НарКом - Тюремное заключение как решение

Глава из новой книги крупнейшего современного криминолога, профессора Нильса Кристи. Книга «Приемлемое количество преступлений», выпущенная издательством «Алетейя», рекомендуется самому широкому кругу читателей, а для студентов юридических факультетов, несомненно, должна стать обязательной для изучения.

Если бы я был всесильным диктатором и для каких-то своих целей нуждался в росте преступности, я бы ввел общественную организацию, повторяющую те, что существуют в наши дни в большинстве стран.

В нашем обществе очень легко — и в интересах очень многих — объявить любые формы плохого, безумного, странного, эксцентричного, неприличного или просто нежелательного поведения преступлениями. Существующее общественное устройство дает прекрасные условия для распространения нежелательного поведения и в то же время не оставляет почти никаких возможностей для неформального контроля над ними. С этим очевидным образом связано и количество заключенных в индустриально развитых странах. Пенитенциарные системы большинства государств подвергаются тяжелейшей нагрузке. Здесь, однако, возможны и исключения. Количество заключенных в любой стране зависит также от особенностей ее исторического развития, главенствующей идеологии и не в последнюю очередь — от доброй воли государства поискать другие пути решения проблем, кроме карательных мер.

Таблица (с. 78-79) отражает число заключенных на 100 тысяч жителей в разных частях земного шара. Страны в каждом регионе расположены в зависимости от количества заключенных, по убыванию. Большинство цифр взято из статистических данных, собранных Роем Уолмсли (Walmsley, 2003) и периодически обновляемых усилиями Международного центра изучения тюрем [1]. Некоторые данные базируются на информации, полученной мною лично в общении с администрацией тюрем в странах, где мне удалось побывать. Иногда мои данные расходятся со сведениями, которые предоставляют Рой Уолмсли и Международный центр изучения тюрем, однако в целом расхождения довольно незначительны. Большинство цифр относится к 2000-2003 гг.

Первое, что бросается в глаза при изучении таблицы, — огромный разрыв между странами. Исландия попала в самый конец списка, в то время как США и Россию можно считать абсолютными чемпионами по количеству заключенных среди индустриальных стран. Мы еще вернемся к таблице и выводам, которые она позволяет сделать, однако давайте спросим сейчас: что общего между двумя величайшими тюремными державами?

В настоящее время в американских тюрьмах содержатся более 2,1 миллионов человек. То есть 730 заключенных на 100 тысяч человек, более 0,7 %. Начиная с 1975 г. наблюдается совершенно беспрецедентный рост населения тюрем. В последние годы рост замедлился, но не прекратился. К существующему числу заключенных нужно прибавить 4,7 миллионов подследственных, отпущенных под залог и досрочно освобожденных. Иными словами, в 2003 г. 6,8 миллионов граждан США находились под контролем государственной пенитенциарной системы. А это 2,4 %. Или 3,1 % американских граждан старше пятнадцати лет.

Россия сильно отстает, и с годами разрыв увеличивается. 1 января 2003 г. в заключении находились 866 тысяч россиян или 680 человек на 100 тысяч жителей России. Количество лиц, находящихся в предварительном заключении, сократилось, — от 282 тысяч в 2000 г. до 145 тысяч в 2003 [2]. Хуже всего в России обстоит дело со следственными изоляторами, которые больше напоминают камеры пыток. Вивьен Штерн (1999) издала книгу о состоянии российских тюрем. Она называется «Приговоренные к смерти». Приведенные в книге факты вполне соответствуют ее названию. Следственные изоляторы, узники которых вынуждены спать в три смены, превратились в настоящие рассадники СПИДа и туберкулеза, в перспективе угрожающие здоровью всего населения страны. После оглашения приговора осужденных переводят в расположенные за пределами Москвы колонии, наследие ГУЛАГа. В них условия существенно лучше.

В мае 2001 г. Государственная дума приняла ряд важных законов, направленных на то, чтобы сократить количество заключенных в три раза. Результат не заставил себя ждать. До принятия новых законов на одного человека в камере предварительного заключения приходился 1 кв. м. Теперь это пространство увеличилось до 3,5 кв. м, а принятая по закону медицинская норма составляет четыре квадратных метра на человека (Kalinin 2002, р. 17).

Что общего у этих двух государств, кроме переполненных тюрем?

