Новости  О сервере  Структура  Адреса и ссылки  Книга посетителей  Форум  Чат Поиск по сайту

Кабинет нарколога _ Наркология on-line _ Прием доктора Пилюлькина _ Краткосрочная психотерапия в наркологии Ликбез _  Химия и жизнь _ Если друг оказался вдруг... _ Мифы и легенды _ Правдивые истории _ Частые вопросы _ Проверь себя _  Родительский уголок _ Родители родителям _ Ранняя диагностика _ Агитпросвет _ Место импульсивности в клинике наркологии  Закон сур-р-ов! _ Законы и нормативные документы _ Даешь систему! _  Сверхценные идеи _ Косые взгляды _ Глас народа _  Самопомощь _ Виртуальная группа _ Анонимные Наркоманы _ Сокрушающий курс _

Аддикции являются обязательными атрибутами цивилизации на протяжении всей ее истории. Их место и роль в социуме как «болезней цивилизации» очень многообразны и многофункциональны. Важно выделить качественно новую роль галопирующими темпами расширяющегося круга зависимостей как системных и эпидемических социальных недугов, бросающих вызов современной цивилизации.

П. Сидоров

В основе зависимого поведения лежит феномен аддикции (от англ. addiction — склонность, пагубная привычка). Аддикция представляет собой искусственное изменение своего психического состояния, осуществляемое химическим или нехимическим путем, с целью ухода от реальности. В результате человек начи­нает существовать в виртуальном, сюрреалистическом мире, не только не решая своих насущных проблем, но и останавливаясь в своем развитии, вплоть до де­градации.

Классификация аддикций, разработанная Ц.П. Короленко и Н.В. Дмитрие­вой (2000), подразделяет их на химические, нехимические и промежуточные формы.

Химические аддикции характеризуются наличием патологической зависи­мости от психоактивных веществ (ПАВ). Согласно Международной классифи­кации психических и поведенческих расстройств 10-го пересмотра, к числу ПАВ относятся: алкоголь, опиаты, каннабиноиды, кокаин, стимуляторы ЦНС, галлюциногены, летучие растворители, седативные и снотворные средства.

Нехимические формы включают в себя:

• гэмблинг (патологическую склонность к азартным играм);
• компьютерную аддикцию;
• аддикцию к трате денег;
• сексуальные аддикции (гомосексуализм, лесбиянство);
• работоголизм;
• ургентную аддикцию (стремление к состоянию постоянной нехватки времени);
• ддикцию отношений (патологическая склонность к определенному виду отношений).

В настоящее время круг нехимических зависимостей существенно расширил­ся за счет отнесения к ним «веселого автовождения» [McBride A.J., 2000], «состо­яний перманентной войны» и духовного поиска [Постнов В.В., Дереча В.А., Карпец В.В., 2004; Постнов В.В., Дереча В.А., 2004], спортивной, или аддикции упражнений |Murphu М.Н., 1993; Griffiths M.D., 1997; Kjelsasetal., 2003], техноло­гических аддикций к мобильным телефонам и просмотру телепередач [Griffiths M.D., 1995], Интернет- и компьютерных зависимостей [Гоголева А.В., 2002; Войскунский А.Е., 2004; Young K.S., Rodgers R.C., 1998], религиозного, полити­ческого, спортивного, национального фанатизма [Менделевич В.Д., 2003].

К промежуточным формам относятся аддикции к еде (нервная анорексия и булимия).

Этими же авторами выделен ряд общих для всех аддикций факторов, спо­собствующих их развитию. Сюда относятся:

1. Условия воспитания в детстве: формирование тревожности в младен­ческом возрасте, обусловленное высокими уровнями эмоциональной напряженности и тревоги у матери; психологические травмы в детстве (жестокое обращение, насилие, материнская депривация).
2. Особенности личности: низкая переносимость трудностей повседневной жизни; скрытый комплекс неполноценности; внешняя социабельность, сочетающаяся со страхом перед стойкими эмоциональными контакта­ми; стремление говорить неправду, обвинять других, уходить от ответст­венности; стереотипность поведения; тревожность.
3. Социальные факторы: дезинтеграция общества; дискриминация по ка­кому-либо признаку.

Наиболее распространенными формами зависимого поведения являются химические аддикции. В данном случае нашей целью является не описание клинических проявлений и методов лечения наркогенных заболеваний (алко­голизм, наркомания), а представление социальных и средовых факторов, вно­сящих наибольший вклад в их возникновение и развитие.

По мнению R. Desjarlais et al. (1995), ведущими социокультуральными фак­торами зависимости от психоактивных веществ являются: особенности нацио­нальной культуры и традиций; социально-экономическая ситуация; реклама потребления ПАВ.

Этнокультуральные факторы (первая группа) играют особое значение на этапе формирования первичной (психологической) зависимости от ПАВ. Среди них важнейшее место занимают: сложившееся в культуре каждого народа отношение к употреблению психоактивных веществ; отношение к лицам, злоупотребляющим ими; существующие традиции и стереотипы, связанные с потреблением ПАВ. Все эти факторы обусловлены историческими особенностями существования этносов, их религиозным мировоззрением, уровнем развития культуры. Например, в му­сульманских странах алкоголь практически не употребляется, поскольку это за­прещено Кораном; напротив, в христианских странах спиртное давно и прочно вошло в культуру, а порицается лишь неумеренность в его употреблении. Что каса­ется России, то в ней алкоголь, к сожалению, всегда занимал слишком большое место в традициях народа. По мнению В.Ю. Завьялова (1988), именно в России наиболее широк круг мотиваций потребления спиртного. К ним относятся:

• традиционная — алкоголизация, вошедшая в традицию;
• депривационно-аффективная — преодоление одиночества, заброшен­ности, тоски;
• гиперактивационная — для повышения силы и выносливости;
• псевдокультуральная — ритуализация употребления спиртного;
• субмиссивная — подчинение требованиям микросоциальной группы;
• макросоциальная — социальная незащищенность, ухудшение уровня жизни, безработица и т. п.;
• гедонистическая — получение удовольствия;
• астеническая — неумение преодолевать жизненные трудности;
• атарактическая — успокоение, снятие психического напряжения;
• семейно-бытовая — неблагополучие в семейной жизни;
• аутодеструктивная — имеющая характер протестного поведения;
• амбиционистская — стремление к самоутверждению.

Следует заметить, что в истории человечества появлялись и исчезали в тече­ние определенного времени тысячи обычаев. Употребление алкоголя — это обычай, который прочно вошел в нашу жизнь, несмотря на то, что во все эпохи и времена люди хорошо знали о скрытых в нем опасных последствиях.

Для русской культуры алкогольные обычаи — это исторически сложившие­ся и передаваемые из поколения в поколение формы употребления спиртных напитков с соответствующими духовными эквивалентами обыденного созна­ния и мировоззрения. Алкогольные обычаи выполняют две социальные функ­ции: стабилизируют утвердившиеся в данной среде отношения и формы упо­требления алкоголя и осуществляют воспроизводство этих отношений в жизни новых поколений.

Вместе с тем воплощением любых общественных традиций на уровне отдельной личности являются ее социальные установки — состояние готов­ности, базирующееся на опыте и оказывающее влияние на реакции индивида относительно всех объектов и ситуаций, с которыми он связан. Частным слу­чаем социальных установок являются алкогольные установки, регулирующие и опосредующие поведение человека в отношении алкоголя. Они могут быть позитивными, то есть создающими предрасположенность, готовность к упот­реблению спиртных напитков, или негативными, определяющими воздержа­ние от них. Формирование алкогольных установок (позитивных или негатив­ных) начинается уже в детском возрасте и протекает в направлении, отстаива­емом убеждающей коммуникацией.

