках которых предпринимаются попытки подчинить властным отношениям все сферы повседневной жизни. "Тотальный институт - место проживания и работы большого числа индивидов, находящихся в аналогичной ситуации, оторванных от внешнего мира на длительный период и ведущих совместную жизнь, все аспекты которой подвержены эксплицитному контролю" ( Goffman E. Asiles. Etudes sur la condition sociale des malades mcntaux ct autres reclus. P.: Minuit, 1968, p. 41. К тотальным институтам относятся, например, тюрьмы, госпитали, армейские и флотские коллективы, интернаты, пионерские лагеря и т.д.). Естественно, чем шире сфера распространения властных отношений (чем более "тотальна" организация), тем больше шансов, что они будут рассогласованными или навязанными, ведь интересы индивидов в различных сферах повседневной жизни не совпадают.

Пенитенциарное учреждение, организованное по "барачной" модели, максимально близко по своим характеристикам к тотальному институту. Экспансия властных отношений на все сферы повседневной жизни здесь облегчена самой организацией жизненного пространства: все виды деятельности осуществляются в одном и том же месте (начиная со сна и досуга и заканчивая работой (В некоторых колониях осужденные работают прямо в бараках, выполняя операции, не требующие сложного оборудования (плетение сетей, склеивание конвертов, коробок и т.д.))) и на виду у окружающих людей, в том числе и представителей администрации. Необходимая для обеспечения самостоятельности индивида граница между частной, приватной и публичной жизнью здесь просто отсутствует - все (включая наиболее интимные) моменты своей жизни заключенные вынуждены делить с окружающими.

Сейчас она [лагерная система] работает на... сексотстве таком... И все.
Друг за дружкой смотрят, рассказывают, подглядывают ("смотрящий", 30 лет, осужден за рэкет, колония строгого режима, Архангельская область).
А при такой скученности спать можно только с кем-то, в одиночку просто
невозможно [о камере на 150 человек в Бутырской тюрьме] (осужденный, 40
лет, колония строгого режима, Архангельская область).

Важно отметить, что "прозрачность" границ между сферами повседневной деятельности позволяет представителям и официальной, и неформальной власти сократить "издержки поиска" информации о складывающейся в колонии ситуации. Следовательно, навязанный характер властных отношений в тотальных институтах частично компенсируется относительным снижением издержек "мониторинга и контроля". Иными словами, навязанный характер власти создает предпосылки для воспроизводства модели тотального института. Объективный характер этой тенденции подтверждают и действия представителей неформальной власти - "смотрящих", которые для поддержания порядка должны находиться "в курсе" всех происходящих событий. Любой конфликт разрешается в колонии быстрее, так как у него всегда есть свидетели, вольные или невольные. Не случайно у многих заключенных само название "смотрящие" вызывает негативные ассоциации (подглядывать, подсматривать...).

Осужденные частично компенсируют невозможность использования официальной власти для организации комфортной социальной среды, стремясь ограничить свои контакты кругом хорошо известных им людей. Ведь если легальная власть не защищает интересы человека в его взаимодействиях с окружающими, то единственной защитой становится личная репутация контрагентов. Максимальная персонификация взаимоотношений иллюстрируется той ролью, которую играют в социальной жизни тюрьмы "семьи" осужденных и землячества. Землячества имели особенно большое значение в 1970-1980-е годы, сейчас же их роль постепенно уменьшается, поэтому уделим основное внимание роли квазисемейных структур (Подчеркнем, что в "семьях" осужденных, или "кентовках", как правило, исключены гомосексуальные взаимоотношения. Особого анализа, выходящего далеко за рамки настоящей статьи, требуют "семьи", создаваемые женщинами-заключенными.) в жизни тюремного сообщества. Обычно "семьей" осужденных называют объединение, состоящее из 2-4 человек и нацеленное на взаимопомощь и на ведение общего хозяйства, в том числе приготовление пищи. 56% опрошенных нами заключенных живут в "семьях", создавая таким образом для себя комфортную микросреду. Если, как было показано выше, в целом институциональная среда тюрьмы характеризуется максимальным недоверием, то в рамках "семьи", наоборот, господствует доверие. 53% заключенных, отвечая на вопрос о том, кто входит в их "семью", выбрали вариант "люди, которым я доверяю". На второй позиции (32,7%) оказались "люди с общим мировоззрением". Иными словами, доверие существует даже в тюрьме, но в максимально персонифицированной форме. Здесь доверяют лишь тем людям, которых хорошо и давно знают.

Могло и двое, и трое, и пятеро могли быть [в "семье" ]. У нас все было общее,
кроме, конечно, нательных вещей. А все- стол, тумбочка, всеобщее было. Пи-
тались мы вместе (осужденный за убийство, 55 лет, колония строгого режима,
Тульская область).
Сколько у Вас человек в "семье" здесь? Три. А Вы сразу нашли этих людей,
когда пришли сюда? Ну, практически да. Ну, не знаю, я так по сторонам посмотрел, сразу видно, кто что делает, кто будет свой человек... А эти люди -
Вaм интересно с ними общаться? По крайней мере, я понял, что подлости от
них не будет... Потому что здесь есть и такие, что он тебе улыбается, а сам
за спиной может сделать подлость... Одному просто очень тяжело сидеть...
Hy, каждый человек должен с кем-то общаться... (осужденный предприниматель, 35 лет, колония общего режима, г. Тула).

Противоположность между комфортной микросредой и враждебной социальной макросредой обусловливает дуалистический характер норм, регулирующих поведение на микро- и макроуровнях. Один из ключевых аспектов дуализма норм - доверительные отношения лично знакомых людей ("своих") и огромное недоверие к тем, кто не входит в этот круг, - "чужим". Только 14,7% опрошенных

осужденных считают, что людям можно доверять (13,6% доверяют окружающим, то есть другим заключенным), что эмпирически подтверждает основной вывод, следующий из "дилеммы заключенного". Подчеркнем деструктивную роль официальной власти в деле поддержания доверия между осужденными: тюремная администрация политикой "кнута и пряника" стимулирует доведение до ее сведения любой интересующей ее информации. А ведь вся эта информация, как мы видели, в условиях "прозрачности" границ между сферами деятельности чрезвычайно легко доступна.