Сразу вспоминаются размеры, количество жителей и мощь обеих стран. Это, в свою очередь, способствует возникновению большой дистанции между людьми и властью. На широких московских трассах специальная полоса в центре отведена для президента и других важных особ. Даже я, простой ученый, не заслуживающий ничего, кроме обычных российских ухабистых дорог, однажды смог почувствовать себя президентом. Несколько часов мы ехали по центральной полосе в сопровождении милицейских машин с сиренами и мигалками. Обычным водителям приходилось останавливаться и пропускать нас, будто мы были императорами, — ну, если не императорами, то хотя бы императорской свитой.

Такое возможно не только в России. Для западных лидеров аналогом специальных полос стали вертолеты. И они строго придерживаются правил игры во власть имущих. Мне пришлось столкнуться с этим во время одной из последних поездок в Вашингтон. Я попал на прием, на котором присутствовало немало высокопоставленных персон. Хозяин обратился к своим гостям с приветственной речью. И вот что меня в ней поразило. Приглашенных было много, и большинство пришли, но были и те, кто не смог. И каждый из этих важных шишек — хозяин перечислил поименно всех не явившихся — лично позвонил, извинился и объяснил причины своего отсутствия. Секретарю поручить это было нельзя. Мне казалось, что я очутился на рауте в королевском дворце. Вы обязаны присутствовать на нем или, по крайней мере, убедительно оправдать свое отсутствие. В противном случае вы рискуете быть изгнанным из круга избранных.

В крупных иерархических общественных системах на самом верху может оказаться лишь незначительная часть населения. Во всяком случае, без особых политических ухищрений увеличить репрезентативность органов власти невозможно. Когда избранных немного, они поневоле сближаются. И в то же время отдаляются от тех, кем правят. В обществе с ослабленными межличностными связями значение пенитенциарной системы существенно возрастает.

Америку и Россию сближает еще одно обстоятельство: в обеих странах у судов слишком мало прав. В США это само собой разумеется. В отличие от западноевропейских, американские судьи уступили значительную часть своих полномочий политикам и прокурорам. Принятая в Америке процедура вынесения приговора — наличие особых таблиц, где четко представлено, какой приговор полагается за то или иное преступление, совершенное при тех или иных обстоятельствах, — дает политикам неограниченные возможности влиять на решение суда. Ведь именно политики определяют содержание таблиц. Права судей ограничивает и широкое применение обязательных наказаний [3]. Если дело более-менее ясно, судья практически лишен свободы выбора. Исследование, проведенное среди американских судей, показало, что 86 % районных федеральных судей и должностных лиц, осуществляющих надзор за условно осужденными, признают, что существующее законодательство предоставляет слишком много полномочий стороне обвинения. 71,5 % полагает, что система обязательных наказаний должна быть частично или полностью пересмотрена [4].

Формально судья в Соединенных Штатах — выборная должность. Однако участие граждан в этих выборах ограничено. Более четырех миллионов человек, в том числе 1,4 миллиона темнокожих, не могут голосовать из-за прошлых судимостей (Mauer and Chesney-Lind, 2002). Многие из них никогда не будут восстановлены в избирательном праве. Следовательно, для политика эта группа населения не представляет интереса. В отличие от судей, обвинители в полной мере сохранили свою власть. Они имеют право заключать сделки с обвиняемым и снимать часть обвинения в обмен на признание в совершении других преступлений. При существовании системы обязательных наказаний прокурор может серьезным образом влиять на вынесение приговора.

Ситуация в странах Восточной Европы не лучше. Здесь судьи находятся нередко в непосредственной зависимости от существующих властей — власти являются их работодателями, они назначают и увольняют судей. Значение стороны обвинения здесь чрезвычайно высоко. Именно поэтому судебные изоляторы переполнены. Российские и белорусские судьи не часто решаются оправдывать подсудимых. Они предпочитают возвращать дела в прокуратуру. Пока прокурор думает, обвиняемый остается в заключении. Иногда годами.

Доказать мой тезис о необходимости баланса сил непросто. Однако я привык наблюдать и слушать. В своей правоте я смог убедиться во время симпозиума, который состоялся в Белоруссии в 2002 г. Если Россия продолжит сокращать количество заключенных согласно плану, Белоруссия вскоре может занять ее место и стать ведущей тюремной державой Европы. Несколько лет назад в этой стране на 100 тысяч жителей приходились 500 заключенных. В 2001 г. их было уже 560. Это означает, что всего в стране 56 тысяч заключенных. А всех жителей — 10 миллионов.