Переход алкогольных обычаев в установку может осуществляться как осоз­нанно, так и неосознанно. Однако в обоих случаях результат один — превраще­ние обычая в установку влечет за собой автоматизм в ее соблюдении, субъектив­ную потребность в следовании ей, что обусловлено самой природой установки. В дальнейшем складывается словарь мотивов алкоголизации. Если алкоголь­ные установки определяют стратегию поведения, то мотивы — тактику в каж­дом конкретном случае. В норме можно говорить о первичной «реалистической» мотивации алкоголизации, когда спиртные напитки употребляются по празд­никам, при встрече с друзьями, в день рождения и т. д. Мотив — вербализация цели и программы, дающая возможность данному лицу начать определенную деятельность. Реалистическая мотивация алкоголизации предполагает наличие первичной, адекватной в социально-психологическом плане цели (праздники, дни рождения) и вторичной программы, включающей в себя употребление ал­коголя.

Возникающая при опьянении эйфория не является прямым следствием только интоксикации. Это психическое состояние, формируемое во многом ме­ханизмами само- и взаимоиндукции, содержание которого определяется ситуа­цией и зависит от общего уровня культуры личности. Если человеку под пред­логом какой-либо инъекции ввести внутривенно этанол, то можно наблюдать легкое возбуждение и повышение тонуса, сменяемое последующей релаксаци­ей и сонливостью без очерченного эмоционального компонента. В норме эйфо­рия является внутренним (и зависимым) следствием внешних социально-пси­хологических характеристик ситуации.

Определенные традиции, удовлетворяющие социальные потребности, мо­гут существовать необычайно долго. Американский антрополог D. Horton (1943) в свое время установил факт, что в первобытных обществах имеет место взаимосвязь между степенью алкоголизации и тревогой за обеспечение себя необходимыми условиями выживания. По мнению автора одной из известных классификаций алкоголизма Е. Jellinek, неправильно было бы объяснять упор­ную алкоголизацию любого народа только одними функциональными причи­нами. Совместное потребление алкоголя является не только фактом иденти­фикации с группой, но и служит в какой-то мере удовлетворению потребности солидарности с другими. Теории, пытающиеся выяснить устойчивость обыча­ев употребления алкоголя людьми с древнейших времен, безусловно, касают­ся и нашей страны, с определенными особенностями культуры, ее географи­ческого положения, климата, общественной психологии, религии.

В настоящее время в литературе по профилактике зависимостей появился тер­мин «склонность к злоупотреблению ПАВ». Термин «склонность» (подвержен­ность) впервые был введен в медицину P. Falconer (1965) для выражения индиви­дуальной врожденной тенденции к развитию или приобретению заболевания, то есть восприимчивости в обычном понимании, с одной стороны, и целой комбина­ции внешних обстоятельств, которые делают более или менее возможным разви­тие заболевания, — с другой. Таким образом, склонность к злоупотреблению ПАВ, включая алкоголь и наркотические вещества, — это результат действия всех фак­торов, имеющих отношение к риску и тяжести заболевания. Различия в склон­ности к зависимости обусловлены прежде всего генетическим полиморфизмом, влиянием личностных черт характера и воздействиями окружающей среды.

Фенотипические проявления, превышающие определенную точку на латент­ной шкале склонности, обозначаются как диагностические критерии. Чем боль­ше диагностических критериев соответствует ситуации, тем более человек от­носится к группе риска. В отношении употребления наркотиков ситуация опи­сывается едиными и неменяющимися критериями — да/нет. В отношении упо­требления алкоголя ситуация несколько усложняется, так как в нашей культуре алкоголь широко употребляется и трудно определить границу между употребле­нием и злоупотреблением.

Кроме того, негативной стороной отношения к спиртному в нашей стране является преимущественное употребление крепких напитков, причем в боль­ших дозах. Естественно, что такие традиции приводят к высокой распростра­ненности алкогольной зависимости среди населения.

Неблагоприятная социально-экономическая ситуация также способствует формированию химических аддикций. Ее конкретными проявлениями наибо­лее часто являются радикальные и стремительные (в историческом масштабе) социально-экономические реформы, резко изменяющие привычные жизнен­ные стереотипы; материальное расслоение социальных групп; тяжелое эконо­мическое положение и безработица; миграция сельских жителей в города, веду­щая к их аккультурации. Согласно данным историко-статистического анализа И.Н. Гурвича (2000), существует устойчивая связь между уровнем алкоголиза­ции населения и системными кризисами в России. Так, все четыре системных кризиса, пережитые страной в XIX—XX вв. (отмена крепостного права, Ок­тябрьская революция 1917 г., «оттепель» 1960-х гг. и «перестройка» середины 1980-х гг.), сопровождались ростом пьянства и алкоголизма.

По мнению Ц.П. Короленко (1994), социальные детерминанты химических аддикций в бывшем СССР и в современной России существенно различаются. Так, в условиях коммунистического режима предпосылками к формированию наркогенной зависимости были: низкий уровень личной свободы, монотон­ность каждодневной жизни, дефицит товаров народного потребления, инфор­мационный дефицит, преследования людей за их религиозные убеждения, ли­цемерие в семейном воспитании, социальная толерантность к злоупотреблению алкоголем, разрыв между социальной и личной жизнью.

В сегодняшней России основными социальными детерминантами стали: значительные изменения во всех сферах общественной жизни, ее нарастающий темп, исчезновение официальной идеологии, высокий уровень личной свободы, поляризация общества на бедных и богатых, необходимость принимать само­стоятельные решения, снижение уровня общественной безопасности. Следует заметить, что существенное значение в формировании зависимости от алкоголя и наркотиков имеют такие факторы, как значительное облегчение доступа наркотиков потребителю, связанное с открытостью границ, а также реклама потребления этих ПАВ. Она может быть как открытой, осуществляемой средст­вами массовой информации, так и скрытой (например показ сцен алкоголиза­ции или употребления других ПАВ в фильмах и спектаклях, их описание в кни­гах и журналах).

Значительная распространенность алкоголизма в большинстве стран мира заставляет настойчиво искать и пытаться обосновать причины злоупотребления алкоголем. Существует множество различных точек зрения и концепций, свя­занных с этиологией алкоголизма. В многочисленных научных исследованиях социально-психологических аспектов проблемы алкоголизма выделяется круг социально-психологических вопросов на уровне так называемого институцио­нального взаимодействия людей (личность — общество). Определенная группа причин, как мы отмечали выше, связывается с условиями современной жизни, процессами урбанизации, информационными перегрузками. Стрессовые воздействия оказывают не только миграция населения, но и «социальная мо­бильность», повышение ритмов жизни, ведущие к повышению психического напряжения, которое люди все в большей мере пытаются снизить с помощью алкоголя и наркотиков. С точки зрения социально-психологических функций алкоголь рассматривается как неадекватный посредник между личностью и об­ществом. В современном обществе алкоголь, с одной стороны, нередко высту­пает в роли универсального компенсатора, как средство снятия напряжения, обусловленного явлениями социального порядка (тяжелый физический труд, нестабильность общества, безработица); с другой — становится средством ухода от реальной действительности в форме эскапизма (индивидуального психоло­гического бегства личности от гнетущей социальной реальности).

Условно можно выделить две основные группы причин, способствующих развитию алкоголизма: причины, кроющиеся в аномалиях личности и особен­ностях организма индивида (наследственные, конституциональные, обменные, психологические и др.), и причины, заложенные в жизни общества.

Достоверно установлено, что распространенность алкоголизма коррелирует с характером общественного строя, его социальными особенностями и «куль­турно-бытовыми схемами». Считается, что алкоголизму благоприятствуют ма­териальная обездоленность, отсутствие постоянной работы и общая напряжен­ность социальных отношений. Однако основную причину алкоголизма многие авторы видят в утрате общественного контроля над алкогольными эксцессами. Урбанизация культуры привела к тому, что вне дома люди стали пить больше, чем дома (в связи с концентрацией множества людей на промышленных пред­приятиях, сокращением домашнего производства спиртных напитков и др.).