Тут вот если сейчас я в бараке сделаю, все - у администрации не будет никаких головных бoлей. Они знают npeкpacнo, что им придут и сразу заложат (осужденный, 50 лет, ранее неоднократно судим, колония строгого режима, Архангельская область).

Да, они сдают за пачку сигарет. Два "дятла" [те, кто передает информацию администрации] между собой встречаются - друг другу по морде дали и 6егают. Один одного сдал - получил пачку сигарет. Второй пошел сдал первого, пачку сигарет получил - обоим хорошо, И вместе в обнимку ходят (несовершеннолетний осужденный, воспитательная колония, Тульская область).

Система противопоставления "свой - чужой" является неотъемлемым элементом институциональной организации повседневной жизни в тюрьме. Фактически тюремное сообщество не представляет собой единого целого, а распадается на множество подгрупп, неформальных категорий, землячеств и "семей". Повседневное общение и взаимодействие, как правило, происходят внутри этих подгрупп, а не между ними. Тюремный мир включает в себя целый спектр неформальных категорий - от "воров в законе" до "петухов":

- "воры в законе" (верховная законодательная и судебная власть в тюрьме и в криминальном мире в целом);

- "положенцы" ("наместники" "воров в законе" в конкретном регионе, городе, колонии);

- "авторитеты" и "смотрящие" (их не обязательно "назначает" "вор в законе", но они тоже выполняют судейские функции);

- "мужики" (основная масса зарабатывающих собственным трудом заключенных, не принадлежащих к криминальному сообществу, но следующих всем его нормам за исключением невыхода на работу);

- "масти" (парии тюремного сообщества - "петухи", "крысы", "черти", "дятлы", понесшие наказания различной степени тяжести за совершенные уже в тюрьме проступки).

Общей "конституции" тюремной жизни, совокупности норм, регулирующих поведение любого заключенного, просто не существует. Нормы, или "понятия" на тюремном арго, у каждой подгруппы, социальной категории свои. Жить "по понятиям" - значит, действовать, ориентируясь не на универсальные нормы, а на нормы, принятые среди "своих", по какому бы критерию эти "свои" не определялись -принадлежность к одной и той же категории, "семье", общее место рождения и т.д. Отвечая на вопрос: “Кто для Вас может стать "своим" человеком?”, 33% респондентов назвали родственников, 21 - людей с общим мировоззрением, 9,5 - тех, кто делает с ними общее дело, 7,6 -земляков и 5,3% - тех, с кем они уже отбывали вместе наказание.

У каждого свой уровень жизни здесь. Я, например, буду судить по одному критерию, другой человек — по другому. Можно ли сказать, что они живут по разным понятиям? Да ("смотрящий", 35 лет, осужден за рэкет, колония общего режима, г. Ярославль).

Ну, в те времена [в 1980-е годы], конечно, было проще, и каждый знал свое место, уже... Вы имеете в виду вот в этой иерархии, да? Да, каждый знал свое место, уже... чужой уже, это... он уже лишний, и не позволит. Он знает, где ему сказать и как сказать (осужденный за убийство, 45 лет, колония строгого режима, Тульская область).

Знают каждый свое место... Понимают люди, знаешь: это - можно, это –

нельзя (осужденный за мелкие кражи, 50 лет, провел в колониях в общей сложности 20 лет, колония общего режима, г. Тула).

Категории осужденных, занимающие низшие этажи в неформальной иерархии тюрьмы - "масти", играют важную роль в механизме управления и контроля над насилием в тюремной среде. Вообще говоря, повседневная жизнь в тюрьме постоянно генерирует негативные эмоции. Микроконфликты, вольные или невольные оскорбления постоянно возникают в среде людей, которых ничего не объединяет, кроме факта наказания. Особенно часто конфликтные ситуации возникают именно в рамках "барачной" системы исполнения наказаний. Среди наиболее часто упоминавшихся вариантов обычного психологического состояния заключенных - усталость (26,5%) и раздражение (21,6%). Постоянно генерируемые негативные эмоции требуют разрядки, что и объясняет наш интерес к анализу механизмов контроля над насилием.

Известный антрополог и социальный философ Р. Жирар, говоря об эволюции методов контроля над насилием, выделяет в ней несколько этапов (Girard R. La violence ct le sacre. P.: Bernard Grassct, 1972). На первом этапе насилие направлено не на сам источник негативных эмоций, а на жертву-субститут, что позволяет оградить от насилия близких людей. Как правило, жертвой-субститутом становится "чужак", человек, не принадлежащий к кругу "своих". На втором этапе, по мере исчезновения границы между "своими" и "чужими", насилие обращено к искусственно сконструированному образу "козла отпущения", невинной жертвы, которую общество отторгает от себя (делает чужеродной) ради своей целостности. На третьем этапе господствует концепция потенциальной "виновности всех", что позволяет придать поиску "козлов отпущения" видимость объективного процесса. Наконец, в современном обществе насилие носит институционализированный характер, и прерогатива его использования переходит к государству.

Возвращаясь к тюремному миру, можно заметить, что роль "мастей" подобна той, что выполняют жертвы-субституты и "козлы отпущения" на ранних этапах эволюции общества. "Масти", в первую очередь лишенные всех "гражданских" прав в тюремном "государстве" "петухи", то есть лица, подвергнутые сексуальному насилию в наказание за определенные проступки, играют роль "громоотвода" негативной энергии, которую в избытке производит тюрьма.

"Петухи" они и есть "петухи", они свое место знают. Они спят там - у них, допустим, шконочки [кровати] у них отдельно, мисочки у них отдельно... "Петух" в столовую не заходил, ему запрещалось это. В бараке он не спал, в секции он не спал, ну где нормальные люди спят. Он спал или где-нибудь под эстакадой, или где еще. Раньше же они вообще ничего не могли, прав никаких не имели... Не дай Бог, он бы вякнул на "мужика". То есть уважающий себя "мужик", настоящий, он просто обязан ему разбить голову сразу же, если на него даже просто "петух" повысил голос, ну вот по нашей жизни (осужденный, 50 лет, неоднократно судим, колония строгого режима, Архангельская область).

