 |
 |
 |
 |
|
||||||||||||||||||||||
 |
 |
 |
||||||||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||||||||||
|
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
Porsche. Легендарные модели купить на https://www.chitai-gorod.ru/
|
“…электорат наседает на власть, власть наседает на милицию, милиция наседает на козлов отпущения, набивая ими трескающиеся по швам тюрьмы; “козлы”, зная, какие сроки и условия их ожидают, запираются с мужеством отчаяния, вынуждая следователей удваивать давление на подозреваемых, ибо истинно виновные не спешат являться с повинной…” А. Мелихов Бацилл не запугатьУже отмечался тот факт (М.Колдобская. “Новое время”, 20.05.2001), что петербургское воплощение выставки “Человек и тюрьма” (организатор — известный правозащитник Валерий Абрамкин) расположилось в центре нонконформистского искусства. Хотя при сегодняшнем отсутствии каких-либо стеснительных норм совершенно неясно, что считать конформизмом, “нонконформизм” все равно звучит гордо; в прежнем же пафосе встречает посетителя и красный линялый плакат в том духе, что если вы еще на свободе, то это недоработка системы — слова подкреплены венчающим союзом серпа и молота. Символика тоже явно устарела: сегодняшняя “система” и не притворяется государством рабочих и крестьян, и не имеет, похоже, собственных амбиций всех загнать на нары — она, скорее, пытается угодить общественному — нашему — негодованию. Зато после серпов-молотов, внезапно вспыхивающих среди обклеенных афишами рок-концертов и расписанных нонконформистскими загогулинами стен, самые что ни на есть реальные фотографии и документы сначала представляются изделиями соц-арта. Строго говоря, все эти ужасы давным-давно приелись — и чудовищная скученность в камерах, и недокорм, и пытки… Ну, расписана поподробнее пытка “слоник”: на связанного пациента (“пациент” означает “страдалец”) надевают противогаз, передавливают шланг — такая рутина! Правда, когда в шланг пускают слезоточивый газ, а потом демонстрируют испытуемому в зеркале, каков он в украшениях из рвотных масс — здесь уже начинается психология, иногда именно это последняя капля… Эта последняя капля и убеждает посетителя выставки, что речь идет о полной гибели всерьез, и тогда уже развешенные по стенам и переборкам умничания Мишеля Фуко выглядят особенно вычурными и фальшивыми. Рассматривает картинки и диаграммы в основном нонконформистского вида молодежь, пожалуй, и без того всегда готовая сострадать жертвам государственной машины, не задумываясь о жертвах этих жертв. Но если подняться до высоты идеального государственного мужа, для которого важны не чувства, а результаты — удовлетворенность избирателя и налогоплательщика, — какие уроки можно извлечь из приводимых цифр? Что сидит у нас под миллион и даже криминально неблагополучные Соединенные Штаты тянутся-потянутся, а дотянуться не могут на целую четверть, — так это еще ничего не означает: может, надо пересажать не миллион, а десять миллионов, чтобы наконец перестали воровать и убивать. Что сидят уже и без того друг у друга на голове, недоедают, болеют — ну, так тюрьма и не курорт. Вслух об этом, конечно, нельзя, Совет Европы и все такое, но между своими-то можно и перемигнуться: чем больше всякой сволочи передохнет, тем спокойнее будет честным налогоплательщикам. Правда, среди посаженных масса народу полуслучайного, утянувшего какую-нибудь чепуху сдуру или с голоду — что ж, лес рубят… И вообще, важен принцип. Вон в образцово-показательной Англии в свое время укрепляли право собственности тем, что вешали за кражу булки — зато какое либеральное общество отгрохали! Однако в том-то и беда, что свирепость имеет свои плюсы, гуманность свои, но свирепость, прикрытая лицемерной гуманностью, чаще объединяет минусы, чем плюсы — как в том еврейском анекдоте: доски строгать, но класть строганым вниз. Британцы, вешая вора, действительно от него избавлялись, мы же своих преступников — озлобленных, окончательно утративших главный человеческий стержень, достоинство, и больных — рано или поздно все равно сажаем себе же на шею. Больные — казалось бы, нам-то что за дело? Однако цифры и факты убеждают, что дело нам до тюремных эпидемий самое прямое: благодаря беспорядочному лечению, в наших тюрьмах произросла новая разновидность