Социальным фактором, способствующим развитию алкоголизма, является урбанизация в связи с широкими социальными контактами, передачей дурных навыков, нарушением нравственного контроля в семье и др. Многие зарубеж­ные авторы считают, что с повышением материального благосостояния пьян­ство не уменьшается, а растет. Однако «алкоголизм от сытости» отличается большей контролируемостью поведения и относительной сохранностью соци­альной адаптации, чем «алкоголизм от бедности», характеризующийся сущест­венной прогредиентностью и асоциальностью. D. Henkel (1987), сопоставив группы безработных и работающих больных алкоголизмом, показал, что разви­тие заболевания у безработных в большинстве случаев было связано с жизнен­ными проблемами (отсутствие социальной перспективы, психические нагруз­ки, изоляция и др.), они чаще и в больших количествах употребляли алкоголь, чаще обнаруживали похмелье и попытки суицидов, чаще прибегали к наркоти­кам и не имели семьи. Развитие алкоголизма имеет как прямую, так и обратную связь с проблемой безработицы.

Существуют теории, рассматривающие алкоголизм как симптом различных форм невроза, когда лица с невротическим состоянием, принимая алкоголь, иллюзорно освобождаются от неуверенности, тревоги, неприспособленности.

Многие исследователи расценивают употребление алкогольных напитков как один из способов снять напряжение при нарушениях адаптационных меха­низмов, как средство подавить чувство напряжения, страха, вины. Наиболее четко и образно выразил эту мысль Е. Jellinek (1960). Анализируя роль социаль­ных факторов в развитии алкоголизма, он пишет, что общество подавляет жела­ния личности (путем прямого запрета, воспитания и другими мерами), если эти желания асоциальны.

Подавление желания вызывает напряжение, тревогу, чувство вины. Некото­рые способы устранения напряжения легальны и допускаются обществом, по­скольку не представляют социальной опасности. Например, танцы ослабляют сексуальное напряжение, спорт удовлетворяет стремление к агрессии, посеще­ние театра позволяет временно жить в ином мире, коллекционирование удов­летворяет потребность в обладании. Лучше всего снимает напряжение, отмеча­ет Е. Jellinek, ослабление «правосудия», которым является наше сознание. В частности, алкоголь как депрессант центральной нервной системы способс­твует расслаблению и снижает контроль.

Продуктивным представляется описание механизмов формирования аддиктивного образа жизни, выделенных на модели ранней алкоголизации и наркоти­зации подростков и молодежи, но в равной мере применимых к любым формам аддиктивного поведения и к любой половозрелой категории населения [Сидо­ров П.И., 1995, 2005].

• Механизм анонимности, или неспецифичности действия негативных причин и условий, проявляется в том, что независимо от природы этих факторов (социальной или биологической, психологической или мо­ральной), искажающих психологическое развитие и нравственное ста­новление личности подростков в условиях деструкции социальной среды, они приводят к одному результату — быстрому развитию поли­морфного аддиктивного поведения и социальной дезадаптации, мини­мально отражаясь в особенностях формирования отдельных нозологи­ческих форм.
• Механизм генерализации, или расширенного воспроизводства негатив­ных факторов в генезе аддиктивного поведения, заключается в том, что степень его выраженности обратно пропорциональна возрасту, в кото­ром начинается проявление нарушающего онтогенез воздействия. Чем раньше обнаружатся отрицательные биологические или социальные фак­торы, тем выше риск накопления к подростково-юношескому возрасту критической их концентрации, дезадаптирующей личность. Например, в формировании раннего алкоголизма у подростков с резидуально-органи-ческой церебральной недостаточностью рано обнаруживаются признаки задержки психического развития, что предопределяет, в свою очередь, школьную дезадаптацию и асоциальное поведение, и т. д.
• Механизм псевдоадаптации. Абсолютное большинство злоупотребля­ющих алкоголем или токсикантами подростков выявляли патологи­ческую отягощенность преморбида (органическая церебральная недо­статочность, формирующиеся психопатии и патохарактерологические развития и др.), имеющую преимущественно астеноапатический и ас-тенодепрессивный радикал. У этой* группы несовершеннолетних ал­коголь на короткое время вызывал бодрость и активность, смелость и уверенность в себе. Стимулирующе-растормаживающий эффект этано­ла создавал иллюзию адаптации и самореализации (псевдоадаптации), приводя к накоплению алкогольных проблем и последствий. Ранняя алкоголизация, как практически обязательный компонент большинс­тва форм отклоняющегося поведения, быстро приводила к астенизации личности или усугубляла уже имеющуюся астенизацию и дезадаптацию. Описанный механизм псевдоадаптации (первичный и вторичный) мож­но считать общим для девиантного контингента подростков.
• Механизм деформации. Большинство «трудных» подростков не имели нормального семейного воспитания: отсутствовал контроль за их обуче­нием, недостаточно поощрялось развитие интеллекта и формирование нравственных ценностей. У них рано утрачивался интерес к учебе. Это неизбежно приводило к отсутствию у подростков социально значимых установок, узкому кругу и неустойчивости интересов, отсутствию увлече­ний и духовных запросов, уходу от ответственных ситуаций и решений. Формировалась такая направленность личности, в основе которой лежала неспособность подростков к сложной деятельности, с упрощением и пе­рестройкой иерархии мотивов поведения в плане готовности к злоупот­реблению алкоголем. Происходило уплощение, деформация личности. Складывалась алкогольная личность, еще до болезни слепо и некритично воспринимающая все взгляды и нормы алкогольной группы. При более широком подходе можно говорить о формировании изначально аструк-турной [Бехтель Э.Е., 1986] личности, имеющей равно высокий риск са­мореализации в любой форме аддиктивного поведения. Расстройства личности в подростковом возрасте Ю.В. Попов (1988) считает ведущим условием развития саморазрушающих (как в биологическом, так и в пси­хологическом отношении) типов поведения (делинквентность, ранняя алкоголизация, токсикоманйческое и суицидальное поведение).
• Механизм индукции. На начальном этапе формирования алкоголизма позволительно говорить о психогенном (в широком смысле этого по­нятия) формировании симптомов зависимости, об утрате контроля за формой потребления и формой опьянения (включая изначальные ут­ренние приемы небольших доз алкоголя). Гротескные, индуцированные симптомы «клиники до болезни» имитируют и потенцируют начальные биологические проявления заболевания. Этот механизм реализуется во многом за счет известных подростковых реакций группирования и ими­тации (Личко А.Е., 1987) и легко узнаваем в любой форме аддиктивного поведения.

Перейдем к обсуждению относительно новых для нашей страны нехимиче­ских аддикций. В первую очередь, рассмотрим проблему гемблинга.

Под этим термином понимается патологическая склонность к азартным иг­рам. Следует заметить, что этот феномен выделен в качестве отдельной диагнос­тической категории в разделе «Расстройства привычек и влечений» в Междуна­родной классификации психических и поведенческих расстройств 10-го пере­смотра и «заключается в частых повторных эпизодах участия в азартных играх, что доминирует в жизни субъекта и ведет к снижению социальных, профессио­нальных, материальных и семейных ценностей, не уделяется должного внима­ния обязанностям в этой сфере».

Ц.П. Короленко и Т.А. Донских (1990) выделяют ряд признаков, характер­ных для азартных игр как одного из видов аддиктивного поведения. К ним от­носятся:

1)  постоянная вовлеченность, увеличение времени, проводимого в ситуации игры;

2)  изменение круга интересов, вытеснение прежних мотиваций игровой, постоянные мысли об игре, преобладание и воображение ситуаций, связанных с игровыми комбинациями;

3)  «потеря контроля», выражающаяся в неспособности прекратить игру как после большого выигрыша, так и после постоянных проигрышей;

4)   состояния психологического дискомфорта, раздражения, беспокойства, развивающиеся через сравнительно короткие промежутки времени после оче­редного участия в игре, с труднопреодолимым желанием снова приступить к игре. Такие состояния по ряду признаков напоминают состояния абстиненции у наркоманов, они сопровождаются головной болью, нарушением сна, беспо­койством, сниженным настроением, нарушением концентрации внимания;

5)   характерно постепенное увеличение частоты участия в игре, стремление к все более высокому риску;

6)   периодически возникающие состояния напряжения, сопровождающиеся игровым «драйвом», все преодолевающим стремлением найти возможность участия в азартной игре;

7)   быстро нарастающее снижение способности сопротивляться соблазну. Это выражается в том, что, решив раз и навсегда «завязать», при малейшей про­вокации (встреча со старыми знакомыми, разговор на тему игры, наличие ря­дом игорного заведения и т. д.) гемблинг возобновляется.