Тогда [в 1970-1980-е годы] глаза он ["петух"] это... поднять не мог вот, тебе дорогу уступал всегда (осужденный за убийство, 45 лет, колония строгого режима, Тульская область).

Учитывая эту роль низших "каст" тюремного сообщества, можно по-иному взглянуть на следующий парадокс. Несмотря на экстремальные условия жизни в тюрьме и высокий уровень рецидива, ни статистические данные (См., например: Ткачевский Ю. Прогрессивная система исполнения уголовных наказаний. М.: Зерцало, 1997), ни оценки самих осужденных не свидетельствуют о широком распространении жестокости и насилия в тюремной среде. Во всяком случае, по мнению многих наших собеседников, тюремная жизнь не более жестока, чем жизнь вне тюремных стен. Ситуации крайнего насилия, или беспредела, возникают в тех случаях, когда предписания "понятий" по тем или иным причинам игнорируются, не выполняются. Другими словами, "порядок" в тюремном мире основывается на направлении насилия в безопасное для большинства русло, что происходит благодаря усилиям "смотрящих" и существованию "мастей". Не будь "чужих", система потеряла бы устойчивость и насилие проявлялось бы во взаимоотношениях среди "своих".

Российские предприниматели и "жизнь по понятиям"

Описав основные принципы институциональной структуры тюремного сообщества, попытаемся показать, что их действие в России не ограничивается тюремными стенами и проволочными заграждениями колоний (Формы, которые принимает экспансия тюремного образа жизни, подробнее описаны в: Олейник А. "Жизнь по понятиям". Институциональный эскиз повседневной жизни "простого российского человека". - ПОЛИС - Политические исследования, 2001, № 2). В частности, элементы "жизни по понятиям" можно найти и в поведении российских предпринимателей. Начнем с того, что уровень доверия предпринимателей (25%), оцененный на базе ответов на вопрос: "Считаете ли Вы, что людям можно доверять?", лишь незначительно выше того уровня, что был зафиксирован в среде осужденных, и ниже среднего по России уровня доверия (около 35%) (Мы попытались показать с помощью модели теории игр, что минимальный уровень доверия, требуемый для совершения самых элементарных сделок па рынке, составляет 33,3% (Олейник А. Институциональная экономика. М.: Инфра-М/Вопросы экономики, 2000, с. 100-101)). Что же мешает предпринимателям доверять окружающим? Вновь, как и при анализе тюремного сообщества, для объяснения низкого уровня доверия обратимся к специфике властных отношений. Согласованные отношения предполагают добровольное делегирование предпринимателем части своих прав государству в надежде на то, что государство сможет лучше ими распорядиться в интересах самого предпринимателя. Хотя представители либерального направления в экономической мысли и доказывают, что чем меньше прав передают экономические агенты государству, тем для них лучше, сама необходимость делегирования части прав не ставится под вопрос даже либералами. О том, насколько согласованы властные отношения российских предпринимателей с государством, отчасти позволяют судить возникающие у них ассоциации со словом "закон" (см. табл. 1). Как видим, основные ассоциации связаны не с позитивной (знак "+"), а с ограничивающей ролью (знак "-") государства в экономической деятельности.

Таблица 1

* Частота упоминаний данной ассоциации. Вариант "инструмент" трудно интерпретировать однозначно: под ним может пониматься и инструмент достижения целей предпринимателя, и инструмент в руках группы узурпировавших власть людей. Интересно, что среди осужденных именно эта ассоциация упоминалась чаще всего (в 31,3% ответов).

Некоторые [законы] не выполняет никто и практически безболезненно, напримср, налоговое законодательство. А вот допустим, Уголовный кодекс как-то стараются не нарушать — странно, не, правда ли? (руководитель подразделения в среднем по размеру банке, 53 лет, г. Москва.

Если закон не рассматривается большей частью предпринимателей как гарантия выполнения партнерами своих обязательств, то такой гарантией оказываются личная репутация и семейно-родственные отношения. Партнерами в бизнесе, как правило, становятся либо хорошо известные на протяжении длительного периода люди, либо те, с кем бизнесмена связывают семейно-родственные отношения. Иными словами, как и в тюремном сообществе, из-за навязанного характера легальной власти доверие в предпринимательской среде существует лишь в максимально персонифицированной форме. Российские предприниматели доверяют не структурам, а конкретным людям.

По большей части в бизнесе я предпочитаю иметь дело с друзьями, даже специально проводили и финансировали встречу выпускников нашего курса - я закончил Московский университет, чтобы именно еще раз встретиться, посмотреть, кто чем занимается, пообщаться. Потому что это специфика России - на самом деле имеешь дело не с какой-то организацией, не с каким-то банком, а с какими-то людьми. И не важно на самом деле, по большому счету, какой банк - хороший или плохой, но если у тебя на хорошем уровне есть друг или знакомый, которому ты доверяешь, и он гарантирует, что возврат произойдет или какая-то сделка состоится, то это действительно состоится. Практика показала, что это правильный подход, потому что были крупные банки, "Инкомбанк" там, "Российский кредит", "СБС-Агро", которые, казалось, монстры и все могут, но вот они никому ничего не вернули и все. Мы работаем, скажем, именно с персоналиями и с банками, в которых мы лично знаем ведущих людей - и вот мы ничего не потеряли... Мы строим свой бизнес па работе с людьми, с персоналиями. Именно в этом, я считаю, правильный подход (руководитель подразделения в крупном банке, 35 лет, г. Москва).

Позвал руководитель предприятия — школьный друг. Вот и попал па предприятие. Чтобы эту работу сделать, нужно пригласить человека нормального. Чтo значит нормальный человек? Нормальный человек... чтобы не было проблем просто с этим человеком в дальнейшем. Проблем какого плана? Утечки информации. Так скажем. Это самое главное. И соответственно поэтому приглашаются либо родственники, либо старые друзья. Либо старые, хорошо известные люди (коммерческий директор фирмы, занимающейся оптовыми поставка-ми оборудования, 34 года, г. Кемерово).