туберкулезной палочки, которую не берут уже никакие лекарства. Факт этот зафиксирован Всемирной Организацией Здравоохранения, а несложные расчеты показывают, сколько добропорядочных налогоплательщиков унесет с собой один негодяй, подхвативший в тюрьме такую неуязвимую бациллу, и как скоро она выйдет не только за тюремные решетки, но и за пограничные столбы. Запад снова трепещет, многие специалисты уже признали, что поторопились отдать СПИДу титул чумы двадцать первого века. Короче говоря, все эти пышные образы — “отсечь зараженный член”, “выжечь каленым железом” — не более чем поэзия, ничего ни отсечь, ни выжечь невозможно: все болезни нашего общества — наши общие болезни. В одном месте загонишь их внутрь прямиком — они в другом выйдут боком. Вместе с тем, в демократическом обществе власть просто-напросто обязана считаться со страстным и вполне естественным желанием электората выместить на обидчиках свои ущербы и унижения, если даже власти понятно, что месть выйдет боком тому же электорату. Другое дело, надо ему, избирателю и налогоплательщику, разъяснять не раз, не два, не десять и не двадцать, что выбора у него нет, что если он не выведет “места лишения свободы” на терпимый гигиенический уровень, то наживет вместо одной язвы две — к язве криминальной присоединит язву моровую. Если этими разъяснениями станут заниматься не правозащитники, подозреваемые в том, что им лишь бы опустить государство, а там сквозь простого человека хоть трава не расти, но свои, нормальные мужики, — есть шанс, что “простой человек” в конце концов пойдет за собственной пользой, а не за местью. Вот только средствам массовой информации быстро надоест мусолить одну и ту же давно не пикантную давно не новость. Впрочем, и они знают вкусы своего потребителя: игрушка должна быть новой. Что жизнь не игрушка — об этом пусть болит голова у начальства. Наше дело только требовать. Клиент всегда правЧто обидно — тюремные ужасы, расползающиеся на всю страну, действительно можно умерить, это не теракты в Чечне, это работа респектабельных граждан. Ведь если пытки применяют, значит это кому-нибудь нужно? Значит кто-то хочет, чтобы они были? Среди людей служащих сладострастные садисты столь же редки, как и любые романтики: прагматичного чиновника гораздо больше чьих бы то ни было страданий волнует неудовольствие начальства. Сегодня же к начальственным голосам присоединились голоса избирателей. И эти справедливо возмущенные голоса требуют раскрывать, раскрывать и раскрывать, сажать, сажать и сажать. На открытии выставки “Человек и тюрьма” известный петербургский криминолог Я.Гилинский, много лет изучающий и тех, кого сажают, и тех, кто сажает, сообщил приятно изумленной публике, к каким выдающимся достижениям приводит требование стопроцентной раскрываемости: в благополучных странах раскрывают 40-45% преступлений, у нас же при всей бедности и неоснащенности — 75%! Браво! Бис! Вот только… Вот только возможное ли это дело?.. Пожалуй, что невозможное. Вернее сказать — разумеется же, невозможное. Зато требовать невозможного — самое верное средство превратить человека в стахановца-фальсификатора: малоперспективные дела — а много ли их, явно перспективных? — милиция всеми неправдами старается не регистрировать. И избиратель давно все понял — две трети пострадавших даже не пытаются обращаться в органы правопорядка. Иными словами, в собственной жизни народ вполне реалистически съеживается в пределы возможного — в абстракции, однако, оставаясь пылким идеалистом и требуя от государства незамутненного совершенства. Чтобы в результате получить только новые напасти — такова участь всех утопистов. Итак, электорат наседает на власть, власть наседает на милицию, милиция наседает на козлов отпущения, набивая ими трескающиеся по швам тюрьмы; “козлы”, зная, какие сроки и условия их ожидают, запираются с мужеством отчаяния, вынуждая следователей удваивать давление на подозреваемых, ибо истинно виновные не спешат являться с повинной… И творить все эти привычные бесчинства следователей в значительной степени подвигает система требований, система показателей, по которым оценивается их работа, — снижение преступности и стопроцентная раскрываемость. При этом, замотанные ежедневной борьбой за имитацию невозможного, они теряют квалификацию