На симпозиуме присутствовали руководители пенитенциарной системы Белоруссии, а также начальники некоторых белорусских тюрем и колоний. Кроме того, там были судьи и прокуроры. Когда встреча уже подходила к концу, слова попросила хрупкая женщина, сидевшая в самом дальнем углу. Она была судьей, но подала в отставку и решила рассказать нам, почему. Зал встретил ее выступление ледяным молчанием, но женщина продолжала говорить. Она была хорошим юристом и точно знала, в чем ее главная задача: поймать и посадить за решетку как можно больше преступников. Именно так она и поступала, когда была следователем. Служебное рвение позволило нашей собеседнице сделать карьеру. Она стала судьей со всеми правами и привилегиями, в том числе материальными, что соответствовали этой должности. И снова правила игры были просты и понятны: выносить как можно больше обвинительных приговоров. Слишком часто оправдывать подсудимых или давать им чересчур мягкие наказания не рекомендовалось. В один прекрасный день судья поняла, что полностью зависит от государства, действия которого призвана контролировать, и решила уйти.

Еще одна общая черта, объединяющая некоторые из тюремных сверхдержав: их пенитенциарные системы уходят корнями в эпоху рабовладения или крепостного права.

Скотт Кристиансон (Christianson, 1998) озаглавил свою книгу — одно из самых основательных исследований этой проблемы — «Свобода для избранных». Разумеется, я несколько упрощаю, и все же не будет особым преувеличением сказать, что, едва обретя свободу, в том числе свободу передвижения, темнокожие жители американского Юга потянулись на Север, где их поджидали гетто, а потом и тюрьма. К концу 2001 г. на 100 тысяч афроамериканцев мужского пола приходились 3535 заключенных, а на 100 тысяч белых мужчин только 462 [5]. Такое соотношение является наследием рабства.

В общей истории России и Белоруссии можно отыскать похожие явления. В эпоху царизма тюрьмы редко бывали переполнены. В этом просто не было необходимости. Тюрьмы с успехом заменял институт крепостного права. Крепостные были собственностью своего хозяина. Они не могли переезжать с место на место и даже вступать в брак без разрешения владевших ими дворян. Таким образом, низшие классы находились под жестким контролем. Для крестьян, с которыми не смогли справиться хозяева, и для нарушителей порядка из других сословий существовала Сибирь. Колонизацией этого огромного края во многом занимались именно осужденные [6]. Так что ГУЛАГ стал всего лишь возрождением былых традиций. Его создали не только для того, чтобы карать инакомыслящих. Прежде всего, это было огромное промышленное предприятие, на котором трудились мужчины из низших классов общества. Крепостничество приняло новые формы.

Таким образом, пенитенциарные системы тюремных сверхдержав основываются на общих предпосылках. Эти системы вызвали к жизни весьма похожие друг на друга тюремные субкультуры с их специфической музыкой, языком и манерой одеваться. В Москве есть целая радиостанция, где ведущие говорят на тюремном жаргоне и крутят музыку, создаваемую в русле тюремной субкультуры. Те же явления наблюдаются и в культуре США. Сходство можно обнаружить и во внутреннем устройстве обеих систем. В российских тюрьмах сложилась всеобъемлющая, если не считать диссидентов, которых в прошлом осуждали по политическим статьям, иерархическая структура с бесправными париями у подножия. В США тюремная иерархия не получила такого распространения благодаря более приемлемым условиям содержания, большим возможностям для изоляции и большему количеству охранников. Однако, если судить по репортажам о бандитских войнах, и в Америке власти контролируют далеко не все.

Впрочем, существуют и определенные различия. У тюрем в обеих державах разная потребительская стоимость.

Российская пенитенциарная система уже довольно давно находится в состоянии кризиса. Колонии перестали приносить доход. Нравится нам это или не нравится, но именно ГУЛАГ обеспечивал военную мощь Советского Союза в 1940-1945 гг. Лагеря более-менее успешно функционировали в условиях плановой экономики, господствовавшей в СССР после Второй мировой, которую здесь принято называть Великой Отечественной. Но в эпоху рынка труд заключенных оказался неконкурентоспособным. Тюрьмы в современной России — серьезная статья убытка для экономики.