Однако персонифицированное доверие - одна из форм существования социального капитала (В терминах, предложенных Э. Остром (Ostrom E. Governing the Commons. The Evaluation of Institutions for Collective Actions. Cambridge, Cambridge University Press, 1990, p.183-184)) - не является неисчерпаемым ресурсом. Во-первых, масштаб дружеских и семейно-родственных связей всегда ограничен, а их установление связано со значительными издержками. "Требуется достаточно времени и ресурсов, чтобы создать и поддерживать широкую сеть друзей, "дядюшек" и "кузенов", и это сдерживает развитие широкого эффективного рынка" (Де Сото Э. Иной путь. Невидимая революция в третьем мире. М.: Catallaxy, 1995, с. 208. "Дядей" на сленге в Перу называют старшего по возрасту, с которым сложились близкие и почтительные отношения, "кузеном" - близкого друга-ровесника). Во-вторых, логика дружеских и семейно-родственных связей зачастую вступает в конфликт с логикой максимизации прибыли. Выражаясь языком экономики соглашений - одного из наиболее "неортодоксальных" направлений в институциональной теории - традиционный тип поведения, лежащий в основе внутрисемейных отношений, оказывается несовместимым с рыночными "правилами игры". Используя подход, предложенный Л. Тевено (Тевено Л. Множественность способов координации: равновесие и рациональность в сложном мире. - Вопросы экономики, 1997, № 10, с. 70-71), опишем "критическую ситуацию" (необходимость обращения к взаимоисключающим нормам для организации взаимодействия), которая возникает между предпринимателями, стремящимися опираться в бизнесе на дружеские и семейно-родственные связи, с помощью следующей матрицы (см. табл. 2). Высказывания наших собеседников подтверждают вариантный, подчас конфликтный характер коммерческих отношений с родственниками и друзьями.

Таблица 2

Особенно когда друг, он считает почему-то, что это норма, что он берет, но не отдает. Он говорит: "Да мы же друзья, да ладно, ты потерпи, подожди" (руководитель фирмы в области телекоммуникаций, 39 лет, г. Чита).

Знаете, я взяла уже давно за правило - вообще не брать родственников, то есть не брать не только своих родственников, но и родственников своих служащих. Это ведь действует на атмосферу в коллективе. Вот они сидят в одном кабинете, и появляется зависть, подозрения, что вот это родственник или родственница того-то, значит он в привилегированном положении (руководитель регионального филиала крупного банка, 50 лет, т. Чита).

Всегда, когда человек работает вместе с родственником, это создает впечатле-ние некоторой плановости, а где кланы, там и мафия - ассоциативный ряд-то у всех один и тот же (руководитель среднего по размерами банка, 45 лет, г. Москва).

Впрочем, основное противоречие российского капитализма как раз в том и заключается, что заниматься бизнесом, особенно на начальных этапах, без поддержки друзей и родственников нельзя. Рядом должны находиться люди, которым можно доверять и на которых можно положиться. Но по мере расширения бизнеса обязательства, накладываемые дружбой и родственными узами, становятся слишком узкими для максимизации личной выгоды - главной целевой функции рыночного агента. Как пишет в своем автобиографическом романе один из "пионеров" российского бизнеса, генеральный директор фирмы "ЛогоВАЗ" Ю. Дубов, "встречаются три хороших друга. У них нет денег, и они отдают последние копейки на общее дело. Идея оказывается хорошей, появляется первая прибыль, и они начинают относиться друг к другу с подозрением. Прибыли растут, - они перестают доверять друг другу. Друзья становятся богатыми, но от их прежних отношений ничего не остается" (Дубов Ю. Большая пайка. М.: Вагриус, 1999, с. 583. К слову, название романа косвенным образом "работает" па главную идею настоящей статьи: "пайка" - это рацион, который получали заключенные в сталинских лагерях (от 300 до 850 г хлеба в день)). Социальный капитал подобен ракетному топливу для первых ступеней космических кораблей: без него нельзя начать заниматься бизнесом, но при отсутствии легальных гарантий выполнения обязательств от его остатков следует безжалостно избавляться. Напротив, согласованный характер легальной власти позволяет экономическим агентам не растрачивать подобным образом свой социальный капитал, "сжигая" весь его запас на этапе своего утверждения в бизнесе:

Кооптирование сотрудников — да, но не продвижение друзей. Конечно, элементы продвижения "по дружбе" есть, но их очень мало... Был момент, когда мой родственник предложил помочь ему при заключении сделки. Но я сделал все, чтобы не участвовать в этом деле. Просто я не поднимал трубку, видя его номер на определителе (финансист, 30 лет, крупная французская автомобилестроительная. фирма, г. Париж).

Анализ диалектики доверия и недоверия в среде российских предпринимателей делает рельефным деление на "своих" и "чужих", а также подчеркивает многообразие форм, которые оно принимает. Несмотря на низкий уровень доверия людям вообще, конкретным партнерам по бизнесу подавляющее большинство (71%) опрошенных российских предпринимателей доверяют. На чем основывается это доверие? Во-первых, на привлечении в бизнес родственников, что в той или иной форме практикуют 45% ответивших на вопросы нашей анкеты предпринимателей (в том числе 25% - в качестве партнеров). Во-вторых, на превращении друзей в партнеров по бизнесу. У 2/3 наших респондентов были случаи, когда друзья становились партнерами. Поэтому два основных условия, необходимых для того, чтобы стать "своим" для российского бизнесмена, заключаются либо в принадлежности к его семье как в прямом, так и в переносном (напомним о перуанских "дядюшках") смысле, либо в принадлежности к кругу его близких друзей. В-третьих, факт принадлежности к кругу руководителей, сложившемуся еще в советский период (иногда его членов называют "красными директорами"), требует от них выполнения особых этических норм, снижающих оппортунизм внутри этого круга. Несмотря на то что большую значимость "директорская этика" имела в первой половине 1990-х годов ("В отличие от постоянно меняющегося рыночного законодательства, неписаные законы бывшего советского директората имеют солидные традиции - на них можно опереться" (Долгопятова Т., Евсеева И. Экономическое поведение промышленных предприятий в переходной экономике. - Вопросы экономики, 1994, № 8, с. 44)), она по-прежнему играет важную роль в некоторых сегментах российского рынка.