Страсть к азартным играм всегда в той или иной степени встречалась в об­ществе. В частности, психология «игрока» была блестяще описана классиками русской литературы А.С. Пушкиным, Ф.М. Достоевским, Л.Н. Толстым. В годы советской власти азартные игры подвергались официальному запрету и осужде­нию. По мнению Л.Н. Юрьевой (2002), широкому распространению этой фор­мы зависимого поведения в современной России и других странах постсовет­ского пространства способствует то, что страсть к легкой наживе стала всеобщей, морально допустимой, общественно одобряемой и интенсивно пропагандируе­мой СМИ и другими инструментами рекламы.

Кроме того, к резкому повышению распространенности азартных игр ведет ситуация социально-экономического кризиса и нестабильности. Примером тому служат данные, полученные в США в период «великой депрессии», когда страх перед проигрышем отступал перед страхом жизни. В нашей стране, согласно ре­зультатам исследования, проведенного журналом «Эксперт», 80% опрошенных представителей среднего класса были готовы пойти на риск участия в азартных играх, чтобы добиться желаемого обогащения [Клин Ж., 2000].

Основными мотивами вовлечения в азартные игры и последующего форми­рования гемблинга являются, в первую очередь, потребность в преодолении собственных психологических и эмоциональных проблем, а также попытка ликвидировать свои финансовые долги и стремление к легкой наживе в целом.

С психопатологической точки зрения гемблинг является расстройством влечений, направленным на уход от реальной действительности, при этом неа­декватная вера в выигрыш отражает подсознательное желание неограниченного удовлетворения своих потребностей. Игра представляет собой своеобразную психологическую защиту, помогающую уйти от сложностей жизни и необходи­мости предпринимать конкретные действия.

К сожалению, мы не располагаем данными о количестве лиц, страдающих гемблингом, в нашей стране. Поэтому можно сослаться лишь на сведения зару­бежной литературы, согласно которым в США более 5 млн человек относятся к патологическим игрокам, а еще 15 млн — к группе риска. По данным

R.A. Volberg (1996), в США 5% населения относится к аддиктивным игрокам, жизнь которых полностью зависит от игровых автоматов. В других индустри­ально развитых странах (Италия, Франция) патологической страстью к азарт­ным играм страдает 2—3% населения. Можно предположить, что в России число таковых, по крайней мере, не меньше.

Американский исследователь R.L. Custer (1984) выделил три стадии разви­тия гемблинга: выигрышей, проигрышей и разочарования.

Стадия выигрышей характеризуется следующими признаками: случайная игра, частые выигрыши, воображение предшествует и сопутствует игре, более частые случаи игры, увеличение размера ставок, фантазии об игре, очень круп­ный выигрыш, беспричинный оптимизм. Для стадии проигрышей характерны: игра в одиночестве, хвастовство выигрышами, размышления только об игре, за­тягивающиеся эпизоды проигрышей, неспособность остановить игру, одалжи­вание денег на игру, ложь и сокрытие от друзей своей проблемы, уменьшение заботы о семье или супруге, уменьшение рабочего времени в пользу игры, отказ платить долги, изменения личности — раздражительность, утомляемость, необ­щительность, тяжелая эмоциональная обстановка дома, очень большие долги, созданные как законными, так и незаконными способами, неспособность оплатить долги, отчаянные попытки прекратить играть. Признаками стадии разочарования являются: потеря профессиональной и личной репутации, значи­тельное увеличение времени, проводимого за игрой, и размера ставок, удаление от семьи и друзей, угрызения совести, раскаяние, ненависть к другим, паника, незаконные действия, безнадежность, суицидальные мысли и попытки, арест, развод, злоупотребление алкоголем, эмоциональные нарушения, уход в себя.

В.В. Зайцев и А.Ф. Шайдулина (2003) описали развитие фаз, составляющих так называемый игровой цикл, понимание которого важно для формирования психотерапевтических стратегий.

Фаза воздержания характеризуется уходом от игры из-за отсутствия денег, давления микросоциального окружения, подавленности, вызванной очередной игровой неудачей.

Фаза «автоматических фантазий» — учащаются спонтанные фантазии об игре. Гемблер проигрывает в своем воображении состояние азарта и предвку­шение выигрыша, вытесняет эпизоды проигрышей. Фантазии возникают спон­танно или под влиянием косвенных стимулов.

Фаза нарастания эмоционального напряжения. В зависимости от индивиду­альных особенностей возникает тоскливо-подавленное настроение, раздражи­тельность, тревога. Иногда это настроение сопровождается усилением фанта­зий об игре. В ряде случаев оно воспринимается пациентом как бессодержательное и даже направленное в сторону от игры и замещается повы­шением сексуального влечения или интеллектуальными нагрузками.

Фаза принятия решения играть. Решение приходит двумя путями: а) пациент под влиянием фантазий в «телеграфном стиле» планирует способ реализации своего желания. Это «очень вероятный для выигрыша», по мнению гемблера, вариант игрового поведения. Характерен для перехода первой стадии заболева­ния во вторую; б) решение играть приходит сразу после игрового эпизода. В его основе лежит иррациональное убеждение в необходимости отыграться. Этот механизм характерен для второй и третьей стадий заболевания.

Фаза вытеснения принятого решения. Интенсивность осознаваемого больным желания играть уменьшается, и возникает «иллюзия контроля» над своим поведе­нием.

В это время может улучшиться экономический и социальный статус гемб-лера. Сочетание этих условий приводит к тому, что пациент без осознаваемого риска идет навстречу обстоятельствам, провоцирующим игровой срыв (большая сумма денег на руках, прием алкоголя, попытка сыграть для отдыха и т. д.).

Фаза реализации принятого решения. Для нее характерно выраженное эмоци­ональное возбуждение и интенсивные фантазии о предстоящей игре. Часто гем-блеры описывают это состояние как «транс», «становишься как зомби». Не­смотря на то, что в сознании пациента еще возникают конструктивные возражения, они тут же отметаются иррациональным мышлением. У игрока до­минируют ложные представления о возможности контролировать себя. Игра не прекращается, пока не проигрываются все деньги. Затем следует фаза воздержа­ния и начинается новый цикл.

Следует особо отметить, что лица с патологической склонностью к азарт­ным играм нуждаются в квалифицированной психиатрической помощи с ак­центом на психотерапевтические и психосоциальные методы лечения.

Другой приметой нашего времени стало появление такого вида поведенче­ской зависимости, как компьютерная аддикция. Ее возникновение напрямую связано с огромным научно-техническим достижением — массовой компьюте­ризацией большинства сфер нашей жизни. Благодаря этому достижению совер­шен буквально прорыв в будущее, осуществлены небывалые по масштабам на­учные проекты, да и в быту персональный компьютер стал неотъемлемой частью нашего существования.

Вместе с тем понадобилось не так уж много времени, чтобы проявились и негативные стороны взаимодействия человека и компьютера. По материалам исследований Л.П. Гурьевой (1993), к ним относятся следующие:

— снижение интеллектуальных возможностей при решении элементарных задач. Так, использование некоторых функций компьютера, например, «про­верка орфографии», «математические действия», препятствует усвоению эле­ментарных школьных знаний;

— снижение гибкости познавательных процессов;

— чрезмерная психическая вовлеченность в работу или в игры с компью­тером;

— деформация личностной структуры;

— появление деструктивных форм поведения.