Лаура Пьячентини (Piacentini, 2002) занималась исследованием положения российских колоний в новой экономической ситуации. В результате она пришла к двум интересным выводам. Во-первых, степень адаптации к новым условиям прямо зависит от близости к Москве. Чем дальше от столицы располагается тюрьма, тем вольготнее чувствует себя ее администрация; инспекторы из Москвы заглядывают к ним нечасто. В окрестностях Москвы все по-другому. Здесь администрация тюрем должна выполнять требования центральной администрации. Каковы эти требования, пенологам рассказывать не надо — они сами их придумали. Как и везде, они однозначны и толкованиям не подлежат: задача исправительного учреждения — перевоспитать правонарушителя, превратить его в порядочного человека. А потому в колонии должны предоставлять им возможность работать и учиться. В то же время заказов колониям никто не дает, огромные цеха в прямом смысле слова опустели, лишь изредка где-нибудь небольшая группа заключенных занята каким-нибудь пустяковым заданием. Поэтому работа с заключенными в России, как и в большинстве других стран, происходит только на словах.

В отдаленных уголках Сибири, вдали от пристального взгляда центральной администрации, сложилась иная ситуация. В начале 1990-х гг. наступил глубокий кризис. В колониях, как, впрочем, и на обычных предприятиях, зарплаты порой не видели месяцами. В то же время не хватало продовольствия и одежды для заключенных, начались перебои с отоплением. Приходилось прибегать к бартерному обмену. Администрация колоний пыталась разыскать заказы для своих цехов в окрестных населенных пунктах; под их надзором находились голодные люди, готовые на любую работу, лишь бы выжить.

Мало-помалу некоторые колонии в российской глубинке превратились в рентабельные предприятия. И, к огорчению специалистов, перестали быть исправительными учреждениями. С точки зрения теории и международных конвенций, это ужасно. Но у заключенных появилась работа, а значит, еда. И здесь мы подходим к еще одному сходству между ситуацией в США и в России. Обе тюремные сверхдержавы стоят перед опасностью, проистекающей из самой организации их пенитенциарной системы: использованием принудительного труда.

Соединенным Штатам куда проще, чем России, содержать огромное количество заключенных. Американская тюремная индустрия давно стала весьма прибыльным делом. Я посвятил этой проблеме книгу «Контроль над преступностью как индустрия» (Christie, 2000). Дешевая рабочая сила заключенных в США, как показывают недавние исследования, позволяет тюремным предприятиям конкурировать со странами третьего мира. Конечно, лучше пусть заключенные работают, чем умирают с голоду. Неплохо, что они работают, вместо того, чтобы томиться от безделья. Но в этих очевидных, на первый взгляд, преимуществах, кроется главная опасность. Властям выгодно, чтобы заключенные трудились. Заставив заключенных работать, власти одним махом решают две проблемы: устанавливают надежный контроль над беднейшими слоями общества и находят источник дешевой рабочей силы. Слишком велико искушение. Слишком силен соблазн превратить узников в рабов.

Мы начали эту главу сравнением тюремных сверхдержав. Однако в связи с представленной в таблице статистикой количества заключенных возникают и другие вопросы. Было бы интересно, например, сравнить пенитенциарные системы США и Канады. Разница между ними колоссальная. В Канаде приходится 116 заключенных на 100 000 жителей, а в Соединенных Штатах 702. Такие похожие, и в то же время такие разные страны. Общая граница от океана до океана, общий язык, в основном общая религия, практически одинаковые по содержанию СМИ, по большому счету одинаковый стиль жизни и отношение к деньгам. Чем же объясняется огромная разница в количестве заключенных? Даже если бы число афроамериканцев в американских тюрьмах не было бы так непропорционально велико, как сейчас, все равно процент заключенных в Америке превышал бы канадский показатель в три раза.

Прежде чем делать какие бы то ни было выводы, остановимся, чтобы отметить: исключения из правила возможны! И Канада — одно из них. Перед нами современное высокоразвитое и успешно функционирующее государство. Как и любое другое современное государство, оно постоянно сталкивается с проблемой преступности. Как и в любой другой стране, политики в Канаде охотно рассуждают о ней, когда нуждаются в саморекламе. Тем не менее заключенных в стране в шесть раз меньше, чем у ее южного соседа. И в последние годы разрыв между ними только увеличивается. В Канаде наблюдается стабильное снижение количества клиентов исправительных учреждений, а в США оно, наоборот, растет. Степень контроля над преступностью, как известно, зависит не от судьбы, а от политических решений.

Так с чем же связано особое положение Канады?