Я давно уже являюсь членом, сначала это был Всесоюзный клуб директоров, теперъ он стал Международный клуб директоров. Я вот особенно в те годы, два раза в год мы собирались, и я почти 100-процентно выезжал на эти сборища. Но в основном я там встречался с директорами, и мы так вот приватно беседовали и делились, кто, как и что... С такими людьми я в принципе могу просто, так сказать, по телефону, договориться и работать. У нас однажды сложилась такая ситуация, когда мы очень запаздывали с отправкой запасных частей для Индии. Кроме как самолетом, другого тут вида транспорта нет. Начали искать самолет. Я обратился на авиационный завод X. Добрался по телефону до заместителя директора; Я его в глаза ни разу не видел. Только по телефону познакомились, что называется. И мы с ним договорились. Не имея никакой бумаги, не имея проплаты, я звоню ему, говорю: "Ну, как там?". Уже не помню, как его звать, а он говорит: "Сорок минут, как самолет в воздухе". Я должен был расшибиться, но обязательно уплатить, потому что другого варианта я себе даже и не представлял. Человек поверил мне на слово, а я теперь начну. Если бы бумажка была, я бы еще мог сказать: "Слушай, ты извини тут, так вот получилось, давай день-два потерпи" (директор крупного машиностроительного предприятия, 50 лет, г. Чита).

У нас есть, к примеру, завод X, директора которого я очень хорошо знаю, ну
и ряд других предприятий, с которым мы тесно сотрудничаем и на определенном промежутке времени, несмотря на тяжелую производственную ситуацию, мы работали с ними и на слове, и на деле. Мы им поставляли свое литье ради того, чтобы этот завод работал... (руководитель крупного металлургического предприятия, 60 лет, г. Брянск).

Наконец, "своим" может стать предприниматель, с которым не обязательно связывают дружеские или родственные отношения, но который работает в том же сегменте рынка, не являясь при этом прямым конкурентом. Иначе говоря, речь идет о "ближнем" в экономическом смысле слова. Чаще всего, "ближние" и формируют круг общения предпринимателя, выступая основным источником информации о ситуации на рынке и о благонадежности потенциальных партнеров. В свою очередь, по отношению к ним возникают определенные обязательства. В ходе наших интервью несколько собеседников спонтанно упоминали в этой связи принцип: "Не гадь там, где ешь", наиболее четко, хотя и грубо иллюстрирующий идею ограничения оппортунистического поведения по отношению к ближнему.

Вот вообще-то мой круг общения значительно менялся с тем, каким бизнесом я занимался, и друзья тоже... Нельзя гадить там, где ешь. Это единственное непреложное правило. Те, у кого на этот счет другое мнение, просто идут в криминал или вылетают через год, через два. С таким: просто никто не работает (торговец импортной мебелью, 40 лет, г. Москва).

Если я общаюсь с людьми, то я должен делать это по-человечески. Если я буду всех кидать, кто же со мной будет работать, только киллеры, да и то, как с клиентом (владелец магазина на вещевом рынке, 45 лет, г. Москва).

Есть просто многолетняя существующая совместная деятельность, многолетнее доверие. Сетевые связи (коммерческий директор фирмы, занимающейся оптовыми поставками оборудования, 34 года, г. Кемерово).

Если обратиться к анализу структуры нормы "Не гадь там, где ешь", то нетрудно заметить, что ее атрибутом (Мы используем термин, предложенный в "Грамматике институтов" С. Крауфорд и Э. Остром (Crawford S., Ostrom E. A Grammar of Institutions. - American Political Science Review, 1995, vol. 89, No 3, p. 584 )) (группой, на которую распространяется норма) является круг близких как в социальном, так и в экономическом плане людей. Что же касается всех тех, кто не входит в этот круг - "чужих", то по отношению к ним неявным образом допускается любое поведение, в том числе и оппортунистическое. Хотя в явном виде разрешения на игнорирование интересов "чужих" в норме, активно используемой российскими предпринимателями, нет, их высказывания свидетельствуют именно об игнорировании интересов "чужаков". Налицо тот самый дуализм норм, с которым мы уже сталкивались в тюремной среде. Более того, идея насилия по отношению к "чужим" оказывается вполне приемлемой, тогда как среди "своих" насилие исключено. К "чужим" относятся конкуренты, случайные, непостоянные партнеры (особенно из других регионов), иногда - иностранные партнеры.

Ты там можешь па выезде кого угодно как угодно кидать, но если ты кинешь своего соседа по торговле - из соседнего магазина, или просто знакомого - все считай, что жизнь свою в Москве ты закончил (владелец магазина в торговом центре, 35 лет, г. Москва). В нашем государстве можно вернуть деньги, к сожалению, в основном только физическим, давлением. В силу того, что все наши клиенты так или иначе связаны между собой, то мы никогда не применяем его на своем клиенте (вице-президент среднего по размерам банка, 40 лет, г. Москва). Складывается впечатление, что их [российских предпринимателей] цель -это не совершить сделку, даже не заработать деньги. В конечном счете их цель - одержать верх (battre) над партнером (финансист, 30 лет, крупная французская автомобилестроительная фирма, г. Париж).

Проведенный нами анализ позволяет найти дополнительные аргументы в пользу "сетевой" концепции российского капитализма (интересно обратить внимание на спонтанное использование этого термина некоторыми нашими собеседниками). Первоначально эту концепцию сформулировал Д. Старк, который обратил внимание на существование в восточноевропейских странах "сетей собственности", объединяющих взаимозависимые активы предприятий и перегруппировывающих их пассивы, несмотря на формальные организационные границы и формальное распределение прав собственности (Старк Д. Рекомбинированная собственность и рождение восточноевропейского капитализма. - Вопросы экономики, 1996, № 6, с. 15-16). Иллюстрацию идеи Старка можно увидеть в быстрой перегруппировке активов в "сети" предприятий, если, например, одному из звеньев этой цепи угрожает банкротство. В пользу предприятия, находящегося под угрозой банкротства, связанные с ним предприятия перечисляют все наличные финансовые и иные ресурсы, концентрация которых и позволяет "сети" не "разорваться".