Хотелось бы обратить особое внимание на параметр «чрезмерной психиче­ской вовлеченности», в наибольшей степени способствующий развитию ком­пьютерной аддикции. Ее сутью является появление у человека патологической, непреодолимой тяги к использованию компьютера, в частности Интернета. У таких людей с компьютерной зависимостью стирается грань между реальной и виртуальной жизнью, причем последняя становится более значимой, чем ре­альная.

Компьютерной зависимости наиболее подвержены подростки и молодые люди мужского пола. В подтверждение этого можно привести данные S. Fisher (1994), согласно которым в развитых странах число школьников с компьютер­ной аддикцией составляет 6%. В одной из наиболее технически развитых стран — Японии — уже описан новый психопатологический синдром «отаку», характеризующийся выраженными нарушениями личностного развития под­ростков и юношей, наступившими вследствие их патологического погружения в мир виртуальной реальности. В постсоветских странах, несмотря на меньший по сравнению с ведущими странами мира уровень компьютеризации, заболева­емость этим видом аддикции растет еще более высокими темпами. Так, по ре­зультатам обследования школьников г. Одессы (Украина), доля лиц, страда­ющих компьютероманией, составила 15,5% [Мельник Э.В., 1998].

Современные классификации компьютерной зависимости выделяют два основных ее вида: компьютероманию и интернет-зависимость.

Начнем с компьютеромании — патологической зависимости от работы с компьютером. Отечественными исследователями Н.И. Алтуховым и К.Ю. Гал­киным (2000) описаны основные клинические проявления данной аддикции.

1. Изменение психического состояния (появление эйфории) при контакте или в предвкушении контакта с компьютером.
2. Исчезновение контроля за временем при работе с компьютером.
3. Стремление к увеличению времени взаимодействия с компьютером.
4. Психологический дискомфорт (раздражение, угнетенность, ощущение «пустоты») при невозможности работы с компьютером.
5. Вегето-висцеральные нарушения при невозможности работы с компью­тером (исчезновение аппетита, потливость либо сухость кожных покро­вов и т. п.).
6. Использование компьютера для улучшения своего настроения, пере­ключения с беспокоящих проблем, то есть для искусственного измене­ния своего психического состояния.
7. Возникновение проблем в межличностных отношениях в микросоци­альных группах.

Еще более распространенным видом компьютерной аддикции является ин­тернет-зависимость, наиболее полно описанная в нашей литературе В.А. Буро­вой и В.И. Есауловым (2000).

Согласно данным авторов, к числу основных мотиваций ухода от реально­сти с помощью Интернета относятся: анонимное общение с людьми, реализа­ция недостижимых в реальной жизни фантазий, возможность быть самим со­бой, отбросив моральный и этический контроль; отождествление себя с желаемыми персонажами, неограниченный выбор собеседников и их быстрая смена в любом уголке мира, неограниченный доступ к любой информации, ощущение собственного могущества.

Предвестниками интернет-зависимости являются навязчивое стремление постоянно проверять электронную почту, увеличение времени, проводимого в Сети, и эйфорическое состояние перед очередным онлайн-сеансом.

Этими же авторами разработаны критерии диагностики интернет-зависи­мости, согласно которым заболевание может быть диагностировано при нали­чии трех или более из перечисляемых ниже признаков, постоянно присутству­ющих в течение последних 12 месяцев.

Первая группа симптомов характеризуется изменениями толерантности и оп­ределяется постоянно увеличивающейся потребностью во все большем количе­стве времени работы в Сети для достижения удовлетворения, а также его сниже­нием от пребывания в Сети в течение того же промежутка времени, что и ранее.

Вторая фуппа симптомов характеризует феномен абстиненции и включает в себя симптомы, возникающие в период от нескольких дней до одного месяца после прекращения (уменьшения длительности) работы в Сети. Сюда входят: психомоторное возбуждение, тревога, навязчивые мысли и фантазии об Интер­нете, произвольные или непроизвольные «печатающие» движения пальцев рук.

Наличие хотя бы двух таких симптомов служит причиной нарушений соци­ального функционирования пациента. Возобновление же работы Сети способс­твует исчезновению или уменьшению симптомов абстиненции.

Другими симптомокомплексами интернет-зависимости являются:

— периоды работы в Сети оказываются более длительными и/или частыми, чем изначально планировалось;

— наличие непреодолимого желания и безуспешные попытки ограничить работу в Интернете;

— увеличение количества времени, посвященного имеющей отношение к Интернету деятельности;

— прекращение или резкое сокращение других видов деятельности (семей­ных, служебных, развлекательных);

— продолжение работы в Сети, несмотря на появление социально-психоло­гических проблем (депривация сна, супружеские проблемы, пренебрежение служебными обязанностями и пр.).

М. Orzack (1998) выделила следующие психологические и физические сим­птомы, характерные для интернет-зависимости.

Психологические симптомы:

• хорошее самочувствие или эйфория за компьютером;
• невозможность остановиться;
• увеличение количества времени, проводимого за компьютером;
• пренебрежение семьей и друзьями;
• ощущения пустоты, депрессии, раздражения, будучи не за компьютером;
• ложь работодателям или членам семьи о своей деятельности;
• проблемы с работой или учебой.

Физические симптомы:

• синдром карпального канала (туннельное поражение нервных стволов руки, связанное с длительным перенапряжением мышц);
• сухость в глазах;
• головные боли по типу мигрени;
• боли в спине;
• нерегулярное питание, пропуск приемов пищи;
• пренебрежение личной гигиеной;
• расстройства сна, изменение режима сна.
• Согласно исследованиям К. Young (1998), опасными сигналами или пред­вестниками интернет-зависимости являются:
• навязчивое стремление постоянно проверять электронную почту;
• предвкушение следующего сеанса онлайн;
• увеличение количества денег, расходуемых на онлайн.

К. Young (1998) охарактеризовала пять основных типов интернет-зависи­мости:

1) обсессивное пристрастие к работе с компьютером (играм, программированию или другим видам деятельности);

2) компульсивная навигация www, поиск в удаленных базах данных;

3) патологическая привязанность к опосредствованным Интернетом азарт­ным играм, онлайновым аукционам или электронным покупкам;

4) зависимость от социальных применений Интернета, то есть от общения в чатах, групповых играх или телеконференциях, что в итоге может привести к замене имеющихся в реальной жизни семьи и друзей виртуальными;

5) зависимость от «киберсекса», то есть от порнографических сайтов в Ин­тернете, обсуждения сексуальной тематики в чатах или закрытых группах «для взрослых».

Распространенность этого расстройства составляет от 1 до 5% населения, причем более подвержены ему гуманитарии и люди, не имеющие высшего обра­зования, нежели специалисты по компьютерным сетям [Griffiths M.D., 2000].

Таким образом, оба вида компьютерной аддикции отвечают всем клиниче­ским критериям патологической зависимости и на полном основании могут быть отнесены к поведенческим расстройствам, требующим специализирован­ной психиатрической помощи.

Существует несколько видов аддикций отношений: «по интересам», любов­ные, избегания, сексуальные, — связанных между собой. У них общие предпо­сылки возникновения: проблемы с самооценкой, неспособность любить себя, трудности в установлении функциональных границ между собой и другими. Поскольку такие лица не могут установить границы своего «я», то у них отсут­ствует способность к реальной оценке окружающих. Для этих людей существу­ют проблемы контроля — они позволяют контролировать себя или пытаются контролировать других. Характерны навязчивость в поведении, в эмоциях, тре­вожность, неуверенность в себе, импульсивность действий и поступков, пробле­мы с духовностью, трудность в выражении интимных чувств [Короленко Ц.П., Дмитриева Н.В., 2000].