К сожалению, у меня нет исчерпывающего ответа, лишь несколько версий, основанных на опыте многократных визитов в эту страну.

Скандинав чувствует себя в Канаде, как дома. Немного скучное место. Разумное общественное устройство, предсказуемая жизнь, вежливые люди.

Тот, кто хоть ненадолго погрузился в канадскую жизнь, сразу замечает еще одну важную черту, общую со Скандинавией: Канада — тоже государство всеобщего благосостояния. Здесь существуют все виды льгот: пенсия по старости, медицинское страхование, оплачиваемый отпуск по рождению и уходу за ребенком, пособие по безработице. Разумеется, у канадской системы социальной защиты есть свои недостатки, в обществе постоянно возникают оживленные дискуссии по этому поводу, и бедняки время от времени лишаются той или иной льготы. Тем не менее положение бедных слоев населения в Канаде существенно отличается от ситуации в США. Здесь социальную защиту гарантирует высшая власть. В Канаде нет столь существенного имущественного расслоения, как в Соединенных Штатах, «благодаря постоянной поддержке малоимущих со стороны государства» (Sharpe, 2000, р. 158).

С этим обстоятельством связано еще одно различие. На протяжении многих лет канадские чиновники сознательно стремятся не допускать увеличения количества заключенных в тюрьмах. Мне самому довелось присутствовать на обсуждении бюджета для пенитенциарных учреждений в канадском Министерстве финансов. Всем министерствам было предписано сократить свои бюджеты, но представители правоохранительных органов заявили, что это невозможно, что им, наоборот необходимо увеличить финансовую поддержку, потому что уровень преступности вырос! Неужели и впрямь невозможно, был задан вопрос. Собственно, меня как раз и пригласили, чтобы узнать мое мнение по этому вопросу. Последовала увлекательная дискуссия — министры решали, как уменьшить ущерб — во всех смыслах — для канадского общества и во сколько это обойдется.

В заключение скажу: канадцам не свойственно использовать пенитенциарную систему в качестве альтернативы социальной защиты.

Изучая европейский сегмент нашей таблицы, можно сделать два интересных вывода. Прежде всего, бросается в глаза существенная разница в цифрах между Восточной и Западной Европой. Лишь в двух западноевропейских странах на 100 тысяч жителей приходится 100 заключенных, в то время как показатели восточноевропейских государств в основном превышают эту цифру.

Тем не менее — это второй вывод — и Восточная Европа не представляет собой однородную картину. На первом месте Россия, за ней идет Белоруссия, третье место занимает Украина, немного отстают прибалтийские республики с показателями в 300 заключенных на 100 тысяч человек и больше. Замыкает список Словения: здесь в течение многих лет количество заключенных не превышает скандинавских показателей.

Картина ясна: Россия — тюремная сверхдержава Европы, за ней следуют бывшие республики Советского Союза. И внешне, и по внутреннему устройству тюрьмы в этих государствах поразительно напоминают российские. Более скромные, но все же довольно высокие показатели демонстрируют страны, ранее входившие в социалистический блок.

Они как бы застряли между Востоком и Западом. В книге «Контроль над преступностью как индустрия» я рассказал о том, как после Второй мировой войны Финляндия приняла осознанное решение покинуть Восточную Европу, в том числе и в области пенитенциарной системы. И Финляндия не прогадала; теперь в этой стране заключенных меньше, чем в Дании, Норвегии и Швеции. Правда, во время холодной войны Финляндия не входила в восточный блок, напротив, реформа уголовной политики была одним из инструментов общей политики по сближению со Скандинавией.

В наши дни похожие споры вокруг уголовной политики ведутся в бывших социалистических странах. Особенно интересен в этом отношении пример Польши.

Диаграмма [7] — настоящая находка для криминолога, но за ее цифрами кроются изломанные судьбы. Эта диаграмма отражает абсолютное количество заключенных в польских тюрьмах в период с 1945 г. по 2002 г. Изучая ее, стоит обратить внимание на три обстоятельства.

Прежде всего, на частоту колебаний. Самое низкое за весь указанный период количество заключенных наблюдается в 1945 г., потом оно начинает расти и достигает своего первого пика в 98 тысяч человек в 1950 г. Потом опять сокращается вплоть до показателя в 35 тысяч человек, достигнутого через шесть лет. К 1963 г. количество заключенных опять выросло до 105 тысяч. Абсолютный рекорд был достигнут в 1973 г., когда в тюрьмах сидели 125 тысяч человек. Похожая ситуация сохранялась до 1989 г., когда количество заключенных резко упало до 40 тысяч человек.