Взять, к примеру,.того же X с предприятия У. Я не хочу сказать о нем ничего плохого, но откуда-то у них, если надо, деньги вдруг приходят, а потом. вдруг так же уходят (руководитель крупного металлургического предприятия, 60 лет, г. Брянск).

Технологическая зависимость является необходимым, но не достаточным условием объединения предприятий в "сеть". Наша гипотеза заключается в том, чтобы увидеть в существовании различного рода групп "своих" достаточное условие возникновения "сети". "Семьи", "землячества", "круги друзей" служат институциональным источником формирования "сетей". Подчеркнем принципиальное отличие российских "сетей" от тех, что существуют в любой экономике. Устойчивые связи между фирмами, основанные на персонификации отношений между их руководителями, вряд ли можно отнести к специфике российского бизнеса. Например, в США "сети" формируются на основе перекрестного участия менеджеров в советах директоров нескольких фирм. Так, "первичные сети" (фирмы, имеющие одного или нескольких "общих" членов совета директоров) объединяют 4,2% американских компаний (Stephenson К., Hayden F. Comparison of the Corporate Decision Networks of Nebraska and the United States. - Journal of Economic Issues, 1995, vol. XXIX, No 3, p. 852. Напомним в этой связи, что в России до сих пор отсутствует Кодекс корпоративного поведения). Однако в американском случае речь идет об официально оформленных отношениях, к тому же здесь существуют установленные законом универсальные требования к деятельности совета директоров. Следовательно, американские "сети" функционируют не на базе "дуалистических" норм. В России же каждая "сеть" живет по нормам, принятым среди "своих", по специфическим для нее "понятиям". Универсальных норм, за выполнением которых следит согласованное, или контрактное, государство, в российской модели капитализма просто нет.

Отсутствие универсальных, общепризнанных "правил игры" на российском рынке оказывает влияние и на его структуру. Без учета фактора "сетей" трудно адекватно оценивать значимость барьеров для входа-выхода, особенно барьера капитальных затрат (из-за выдачи кредитов "своим" по льготным ставкам) и административного барьера (из-за включения в "сети" представителей государственной власти) ("Под барьерами входа на рынок понимаются любые факторы и обстоятельства правового, организационного, технологического, экономического характера, препятствующие новым агентам вступать на данный товарный рынок и на равных конкурировать с уже действующими на нем агентами" (Розанова Н. Взаимодействие фирм па товарных рынках в переходной экономике России. М.: ТЕИС, 1998, с. 101)). Социальная и институциональная составляющая барьеров для входа-выхода обычно недооценивается, а ведь она особенно значима именно в российских условиях. Рынок распадается на сегменты даже там, где обычные экономические индикаторы не показывают существенных отклонений от конкурентной нормы.

Кроме того, если нас знают, нам могут сделать скидки, подождать с денъгами (владелец мебельного магазина, 35 лет, г. Москва).

Также нам делают скидки, потому что мы друзья (совладелец мебельного магазина, 50 лет, г. Москва).

Я даю деньги тем людям, узкому кругу, с которым я давно работаю или
предприятиям, которые полностью зависят от нас (руководитель подразделения в крупном банке, 35 лет, г. Москва).

Отсутствие в России универсальных "правил игры" на рынке и власти, которая следила бы за их выполнением, делает проблематичным разрешение возникающих между "сетями" трений и конфликтов. А конфликты в такой ситуации неизбежны, ибо оппортунизм позволителен именно в сделках с "чужими". Государству не удается придать насилию, стимулы к которому постоянно возникают из-за уместности оппортунизма с точки зрения неформальных норм, строго институциональный характер. Точнее, огромный потенциал насилия, которым обладает государство, используется не для стимулирования выполнения контрактных обязательств (в частности, между "своими" и "чужими"), а в других целях, ряд которых будет обсужден ниже.

Любые нарушения через суд решаются очень медленно, И даже в тех случа-ях, когда суд выносит приговор, что сторона должна возместить ущерб, у суда очень мало возможности заставить нерадивую сторону выполнить его решения (руководитель крупной фирмы, занимающейся установкой кондиционеров, 40 лет, г. Москва).

Выигранное гражданское дело, действительно, дает ощущение собственной правоты, но денег получить нельзя - решения, которые выносит суд, больше похожи на просьбу - ребята, как у вас появятся деньги, вы уж этим заплатите, пожалуста, столько-то (руководитель среднего по размерам банка, 45 лет, г. Москва).

Чтобы не быть голословным: когда мы заключаем договор лизинга грузовика, во Франции нет проблемы отобрать его обратно, если клиент не платит. Если он не платит, мы требуем вернуть грузовик, если он отказывается - обращаемся к полиции. Полиция приходит к нему с судебными исполнителями и забирает грузовик. В России же... Если не платят, то пойди попробуй забери свой грузовик (финансист, 30 лет, крупная французская автомобилестроительная фирма, г. Париж).

Неэффективность усилий государства по институционализации насилия в экономической сфере обусловливает поиск субъектами российского рынка субститутов государства. В качестве таких субститутов, то есть регулирующих насилие институтов, рассматриваются криминальная "крыша", собственные службы безопасности фирм и использование государственных силовых органов для защиты интересов фирмы на коммерческих основаниях (государственная "крыша"). Что касается криминальной "крыши", то здесь тюремный мир и сфера бизнеса соприкасаются напрямую. Арбитражные функции в коммерческих спорах иногда выполняют "воры в законе" и "смотрящие", о роли которых в тюремном сообществе мы говорили выше. Практически в каждом крупном городе есть один или несколько "смотрящих", в задачу которых, среди прочего, входит выполнение данных функций. Как правило, "смотрящие" на воле поддерживают тесный контакт со "смотрящими", находящимися в данный момент в местах лишения свободы.

Если один вор ["в законе" ] поддерживает одного коммерсанта, а другой вор -другого, и вор, который авторитетнее, берет сторону неправого человека и делает его правым, то собирают уже сходняк [собрание "воров в законе" ], где присутствуют несколько человек, и там авторитетный самый решает этот вопрос. И тогда смотрят действительно, кто был прав. И если вор, который поддерживал неправого, заметят, что он в чем-то замешан, допустим, денег взял побольше и поэтому поддержал, то его просто развенчивают (осужденный предприниматель, 35 лет, Тульская область).