В чистом виде эта аддикция характеризуется привычкой человека к опреде­ленному типу отношений. Аддикты отношений создают «группу по интересам». Члены этой группы постоянно и с удовольствием встречаются, ходят друг к дру­гу в гости, где проводят много времени. Жизнь между встречами сопровождает­ся постоянными мыслями о предстоящем свидании с друзьями.

Следует отметить, что привязанность человека к определенной группе мо­жет перейти в аддикцию отношений. Реабилитационные терапевтические сооб­щества, такие как АА (анонимные алкоголики), АН (анонимные наркоманы) и др., при всей безусловной пользе в плане воздержания от приема ПАВ делают их членов аддиктами общения в данном сообществе. Выход из сообщества, как правило, заканчивается рецидивом [Егоров А.Ю., 2005].

Любовная аддикция — это аддикция отношений с фиксацией на другом чело­веке, для которой характерны отношения, возникающие между двумя аддиктами. Такие отношения называют соаддиктивными, или созависимыми. Наиболее ха­рактерные соаддиктивные отношения развиваются у любовного аддикта с аддиктом избегания. При таких отношениях на первый план выступает интенсивность эмоций и их экстремальность как в положительном, так и в отрицательном отно­шении. В принципе созависимые отношения могут возникнуть между родителем и ребенком, мужем и женой, друзьями, профессионалом и клиентом и т. д.

Признаки любовных аддикции, описанные Ц. П. Короленко и Н. В. Дмитрие­вой (2000), заключаются в следующем:

1.  Тратится непропорционально много времени и внимания на человека, на которого направлена аддикция.

2.  Аддикт находится во власти переживания нереальных ожиданий в отно­шении другого человека, находящегося в системе этих отношений, без критики к своему состоянию.

3.  Любовный аддикт забывает о себе, перестает о себе заботиться и думать о своих потребностях вне аддиктивных отношений. Это распространяется и на отношение к родным и близким. У аддикта имеются серьезные эмоциональные проблемы, в центре которых стоит страх, который он старается подавить.

Признаки аддикции избегания:

1.   Уход от интенсивности в отношениях со значимым для себя человеком (любовным аддиктом). Аддикт избегания проводит время в другой компании, на работе, в общении с другими людьми. Он стремится придать отношениям с любовным аддиктом «тлеющий» характер. Налицо амбивалентность отноше­ний с любовным аддиктом — они важны, но он их избегает. Он не раскрывает себя в этих отношениях.

2.   Стремление к избеганию интимного контакта с использованием техник психологического дистанцирования. На уровне сознания у аддикта избегания находится страх интимности. Аддикт избегания боится, что при вступлении в интимные отношения он потеряет свободу, окажется под контролем. На подсо­знательном уровне это страх покинутости. Он приводит к желанию восстано­вить отношения, но держать их на дистантном уровне.

Любовный аддикт и аддикт избегания тянутся друг к другу вследствие «зна­комых» психологических черт. Несмотря на то, что черты, привлекающие у дру­гого, могут быть неприятными, вызывать эмоциональную боль, они привычны с детства и напоминают ситуацию переживаний детства. Возникает влечение к знакомому. Оба вида аддиктов обычно не увлекаются неаддиктами. Они кажут­ся им скучными, непривлекательными; они не знают, как себя с ними вести [Егоров А. Ю., 2005].

Сексуальные аддикции относятся к скрытым, замаскированным аддикциям. Это связано с социальными табу на обсуждение данной тематики. Чем более закрыта, табуирована эта тематика, тем меньше выявляется аддикций. Таким образом, сексуальные аддикции всегда должны рассматриваться в транскульту-ральном плане.

Ц.П. Короленко и Н.В. Дмитриева (2000) подраздляют сексуальные аддик­ции на ранние, которые начинают формироваться очень рано на фоне общего аддиктивного процесса, и поздние, пришедшие на смену другой формы аддик­тивного поведения.

Признаками сексуальной аддикции являются:

1. Повторяющаяся потеря контроля над своим сексуальным поведением.
2. Продолжение такого сексуального поведения, несмотря на вредные последствия.

В обзоре J. Schneider, R. Irons (2001) обобщены данные многих исследовате­лей о сосуществовании сексуальной аддикции с другими химическими и нехи­мическими зависимостями (от 50 до 75% случаев).

Работоголизм является бегством от реальности посредством изменения свое­го психического состояния, которое в данном случае достигается фиксацией на работе. Причем работа не представляет собой того, что она выполняет в обыч­ных условиях: работоголик не стремится к работе в связи с экономической не­обходимостью, работа не является и одной из составных частей его жизни — она заменяет собой привязанность, любовь, развлечения, другие виды активности [Короленко Ц.П., 1993].

Одной из важных особенностей работоголизма является компульсивное стремление к постоянному успеху и одобрению со стороны окружающих. Аддикт испытывает страх потерпеть неудачу, «потерять лицо», быть обвиненным в некомпетентности, лености, оказаться хуже других в глазах начальства. С этим связано доминирование в психологическом состоянии чувства тревоги, которое не покидает работоголика ни во время работы, ни в минуты непродолжительно­го отдыха, который не бывает полноценным из-за постоянной фиксации мыс­лей на работе. Работоголик становится настолько фиксированным на работе, что постоянно отчуждается от семьи, друзей, все более замыкаясь в системе собственных переживаний.

G. Porter (1968) выделяет такие характерные для любого аддикта свойства работоголика, как ригидное мышление, уход от действительности, прогресси­рующую вовлеченность и отсутствие критики.

В современной науке о спорте принято различать спорт для здоровья (или то, что раньше называлось физической культурой) и спорт высших достижений. Кроме того, следует выделить и экстремальные виды спорта. Именно спорт вы­сших достижений и экстремальный спорт несут в себе наибольший аддиктив-ный потенциал.

В последние десятилетия появляются публикации, посвященные аддикции упражнений, или спортивной аддикции. В обзоре, посвященном аддикции упраж­нений, М. Murphy (1993) указывает на три психофизиологических объяснения возникновения аддикции упражнений: термогеническая гипотеза, катехолами-новая гипотеза и эндорфиновая гипотеза. Термогеническая гипотеза предполага­ет, что упражнения увеличивают температуру тела, что снижает тонус мышц и снижает соматическую тревогу. Катехоламиновая и эндорфиновая гипотезы находятся в русле современных воззрений на нейрофизиологическую и нейро-фармакологическую природу возникновения всех химических зависимостей.

В современной литературе имеются описания клинических случаев возник­новения спортивной аддикции при занятиях разными видами спорта, включая то, что мы называем физкультурой. Так, в работе Е. Kjelsas et al. (2003) с помо­щью специального опросника на аддикцию упражнений было показано, что у женщин существует прямая зависимость между количеством часов в неделю, уделяемых спорту, и риском развития зависимости.

Что касается занятий экстремальными видами спорта, то следует признать, что это возможный путь создания социально приемлемой формы зависимости при проведении профилактической и реабилитационной работы у детей и под­ростков с аддиктивным поведением. Вместе с тем следует помнить, что спор­тивная аддикция, как и любая другая зависимость, легко может менять форму и переходить в другую, в том числе и химическую. Вероятно, именно с этим свя­зан высокий процент алкоголизма и наркомании среди бывших спортсменов. Поэтому экстремальный спорт может быть признан альтернативой химической зависимости, но альтернативой, таящей в себе определенную опасность [Его­ров А. Ю. и соавт., 2004].

Аддикция к трате денег была описана и типизирована W. McElrou и соавт. (1995). Авторы предложили четыре критерия этой аддикции, причем для диа­гностики достаточно наличия одного из них:

• часто возникает озабоченность покупками или внезапные порывы что-нибудь купить, ощущаемые как непреодолимые, навязчивые и/или бес­смысленные;
• регулярно совершаются покупки не по средствам, часто покупаются ненужные вещи, хождение по магазинам занимает значительно больше времени, чем изначально планировалось;
• озабоченность покупками, внезапные порывы купить или связанные с этим особенности поведения сопровождаются ярко выраженным дисстрессом, неадекватной тратой времени, становятся серьезной помехой как в повседневной жизни, так и в профессиональной сфере, или влекут за собой финансовые проблемы (например долги или банкротство);
• чрезмерное увлечение покупками или хождением по магазинам необяза­тельно проявляется в периоды гипомании или мании.