На мой взгляд, перед нами картина пенитенциарной системы, лишенной элементарных возможностей для маневра, не способной сопротивляться давлению извне — со стороны правоохранительных карательных органов. Репрессивное государство, всесильные прокуроры, суровые судьи — неудивительно, что в такой ситуации выносится куда больше обвинительных приговоров, чем оправдательных. Однако система нередко давала сбои. При таком наплыве заключенных далеко не всем можно было обеспечить нормальные условия жизни и достойную работу. Заключенные протестовали. Время от времени вспыхивали мятежи. Государство отвечало на них амнистиями. Крупнейшие амнистии были объявлены в 1956, 1964, 1969, 1974, 1977, 1981 и, наконец, в 1989, в год падения стены, разделявшей Восток и Запад. Диаграмма дает понять, что количество заключенных — на редкость плохой индикатор криминальной обстановки. Из нее определенно следует, что число обитателей тюремных камер зависит от проводимой политики. На примере других стран это не столь очевидно.

Еще интереснее проследить ситуацию в тюрьмах после 1989 г. Старый режим рухнул. Свобода для всех, в том числе для осужденных!

Торжество свободы, когда заключенных было не больше 40 тысяч человек, не продлилось долго, но все же на какое-то время удалось добиться стабилизации положения на уровне 55-60 тысяч. В эти годы власть принадлежала политическому движению — позже партии — под названием «Солидарность» «Солидарность» солидаризировалась со всеми, включая узников. Однако скоро свобода перестала быть новостью, все вернулось на круги своя, что нашло отражение и в нашей диаграмме. В период с 1999 г. по октябрь 2002 г. абсолютные показатели выросли с 56,765 до 81,654. Я использовал эти цифры в табл. 4.1, где Польша представлена показателем в 260 заключенных на 100 тысяч жителей. Правда, в действительности все еще сложнее. Тюрьмы забиты людьми. По официальным оценкам, в конце 2002 г. 18 тысяч человек ожидали своей очереди отбывать тюремное заключение. Реальная цифра, скорее всего, значительно выше. Учитывая стоящих в очереди, число заключенных в Польше превышает 100 тысяч. Прямо как раньше.

Прежде всего, амнистии, эти несовершенные инструменты для исправления несовершенств системы, были похоронены вместе с системой. Не стану спорить, амнистии и вправду не лучший выход. Когда на свободу одновременно выходит масса заключенных, органы социальной поддержки оказываются под слишком мощным и неожиданным давлением, к которому они совершенно не подготовлены. Ну что ж, либо это, либо катастрофически переполненные тюрьмы.

Во-вторых, виновата частичная вестернизация польского общества с появлением типичных для западного общества проблем. Между тем сама пенитенциарная система не слишком изменилась — полиция, прокуроры и судьи остались теми же, но параллельно в стране наметились тенденции перехода к монокультуре, о которых мы говорили в предыдущих главах. А это значит, что, как и повсюду в Европе и Америке, появилось много политиков, готовых использовать криминальную карту для саморекламы. Их деятельность широко освещается прессой. Как отмечает Мария Лос (Los, 2002), в средствах массовой информации произошел колоссальный сдвиг от государственной пропаганды старого режима, основанной на позитивной информации, к доминированию частных масс-медиа, предпочитающих новости с негативной окраской. Лос пишет:

«Неудивительно, что для общества, привыкшего к такой системе уголовного правосудия, где практикуется обязательное предварительное заключение подозреваемых, пренебрежение буквой законов, длительное судопроизводство и запрет на критику со стороны общественного мнения, обилие (плохих новостей. — Н. К.) приводит к созданию представления о системе на грани коллапса» (р. 166).

По моим оценкам, а я основываюсь на данных диаграммы, система исправительных учреждений Польши находится под угрозой распада. Скоро Польша войдет в ЕС. Это неизбежно приведет к разорению большого числа крестьян. Образовавшиеся излишки рабочей силы отправятся в города. Это приведет к обострению уже существующих социальных проблем. Нагрузка на тюрьмы станет расти. Снова возникнут мятежи заключенных, а следовательно, опять будут применяться и амнистии. Но такие меры могут обойтись слишком дорого.