Братва действует значительно эффективнее, хотя и дороже, и если сам на нее напорешься, долго разбираться не будет. Конечно, насилие — это, наверное, плохо, но что делать, если другого выхода нет. А в наше время, кроме этого, других вариантов нет (владелец магазина на вещевом рынке, 40 лет, г. Москва).

Я не к тому, что без насилия никаких денег обратно не получишь, но тебя иногда отошъют в последнюю очередь, и жди, пока они там за газ за 5 лет рассчитаются, а потом и тебе начнут платить... (руководитель крупного АПК, 40 дет, г. Брянск).

Особый интерес представляют попытки "приватизации" государства, то есть приобретения предоставляемых государством услуг по защите прав собственности на основе прямого или косвенного подкупа отдельных чиновников или целых государственных структур. Наш опрос показал, что наличие "связей" с государственными чиновниками стало одним из наиболее характерных атрибутов российского бизнеса: 38% ответивших на вопрос анкеты предпринимателей видят в этом важную характеристику легального бизнеса (вторая по частоте упоминания альтернатива из 13), 40 - теневого бизнеса (пятая), 54% - криминального бизнеса (вторая) в России. Причем речь идет не обязательно о простом подкупе, возможны варианты "патронажа" государственных силовых структур над отдельными предприятиями, "альянса интересов" и т.д. Но какой бы ни была форма этих взаимоотношений, все строится на разделении государством всей совокупности получателей его услуг на "своих" (особенно приближенные фирмы) и "чужих" (все остальные, интересы которых эффективно защищать не обязательно). Выходит, даже государство может жить не по закону, а по "понятиям". Интервью подтверждают, что приближенные к власти предприниматели (в публицистических статьях их часто называют "олигархами") вопреки распространенному мнению существуют не только на федеральном, но и на региональном, даже локальном уровне. Размеры бизнеса и характеристика контролируемых ими рынков определяются уровнем власти, для которой предприниматель является "своим". Власти каждого города, области, региона имеют своих собственных "олигархов".

Просто можно все сделать и по-другому. Так что не понравившийся тебе человек просто перестает существовать в деловой сфере. На следующий день у него просто нет организации, или налоговая инспекция совершенно случайно в гости зашла, или санэпиднадзор заинтересовался, а это такие ребята, которые, раз тебя поймав, подключают к тебе насос и начинают качатъ деньги. До бесконечности (предприниматель, торгующий импортной мебелью, 40 лет, г. Москва).

"Крыша"? Ха-ха, это тоже можно по-разному понимать. Вот мы пользуемся услугами только официальных служб, обращаться к криминальным структурам - это еще одна головная боль, в самый ответственный момент они могут и сами с тебя деньги скачать и на тебя еще же и наехать (президент небольшого банка, 50 лет, г. Москва).

Что "крыша"? "Крыша", она разная может быть. Есть криминальная "крыша", есть государственная структура — "крыша" и так далее и так прочее (коммерческий директор крупного торгового предприятия, 45 лет, г. Кемерово).
Нас курирует структура под фамилией ФСБ. Это как бы поставлено на государство. Они решают наши вопросы, помогают решать, когда по поводу каких-то проблем мы обращаемся к ним. Из формальных отношений сейчас это переросло во взаимоотношения более высокие, то есть, если возникают у нас какие-то проблемы, скажем, раз в год, то они решают (руководитель фирмы в области телекоммуникаций, 39 лет, г. Чита) (Заметим, что одна из государственных силовых структур является крупным клиентом данной фирмы).

Деньги - все равно через государство текут. При администрации их куча. Заключатъ или не заключать договор с администрацией - это жить или не жить. Я это совершенно точно знаю. Я работал с администрацией, движением руки все это делается. Большой дядька - это отдел здравоохранения, отдел образования и так далее. Это целая структура. Туда бешеные денъги идут ежемесячно. То есть, если я приближен к их кругам, то они и отдают мне деньги, которые я могу оборачивать, если не приближен, - я сижу в ожидании в течение 5 месяцев этих денег. Вот и вся арифметика. То есть старые связи имеют значение. То есть, если у него раньше денег не было, а были связи и остались, это немаловажный фактор и прикрытие значит есть. Вот и "крыша" (владелец малого предприятия, 27 лет, г. Кемерово).

Превращение государства в институт, воспроизводящий логику дуалистических норм, позволяет по-новому взглянуть на последние тенденции в области монополизации насилия государством. Этот процесс начался в конце 1990-х годов, в 2000 г. он обрел особенно явную форму. Можно ли связать с этим процессом относительное снижение насилия в предпринимательской среде, наблюдаемое в последнее время (см., например: Радаев В. Формирование новых российских рынков: трансакционные издержки, формы контроля и деловая этика. М.: Центр политических технологий, 1998, с. 173-176)? Факт сокращения масштабов насилия в его наиболее жестоких формах вряд ли следует ставить под сомнение. Несмотря на то, что убийства предпринимателей по-прежнему не редкость, основная "волна" "заказных" убийств конкурентов и недобросовестных партнеров пришлась на начало и середину 1990-х годов.

Самая серьезная угроза для предпринимателя - смерть (торговец посудой и сувенирной продукцией, 45 лет, г. Москва).

Процесс монополизации насилия государством, рассматриваемый с позиций и классической политической науки, и неоклассической экономической теории, можно только приветствовать. По мнению политологов, образование территориальных монополий силы позволяет преодолеть тенденцию к постоянному сравнению потенциала насилия различных социально-экономических групп (в нашем случае - различные "крыши" и службы безопасности) (Волков В. Политэкономия насилия, экономический рост и консолидация государства. - Вопросы экономики, 1999, № 10, с. 45-49). Для экономиста переход от государства модели "бандита-гастролера" к модели "оседлого бандита" означает изменение системы стимулов. С переходом к "оседлости" дань, которой облагаются экономические субъекты, начинает устанавливаться исходя из соображений долго-, а не краткосрочной выгоды (Olson M. Dictatorship, Democracy and Development. - American Political Science Review, 1993, vol. 87, No 3). Однако и экономисты, и политологи обычно не уделяют особого внимания ответу на вопрос, каким государством монополизируется насилие, согласно каким "правилам игры" действует обладатель легальной монополии на применение насилия?