A. Faber и М. O′Guinn (1992) сообщают, что этим видом аддикции страдает 1,1% населения, средний возраст составляет 39 лет. Аддикция к трате денег на­чинается обычно в возрасте 30 лет, ею страдают преимущественно женщины (92% из всех аддиктов). R. Miltenberger et al. (2003) сообщают, что аддикция к покупкам начинается в более молодом возрасте — средний возраст обследован­ных ими женщин составил 17,5 года. D. Black (1996) приводит данные, что эта аддикция встречается у 2—8% в общей популяции, из которых женщины состав­ляют 80-95%.

Ургентная аддикция проявляется в привычке находиться в состоянии посто­янной нехватки времени. Пребывание в каком-то ином состоянии способствует развитию у человека чувства дискомфорта и отчаянья [Короленко Ц.П., Дмит­риева Н.В., 20001.

Духовный поиск как форма нехимической аддикции была описана В.В. Пост­новым и В.А. Деречей (2004) на основании наблюдений за больными алкого­лизмом, находившимися в ремиссии и в процессе психотерапевтических за­нятий пытавшихся освоить различные духовные практики. При этом никто из больных не связывал эти занятия с реабилитационной программой, считая свои проблемы с алкоголизмом «уже решенными». Все больные по несколько раз до алкогольного срыва успели поменять направление «духовных поисков». Еще одной способностью этих больных был неизбежный срыв ремиссии пос­ле этапа выраженных расстройств адаптации в виде нарастания межличност­ных конфликтов, нервозности, раздражительности и вспышек немотивиро­ванной агрессии.

Направления духовного поиска были самые различные: группы личностно­го роста, холотропное дыхание, телесноориентированная терапия, группы встреч, эзотерические и религиозные знания.

Состояние перманентной войны как форма аддиктивного поведения было описано теми же авторами у больных алкоголизмом ветеранов боевых действий, находившихся в состоянии ремиссии. Будучи в ремиссии, эти лица стремились к созданию опасных ситуаций, неоправданного риска («хотелось встряхнуться, давно не воевал»). В этих ситуациях больные нередко совершали асоциальные и опасные криминальные действия.

К промежуточным формам аддикции относятся переедание и голодание. Первая форма распространена чаще. В литературе можно встретить расшири­тельное толкование пищевых аддикций, куда относят и нервную анорексию, и булимию. Существует точка зрения, что пищевые расстройства по своей сути есть исключительно женский вариант аддикции, в то время как химическая за­висимость и гемблинг — более мужские. Однако, несмотря на то, что расстрой­ства пищевого поведения (нервная анорексия и булимия) действительно значи­тельно чаще встречаются у женщин, чем у мужчин, такая точка зрения не выдерживает критики, поскольку фактически миллионы женщин страдают от химической зависимости, а случаи пищевых нарушений встречаются и у муж­чин. Кроме того, следует заметить, что нельзя смешивать расстройства пищево­го поведения и пищевые аддикции.

По мнению А.Ю. Егорова (2005), нервная анорексия и булимия являются иными психопатологическими феноменами, нежели аддикция к еде. Причина нервной анорексии — это, как правило, дисморфофобические переживания, свя­занные с недовольством собственной внешностью, в том числе и излишним ве­сом. «Недостатки фигуры», с точки зрения больного, настолько бросаются в глаза окружающим, что они всячески «дают понять», насколько они уродливы и отвра­тительны. Булимия встречается как психопатологический симптом в рамках раз­нообразных психических расстройств: органических заболеваний головного моз­га, умственной отсталости, шизофрении и т. д. В основе же возникновения пищевой аддикции, как и любой другой, лежит положительное эмоциональное подкрепление, которое вызывается перееданием или голоданием.

Знание всей панорамы и прогнозирование вариантов аддикции необходимы в профилактике и лечебно-реабилитационной работе, когда у зависимой личнос­ти можно лишь усиливать просоциальную направленность поведенческих стра­тегий, усиливая акценты на работе, духовности, религии, спорте, отношениях и т. п., добиваясь устойчивой ремиссии в рамках экологии зависимой судьбы.

Максимально обобщая сказанное, в социогенезе зависимостей можно вы­делить четыре уровня причинных комплексов [Лисицын Ю.П., Сидоров П.И., 1990; Иванец Н.Н., 1992; Пятницкая И.Н., 1994; Дмитриева Т.Б., Положий Б.С., 2003; Сидоров П.И., 2005 и др.]:

1)  макросоциальный, включающий особенности социально-экономическо­го положения в стране и социальной политики государства;

2)  мезосоциальный, включающий особенности профессиональной деятель­ности и психологический климат трудового или учебного коллектива, нефор­мальной молодежной группы;

3)  миллисоциальный, включающий особенности обычаев, традиций и стиля жизни семьи как особого по значимости института социализации личности;

4)  микросоциальный, или личностный, включающий особенности преиму­щественно нравственно-ценностной и мотивационно-установочной сфер.

Макросоциальный уровень:

• глубокий социально-экономический кризис с ростом безработицы, не­платежей, с инфляцией, беспризорностью, волной забастовок;
• нарушения Конституции и исчерпание правовых механизмов государ­ственного регулирования;
• утрата прежней идеологии, не восполненная формированием новой ми­ровоззренческой концепции развития большинства постсоциалистиче­ских стран;
• утрата доверия населения к руководству, отчуждение и обнищание наро­да, дегуманизация общественных отношений;
• рост национализма и сепаратизма, обострение противоречий между на­циональными культурами и религиями;
• «истеродемонический ренессанс» с широким распространением тотали­тарных сект и асоциальных идеологий;
• затяжные межгосударственные конфликты и локальные региональные войны, обусловливающие посттравматические стрессовые расстройства у комбатантов, беженцев и мигрантов;
• рост преступности и коррупции, проституции и суицидов, асоциального и аморального поведения;
• урбанизация жизни и распространенность социально-стрессовых ситуа­ций, развал сельского хозяйства;
• обострение противоречий между социальными группами, растущий раз­рыв между богатыми и бедными (алкоголизм и наркомания «от бедности» и «от сытости»), отсутствие среднего класса;
• девальвация традиционных национальных ценностей, разрушение мате­риальной базы сферы культуры и досуга;
• неэффективная антиалкогольная и антинаркотическая политика госу­дарства, развал наркологической службы, широкая доступность алкого­ля, наркотиков и токсикантов, сворачивание антиалкогольной и анти­наркотической пропаганды;
• агрессивное давление и расширенное воспроизводство легальной алко­гольной и нелегальной наркотической индустрии.

Мезосоциальный уровень:

• атмосфера терпимости и снисходительности к алкоголизации и нарко­тизации; асоциальные поведенческие стереотипы и девиантный образ жизни референтного окружения, питейные традиции и обычаи, алко­гольные стереотипы повседневного общения и времяпрепровождения;
• асоциальная среда и дефицит социального стимулирования, мода и стиль поведения в среде с алкоголизацией и наркотизацией (по дан­ным М.Е. Поздняковой (1998), потребляют наркотики среди московс­ких металлистов — 77%, панков — 67%, хиппи — 57%, рокеров — 41%, брейкеров — 40%);
• пренебрежение работой и учебой, делинквентность, зависимость от си­туации, конформное и пассивное поведение, конфликты с учителями и школьная дезадаптация, нарушения социализации и трудности адапта­ции в новой социальной среде;
• утрата социализирующей роли воинской службы и неуставные отноше­ния в армии;
• тяжелый физический труд, лишенный творческого содержания; включе­ние ятрогенных механизмов зависимости в результате безответственно­сти врачей;
• диспропорция свободного времени мужчин и женщин, способствующая разобщению интересов;
• демографическая несбалансированность мужского и женского населе­ния, особенно в удаленных сельских районах.