Да, Запад есть Запад, Восток есть Восток, в том числе и в отношении количества заключенных. Но не всегда. Если верить таблице, Словения — скандинавская страна. А вот Англия и Уэльс, как ни странно, вплотную приблизились к восточноевропейским стандартам. В 2003 г. на 100 тысяч жителей там приходились 139 заключенных. Их число постоянно растет, приблизительно на 600 человек каждую неделю [8]. Несколько лет назад ведущей тюремной державой Западной Европы была Португалия. Теперь она утратила свои позиции. Англия и Уэльс присоединились к Восточной Европе, обойдя по относительному количеству заключенных Болгарию и догнав Словакию. Канада, традиционно близкое к Великобритании государство, давно осталась позади, и в самое ближайшее время относительное количество заключенных в Англии и Уэльсе в два раза превысит показатели их ближайшего соседа Ирландии.

Эпоха Уинстона Черчилля и его сподвижников, которые с некоторым недоверием относились к исправительным учреждениям и стремились поддерживать показатели заключенных как можно ниже (Bennet, 2003), остались в прошлом. Цвет кожи заключенных — еще одна из черт, сближающих Англию и США. Согласно последнему отчету Министерства внутренних дел Великобритании, один из ста взрослых темнокожих граждан страны в настоящее время сидит в тюрьме [9].

Я искренне люблю Великобританию, и рассуждать беспристрастно мне нелегко. Однако, как бы хорошо я не относился к этой стране, я не мог не заметить, что социальная структура Уэльса и Англии претерпела существенные изменения.

Прежде всего, налицо движение на всех парах к монокультурному обществу. Уровень жизни значительно вырос по сравнению с послевоенными годами, но с ним выросло и социальное неравенство. Бедняки уже не так бедны, как раньше, но они видят, как живут богачи, — на порядок лучше, — и ощущают собственную ущербность. Социальные гарантии государства стали куда скромнее, чем 50 лет назад.

С 1946 по 2000 годы сменилось три поколения британцев. В исследовании доходов населения и уровня жизни Дирден, Гудмэн и Сондерс (Dearden, Goodman, Saunders, 2003) отмечают: «Подводя итоги сказанному в этом разделе, можно утверждать, что рост уровня жизни, характерный для всех без исключения общественных групп, сопровождался углублением неравенства в доходах и оплате труда. Одни эти данные достаточно красноречиво говорят о тех изменениях, что претерпело британское общество за последние десятилетия 20 века. Кроме того, не следует забывать, что среди членов каждой группы наметился разрыв в уровне доходов, связанный с разницей в социальном положении их родителей, и что этот разрыв постоянно углубляется с каждым новым поколением. Таким образом, в Британии не просто наблюдается резкое социальное расслоение, но и все большая зависимость доходов молодого поколения от положения в обществе их родителей, т.е. социальное расслоение закрепляется по наследству» (р. 189).

И еще одно важное наблюдение: в Англии и Уэльсе полномочия судей значительно ограничили. Министерство внутренних дел рассылает по судам статистические отчеты, чтобы судьи видели, какие приговоры выносятся их коллегами по всей стране. Кроме того, существуют специальные рекомендации, не таблицы преступлений с приговорами, как в США, но методические указания с определением рамок приговоров для того или иного преступления. И контроль над судами становится все жестче. «Гардиан Уикли» (номер за 8 мая 2003 г.) приводит предложение, с которым за день до этого выступил министр внутренних дел:

1. Массовые убийства с явными признаками преднамеренности, в том числе связанные с похищением и садистским поведением по отношению к жертве.

2. Убийство ребенка в аналогичных обстоятельствах.

3. Террористический акт, приведший к убийствам.

4. Наказание не применяется к подсудимым моложе 20 лет.

Убийства, за которые предполагается минимальное тюремное заключение в тридцать лет:

1. Убийство полицейского или сотрудника тюрьмы, находящегося при исполнении служебных обязанностей.

2. Убийство, совершенное при помощи огнестрельного оружия или взрывчатого вещества.

3. Убийство, совершенное на почве расовой, религиозной или сексуальной нетерпимости.

4. Убийство взрослого на сексуальной почве или носящее
садистский характер.

Преступления с минимальным сроком наказания в 15 лет тюремного заключения: прочие убийства, совершенные взрослыми, а также любое убийство, cовершенное подростком моложе семнадцати лет».