реальной работы — что еще неколебимее утверждает их в мнении: не посадишь — не выбьешь показаний, не выбьешь показаний — не раскроешь… При такой убежденности не просто корпоративный интерес, но буквально гражданский долг велит им противиться наконец-то приблизившейся судебной реформе, которая должна положить конец арестам без суда. И можно быть уверенным: требования, которые предъявляет к милиции общество, останутся для нее и дальше мощнейшим стимулом всячески давить на суды, чтобы они штамповали решения об аресте с той же легкостью, с какой их сегодня штампует прокуратура (если, конечно, речь идет не о влиятельной персоне, а о работяге, утащившем мешок муки у бывшего совхоза). Суд присяжных, если он наконец-то начнет выносить оправдательные приговоры тем, чья вина недостаточно доказана, — он тоже должен встретить сопротивление борющейся с преступностью корпорации. И выполнять при этом она будет, напоминаю, наш заказ. Чтобы изменить социальный заказ, нужно очень долго разъяснять заказчику утопичность его представлений, и пригодных для этого людей сколько угодно в самих органах правопорядка — им нужно только раскрепоститься. Даже и мне самому не профессиональные гуманисты, а нормальные майоры и полковники с благонадежнейшими южно-русскими фамилиями в один голос говорили, что не нужно набивать камеры всякой шушерой на несообразные сроки, пусть лучше она отработает на каких-нибудь малоприятных общественных работах. Организовать такие работы — нужно только захотеть. Я.Гилинский подтверждает, что в частных беседах милицейские чины “все понимают”, но — как показывают исследования — продолжают считать, что работу милиции следует оценивать все теми же старыми недобрыми показателями — уровень преступности и раскрываемости. Которые и впрямь были бы идеальными, если бы целиком находились во власти милиции. Да вот только в реальности-то она способна на них влиять лишь очень и очень частично… А какие же тогда показатели “правильные”, какие цифры на самом деле следует фальсифицировать нашим органам внутренних дел? Труднее всего, считает Я.Гилинский, подделать мнение “потребителя” — того же избирателя и налогоплательщика, только выражающего свое мнение не о заоблачных политических силах, вроде Думы и Президента, а о деятельности милиции в своем собственном микрорайоне. Наиболее демократическими из наших демократов давно муссируется примитивная, как все утопические конструкции, идея превратить государство в службу быта, обязанную вместо служения общественному целому обслуживать конкретных заказчиков, которых в подавляющем большинстве, конечно же, мало заботит стратегическое будущее страны. Но вот милиция — она в неизмеримо большей степени именно служба быта, над которой должен царить принцип “клиент всегда прав”: насколько население ей доверяет, насколько чувствует себя защищенным — настолько и хороша ее работа. Я.Гилинский со своими сотрудниками давно проводят эти отработанные исследования, и цифры получаются настолько удручающие, что даже не стану портить ими настроение читателю. Тем более что он наверняка и сам их носит в своем сердце. Однако. Хотя цифры получаются и низкие, но зато и разные. И вот за эту-то разницу и должны для начала бороться наши участковые и их начальники. За ее-то приросты и потери и следует их карать и поощрять. Если налогоплательщик звонит в милицию, что у соседей взламывают дверь, а детектив прибывает через шесть часов, если он пишет заявление с просьбой обуздать намордником соседского ротвейлера, покусавшего его болонку, но его мольба теряется в Лете, если у него на лестнице годами рассыпаны шприцы, а “барыга” продолжает благоденствовать, — этого не возместить никакими операциями “Вихрь”, “Тайфун” и “Торнадо”: клиента придется умасливать хотя бы показным усердием и лаской. У одного американского классика можно прочесть, как на патриархальном Юге шериф перед очередными выборами накладывает полную телегу арбузов и у каждого дома съедает с хозяином по куску — вот когда от райотделов милиции по нашим микрорайонам потянутся возы хотя бы с редькой… Ей-богу, от этого будет больше проку, чем от показной беспощадности. Или, по крайней мере, меньше вреда. Другие интересные материалы:
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
| |||||||||||||||