Миллисоциальный уровень:

• нарушение структуры и функции семьи;
• низкий образовательный и культурный уровень родителей;
• неправильное воспитание, отрицательный психологический климат и отчуждение в семье;
• уходы из дома и бродяжничество;
• плохие жилищные условия и низкие доходы в семье;
• слабый социальный контроль и низкая правовая культура семьи.

Микросоциальный уровень:

• социальная депривация, низкий уровень общей культуры и социального развития личности, узкий круг и неустойчивость интересов, отсутствие увлечений и духовных запросов;
• неопределенность профессиональной ориентации, отсутствие социаль­но -значимых установок, в том числе на трудовую деятельность;
• низкий уровень притязания и дефицит мотивации поведения, уход от ответственных ситуаций и решений;
• утрата перспективы жизни, видения путей развития своей личности; ин-травертированность и низкая переносимость отрицательных эмоций;
• безответственность и незрелость, оппозиционность и напряженность, беспокойство и страх;
• чрезмерное любопытство и одновременное незнание последствий от­клоняющегося поведения;
• обидчивость и капризность, эгоистичность и эмоционально-волевая не­устойчивость;
• гедонистические устремления и потребительское отношение к жизни;
• неспособность к организованной и последовательной деятельности;
• неразвитость нравственных чувств и неустойчивость личностных отно­шений;
• преимущественная ориентация на сверстников, а не на семью;
• эрозия субстанционных человеческих качеств — порядочности и чест­ности;
• склонность к непризнанию авторитетов, оппозиционность и агрессив­ность, в иных случаях выражены застенчивость, осознание своей непол­ноценности и недостаточности, неспособность бороться с трудностями, склонность к уединению и разрешению своих проблем «химическим пу­тем»;
• неадекватная самооценка и незрелые механизмы защиты. Человеческий социум взаимозависим и манипулятивен по своей природе.

Успешные поведенческие стратегии в экологии судьбы возможны только при адекватной оценке всего многообразия влияний и отношений. Любое поведе­ние чем-то предопределено и от чего-то зависимо. В буквальном смысле слова независимого поведения нет, есть лишь различные модальности и вектора, сте­пени и уровни зависимости.

Предметом клинической психологии и психиатрии зависимое поведение как вариант отклоняющегося становится при следующих характеристиках: не­преодолимой подчиненности чужим интересам; чрезмерной фиксации внима­ния на определенных видах деятельности или предметах; снижении способно­сти выбирать и контролировать свое поведение; увеличении толерантности; утрате альтернативных интересов; пренебрежении осложнениями и вредными последствиями; появлении абстинентного синдрома.

В настоящее время механизмы этиопатогенеза и клиническая феноменоло­гия зависимостей отличаются большой дискуссионностью. Кратко и обобщен­но в исторической динамике можно выстроить следующую эволюцию взглядов на концепции зависимого поведения [Лисицын Ю.П., Сидоров П.И., 1990; Пятницкая И.Н., 1994; Анохина И.П., 1996; Иванец Н.Н., 1998; Бочков Н.П. и соавт., 2003; Дмитриева Т.Б., Положий Б.С, 2003; Сидоров П.И., 2005].

Социально-гигиеническая концепция объясняет природу зависимостей усло­виями жизни и взаимоотношениями людей, характером обычаев социальной микросферы, производственных и экономических отношений.

Социально-психологическая концепция трактует зависимости как неспеци­фические показатели социально-психологической несостоятельности лично­сти, неразвитости ее нравственно-ценностной сферы, как показатель невклю­ченности человека в социально активную жизнь.

Генетическая концепция на основании клинико-генеалогических и близне­цовых методов исследования достаточно убедительно показывает роль наслед­ственной предрасположенности. Молекулярно-биологические исследования показали, что индивидуальная предрасположенность к алкоголизму и наркома­нии генетически детерминирована и определяется особенностями функций «системы подкрепления» мозга, различной организацией деятельности катехоламиновой системы и ее контроля со стороны генетического аппарата.

Генетотрофическая концепция пытается объяснить зависимое поведение на­следственно обусловленными нарушениями обмена веществ, в основе которых лежит необычайно высокая потребность в некоторых необходимых для орга­низма пищевых продуктах (витамины группы В, ненасыщенные жирные кисло­ты, микроэлементы и т. д.).

Этаноловая (наркоманическая) концепция главную причину алкоголизма и наркомании усматривает в специфическом действии на организм самого ал­коголя и наркотика. Согласно этой концепции, людей разделяют на «алкоголе-устойчивых» и «наркоустойчивых», «алкоголенеустойчивых» и «нарконеустой­чивых».

Адренохромная концепция объясняет пристрастия нарушениями катехоламинового обмена, приводящими к постоянному психическому напряжению. Психическая напряженность зависит от соотношения в организме адреналина и продуктов его распада — адренохрома и адренолютина, а также предшествен­ников, то есть чем больше в организме адреналина и меньше его метаболитов, тем сильнее выражено напряжение, снимаемое той или иной зависимостью.

Эндокринопатическая концепция сводится к тому, что у зависимых личностей имеет место первичная слабость эндокринной системы, и для адекватной эмо­циональной реакции необходима ее постоянная искусственная стимуляция, особенно в экстремальных условиях. Алкоголь и наркотики, иные формы зави­симого поведения, являясь такими стимуляторами и воздействуя на гипофиз, активируют эндокринную систему и таким образом облегчают выход личности из психотравмирующей ситуации.

Психопатологическая концепция подчеркивает роль психических, преиму­щественно характерологических, особенностей личности в этиологии зависи­мости. Правда, не всегда бывает возможно однозначно оценить — первичны или вторичны эти особенности.

Биоэнергетическая концепция исходит из того, что алкоголь и токсиканты действуют прежде всего на водно-ионную структуру организма, нарушая ее ста­бильность. При хронической интоксикации возникает патологическая архитек­тоника водно-ионных систем с резонансной спектральной памятью. Резонанс­ная настройка биоэнергетической системы требует постоянного употребления алкоголя и наркотиков, что приводит к потере устойчивости биоэнергетических структур организма человека и физической зависимости.

Системная концепция механизмов зависимости от различных ПАВ исходит из того, что биологические механизмы синдрома зависимости идентичны, неза­висимо от химической принадлежности веществ, вызывающих его развитие, и связаны со специфическими нарушениями функций дофаминовой нейроме-диаторной системы, нарастающими при повторных и регулярных приемах ПАВ.

Приведенное многообразие взглядов подчеркивает необходимость дальней­ших мультидисциплинарных исследований зависимого поведения.

Сегодня можно уверенно сказать, что аддикции являются обязательными ат­рибутами цивилизации на протяжении всей ее истории. Их место и роль в социу­ме как «болезней цивилизации» очень многообразны и многофункциональны. Важно выделить качественно новую роль галопирующими темпами расширяю­щегося круга зависимостей как системных и эпидемических социальных недугов, бросающих вызов современной цивилизации. Человечество начинает вступать в принципиально новую эпоху мировой цивилизации — эпоху выживания [Агаджанян Н.А., 1998], когда под угрозой оказываются не только духовная и матери­альная культура, но и само существование человеческой цивилизации. На протя­жении мировой истории человечество пережило множество катастроф геологи­ческого, природного и социального характера. Однако человеческая память очень недолговечна и привыкла воспринимать феномен апокалипсиса как абстрактную модель, ведь катастрофы были неоднократно, но человечество выжило. Как не вспомнить здесь Гегеля, который в свое время с грустью говорил о том, что единст­венный урок, который можно извлечь из истории народов, — это то, что сами народы никогда не извлекают уроков из своей истории.

		наверх
		Copyright © "НарКом" 1998-2024 E-mail: webmaster@narcom.ru Дизайн и поддержка сайта Петербургский сайт