Как сообщает «Гардиан», «представители высших судебных инстанций выразили недовольство законопроектом. <...> Совет адвокатов Великобритании назвал его в буквальном смысле слова «прыжком в бездну» и заявил, что господин Бланкетт (министр внутренних дел) стремится «институциализировать административную удавку на шее судебной системы». Говардская лига в поддержку реформы пенитенциарной системы высказала предположение, что принятие предложения привело бы к увеличению количества отбывающих пожизненное заключение, которых на сегодняшний день 3 900 человек, на 50 процентов».

Для оптимизации британской судебной системы был введен пост, аналогичный должности главного поверенного. Этот пост, получивший название генерального стряпчего (фактический заместитель генерального прокурора. — Прим. мое), позволяет следить за выполнением рекомендаций министерства внутренних дел. Далее, была расширена система профессиональных прокуроров, что позволяет обвинению в случае необходимости оспаривать приговоры. Раньше подавать апелляции могли только обвиняемые. Согласно официальной точке зрения, подобные меры призваны способствовать «последовательности в вынесении приговоров». Однако в них можно усмотреть устойчивые централизующие тенденции. Британские судьи все чаще присоединяются к жалобам своих американских коллег: им дают все меньше свободы действий в принятии решений. Высшие инстанции чрезвычайно далеки от обвиняемых, зато близки к политикам. А политики чрезвычайно восприимчивы к кровожадным настроениям в обществе и сами зачастую их провоцируют. Нарушение баланса между судебной и политической властью с большой долей вероятности может привести к появлению новых возможностей для применения карательных мер.

Существенным изменениям подверглась и британская система условного наказания, или пробации. Прежде в основе ее лежало стремление помочь осужденному. Теперь все переменилось. Пробация превращается в карательный орган, на американский манер. Она становится централизованной службой, которая держит всех своих сотрудников под неусыпным надзором.

По устройству пенитенциарной системы можно судить о том, к какому типу принадлежит общество. Происходящие с ней перемены свидетельствуют об изменениях в общественном устройстве. Характерные для Англии и Уэльса тенденции к централизации, переход от попыток помочь преступникам к жесткому контролю над ними и ощутимый рост количества заключенных, скорее всего, прямо связаны с базовыми социальными преобразованиями. Мы должны отдавать себе отчет, в том, что происходит, чтобы не упустить из вида более важные политические процессы.

2. Источник: Людмила Альперн, Общественный центр содействия реформе уголовного правосудия

3. Катаайя Франко Аас приводит эту информацию в своей блистательной диссертации, посвященной влиянию технического прогресса на теорию и практику судебных разбирательств (Aas, 2003): From Faust to Macintosh: Sentencing in the Age of Information).

5. Для меня олицетворением борьбы с подобной несправедливостью стал Эл Бронштейн, юрист, который, рискуя собой, защищал темнокожих демонстрантов во время выступлений в Алабаме в 1960-е годы. Позже он стал активистом движения против увеличения числа заключенных в североевропейских странах. В настоящее время Эл Бронштейн является советником Международного центра реформ пенитенциарной системы в Лондоне.

6. Антон Чехов оставил уникальное описание быта ссыльных на острове Сахалин, недалеко от берегов Японии, колонизированном в 1890-е гг. усилиями осужденных. Сам Чехов не был ссыльным, он прибыл на остров по доброй воле, чтобы лечить своих попавших в беду соотечественников. Мне хотелось бы поблагодарить Людмилу Альперн, которая познакомила меня с этим бесценным пенологическим свидетельством.

7. Моника Платек и Павел Мочидловский составили для меня эту диаграмму и предоставили дополнительную информацию, когда я читал лекции и проводил семинары в Варшаве. Я также признателен Витольду Клаусу и Дагмаре Возняковской за их одействие

Другие интересные материалы:

Принципы получения объективной научной информации: откровенный диалог
О том, как практикующему врачу-психиатру...

Возможности и пределы антикоррупционных реформ в России
Институт кормления, начало которого...

Антикоррупционные реформы — комплекс...

Феномен агрессивности в психологии, психиатрии и в социуме
Автором сформулировано предположение,...

Автором сформулировано...

Особенности личности подростков с интернет-зависимостью
Несмотря на большой интерес, особенно в...

А. Егоров, Н. Кузнецова, Е. Петрова...

Сообщества (группы) само- и взаимопомощи наркологических больных
Деятельность организаций самопомощи...

Сообщества само- и взаимопомощи...