Как свидетельствуют высказывания наших собеседников, отношения их фирм с государственными силовыми и правоохранительными структурами вполне укладываются в логику взаимоотношений с "крышей", где главное - стать "своим" (для государства!). Больший потенциал насилия - вот единственное, что отличает государственную "крышу" от криминальной. При разрешении коммерческих споров с помощью обращения не к согласованной легальной власти, а к государственной "крыше" главное - у кого "круче крыша". "Прав тот, у кого круче крыша" (Дубов Ю. Большая пайка, с. 699). Государственная "крыша" круче любой криминальной, что и облегчает процесс монополизации насилия.

Мы обращались [в суд] несколько раз. А тут что, - у кого более сильная сторона, более сильное подкрепление, тот и окажется в результате прав (президепт небольшого банка, 50 лет, г. Москва).

Монополизация насилия государством при воспроизведении логики деления на "своих" и "чужих" уже на уровне государственной власти, действительно, способна снизить уровень насилия в его наиболее явных формах. Однако такая модель монополизации не отменяет конфликты между "своими" и "чужими" - главный источник насилия в предпринимательской среде. Просто конфликты приобретают более скрытые, "изысканные", но от того не менее жестокие формы. Психологическое давление, распространение заведомо недостоверной информации с помощью методов "черного пиара", использование различных схем "замораживания" средств неугодных контрагентов, инициирование через государственные органы процедуры вынужденного банкротства - таков далеко не полный список тех методов конкуренции на российском рынке, которые получают широкое распространение именно сейчас. Мы осознанно приводим ниже высказывания в этой связи только банкиров, ибо бытует мнение, что именно банковская сфера сегодня декриминализирована и находится под контролем закона (заметим, что оба цитируемых интервью были проведены в октябре-ноябре 2000 г.).

Там [если не возвращают кредит] уже на все идешь, кроме, конечно, физических каких-то расправ. Это, конечно, недопустимо в нашей деятельности, нет. А так, конечно, приходится иногда службе безопасности даже... психически давить, но в рамках только дозволенного (руководитель регионального филиала крупного банка, 50 лет, г. Чита).

Но я хочу сказать, что в большинстве банков, у меня там много знакомых, по сравнению с компаниями психологическое воздействие применяется значительно чаще в банках, чем в компаниях (руководитель управления в банке, входящем в десятку крупнейших, 30 лет, г. Москва).

Единственным методом, позволяющим полностью контролировать и институционализировать насилие при сохранении существующих тенденций, служит монополизация не только применения силы, но и самого бизнеса. Причем монополизация не в явной форме (национализация, вертикальная интеграция и т.д.), а в форме выживания в российском бизнесе только тех структур, которые являются "своими" для государства. Лишь в случае, если "чужих" на всех уровнях -федеральном, региональном и локальном - просто не останется (точнее, их не останется внутри страны), интенсивность конфликтов в сфере бизнеса может уменьшиться. Согласованные для "своих" предпринимателей властные отношения делают идею "единой фирмы" реализуемой с точки зрения динамики трансакционных издержек (При условии, что контроль государства будет касаться лишь экономической деятельности, то есть государство не будет тотальным или тоталитарным).

Безусловно, такой сценарий не устроит либеральных экономистов и представителей тех коммерческих структур, которые уже не смогут стать "своими" для нынешней власти. Естественно, что все их усилия сейчас направлены на пропаганду идеи тотального дерегулирования российской экономики. Однако парадокс заключается в том, что в условиях уже стабилизировавшегося капитализма "по понятиям" идея либералов объективно работает на сохранение сложившихся на российском рынке "правил игры".

Законы должны поменяться. Существуют в любой области свои негласные законы работы... нужно, чтобы государственные законы были приведены к этим реальным схемам (крупный предприниматель, торгующий мебелью,

Отказ от активной роли государства (отдание разработки "правил игры" на откуп самим субъектам рынка (к этой идее близки инициативы по дерегулированию экономики Института национального проекта "Общественный договор", активно обсуждаемые в либеральных кругах, а также многие положения пакета законов о дебюрократизации рынка, рассматриваемого сейчас Правительством РФ.)) в этих условиях приведет к усилению фрагментации экономического пространства, которое будет продолжать распадаться на группы "своих" и "чужих". Без универсальных и общепризнанных законов на российском рынке будут господствовать "понятия", принятые в рамках отдельных групп предпринимателей. Это объективно способствует сохранению status quo - модели "сетевого" капитализма, субъекты которого действуют не по закону, а по "понятиям" (не важно, писаным или неписаным).

Выйти из этого замкнутого круга можно, лишь попытавшись изменить само государство, трансформировать навязанные властные отношения в согласованные или хотя бы рассогласованные. Только изменение природы властных отношений, кардинальная реформа государства позволит избавиться от схожести институциональной организации жизни вне тюремных стен с институциональной организацией тюремного сообщества. Именно построение институтов гражданского общества, призванных стать рычагом, с помощью которого можно изменить характер государства, было бы первым шагом по направлению к реформам, имеющим действительно рыночную и либеральную природу. Простое же укрепление "властной вертикали" оказывается не только недостаточной мерой, а шагом в ином, отличном от поиска контрактной, согласованной модели государства, направлении. Без действительной реформы существующее государство продолжит формировать тип поведения, который в конечном счете выгоден ему, ибо он создает предпосылки для бесконечно долгого воспроизводства навязанных властных отношений.

Без такой реформы "нормальный человек здесь [в России] бизнес вести не будет" (руководитель фирмы в области телекоммуникаций, 39 лет, г. Чита).

Автор будет благодарен читателям, если они выскажут свое мнение по поводу данной статьи. Комментарии можно направлять по адресу: aolcynik@mail.cnt.ru.

		наверх
		Copyright © "НарКом" 1998-2021 E-mail: webmaster@narcom.ru Дизайн и поддержка сайта Петербургский сайт