Новости  О сервере  Структура  Адреса и ссылки  Книга посетителей  Форум  Чат Поиск по сайту

Кабинет нарколога _ Наркология on-line _ Прием доктора Пилюлькина _ Краткосрочная психотерапия в наркологии Ликбез _  Химия и жизнь _ Если друг оказался вдруг... _ Мифы и легенды _ Правдивые истории _ Частые вопросы _ Проверь себя _  Родительский уголок _ Родители родителям _ Ранняя диагностика _ Агитпросвет _ Место импульсивности в клинике наркологии  Закон сур-р-ов! _ Законы и нормативные документы _ Даешь систему! _  Сверхценные идеи _ Косые взгляды _ Глас народа _  Самопомощь _ Виртуальная группа _ Анонимные Наркоманы _ Сокрушающий курс _

Попытки предсказания будущего - прекрасный материал для исследования природы человеческих заблуждений, и наобо­рот, данные экспериментальной психологии позволяют нам оценить, насколько ограничены мы в предсказании будущего.

А. Турчин

Нет смысла пытаться заглядывать в будущее, не исследовав границы своего возможного знания о нем. Эти границы обозна­чат горизонт нашей способности к прогнозу. Существует более ста возможных ошибок, которые могут совершить люди, пытаясь предсказать будущие катастрофы. Но вместо того чтобы перечис­лять их, мы постараемся исследовать их вероятные корни, то есть причины человеческой склонности к ошибкам.

Основной корень возможных ошибок состоит в том, что чело­век «не предназначен» для оценки рисков глобальных катастроф. Не предназначены для этого ни его мозг, ни обычный взгляд на мир, ни созданный человеком научный метод. Рассмотрим по­очередно каждый из этих трех источников неправильных пред­ставлений о сущности и вероятности глобальных катастроф.

Мозг и эволюция

Человеческий мозг сформировался в процессе эволюции. Поэтому в первом приближении, мы можем сказать, что в ходе этого процесса в нем сохранились и усилились те качества, которые способствовали выживанию людей и заселению ими всей Земли. Отсюда можно было бы заключить, что люди успешно избегали катастроф, приводящих к вымиранию вида (в прошлом, во вся­ком случае). Те линии людей, которые не умели этого избегать, не дожили до наших дней, как, например, неандертальцы. Однако люди выживали вовсе не потому, что у них развился некий навык предотвращать катастрофы, а чисто статистически, за счет того, что они обладали большей живучестью.

(Одной из возможных причин вымирания неандертальцев на­зывают прионную инфекцию в духе коровьего бешенства, кото­рая распространилась во всей их популяции в течение 100—200 лет за счет практики каннибализма; в то же время запрет на канниба­лизм, распространенный среди большинства сообществ homosapiens, способствовал их выживанию — однако этот запрет ника­ким образом не приводил к росту понимания того, какова его ре­альная причина.)

Эта человеческая живучесть, безусловно, является ценным ре­сурсом в случае будущих глобальных катастроф, но она ничего не дает для понимания соответствующих рисков, так как является свойством вида, а не отдельных людей. Для выживания вида ка­ждый человек должен был дожить до возраста рождения детей или немногим более, и в силу этого его понимание рисков ограни­чивалось преодолением, в первую очередь, краткосрочных угроз.Более того, рискованное поведение отдельных людей способст­вовало выживанию вида в целом, побуждая отправляться на засе­ление далеких островов и иметь больше детей.

Кроме того, homosapiens, для того чтобы стать единственным хозяином планеты, вынужден был развить в себе навык уничто­жения целых классов разумных существ, которые могли бы стать ему конкурентами. За примерами не надо ходить далеко: от тех же неандертальцев до тасманийских аборигенов, уничтоженных по­головно в XIX веке; кроме того, человек уничтожил мегафауну на всех континентах, кроме Африки.

В XX веке люди решили (опыт мировой войны), что геноцид — это не способ решения проблем. Тем не менее в багаже очевид­ных решений, приходящих нам на ум, сохранилась идея «уничто­жить всех врагов». Нет нужды говорить, что вид, обладающий та­ким навыком, как «уничтожение всех», становится опасным сам для себя, когда отдельным его представителям попадают в руки достаточные для реализации такого проекта технические средст­ва. В данном случае «уничтожить всех» — это модель поведения, а не ошибка, но она может проявляться и как ошибка в планирова­нии будущего. Ошибка здесь состоит в том, что попытки «унич­тожить всех» ведут не к решению проблемы, а наоборот, только к ее усугублению. Подтверждение этому мы видим на примере конфликта Израиля и палестинцев: чем больше израильтяне хо­тят уничтожить всех террористов, тем больше палестинцы хотят уничтожить всех израильтян и порождают из своей среды терро­ристов. И наоборот, чем меньше стороны пытаются «решить про­блему», тем менее актуальна и сама проблема.

Следующая «собака», которую нам подложила эволюция, это как наш мозг сопоставляет рискованность и полезность дейст­вий. Хотя эволюция отсеивала тех людей, которые слишком сильно рисковали собой и погибали в детстве, она также отсеива­ла и тех, кто слишком сильно стремился к безопасности. Проис­ходило это, возможно, следующим образом: допустим, в стаде было четыре «рисковых парня». Они бурно выясняли между со­бой отношения, в результате чего трое погибли, а четвертый стал вожаком стада, покрыл всех самок и у него родился десяток де­тей. В силу этого рискованное поведение закрепилось, так как, несмотря на то, что большинство склонных к риску самцов по­гибло, один выживший оставил большое потомство. Более того, склонность к риску позволила ему повысить свой социальный статус и даже стать вожаком стада. С другой стороны, самец, ко­торый стремился бы к абсолютной безопасности и избегал сты­чек с другими самцами, в конечном счете утратил бы статус в стаде и оставил мало потомства. Наоборот, рисковый самец, став вожаком, будет «руководить» рискованными методами. Опять же в силу этого какие-то племена погибнут, какие-то — попадут на новые территории и заселят их.

Более близкий пример: Рональд Рейган, объявляя крестовый поход против СССР, увеличивал своими действиями риск ядерной воины, однако выигрыш его интересовал больше, чем проиг­рыш. Существует много исследований, которые показывают, что восприятие человеком вероятностей выигрышей и проигрышей зна­чительно отличается от поведения абсолютно рационального субъ­екта. Например, человеку свойственно пренебрегать небольшой вероятностью очень плохого исхода — «тяжелым хвостом». С на­шей эволюционной точки зрения это можно связать с тем, что человек не был бессмертным существом и знал это, поэтому он мог просто не дожить до редкого наихудшего случая, ущерб от которого перевесил бы полезность от всех позитивных исходов, вместе взятых.

Доказано, что людям свойственно считать вероятности рисков, меньшие 0,001 процента, равными нулю. Понятно, почему это происходит: если средняя жизнь человека включает примерно 20 000 дней, то добавление на каждый день вероятности смерти порядка 0,001 процента изменит ее ожидаемую продолжитель­ность только на несколько тысяч дней, что находится в пределах погрешности оценки продолжительности жизни. Люди выбира­ют езду на машине, питье, курение и т. д. потому, что риск смер­тельной аварии или заболевания попадает в эти пределы.

Однако такая оценка определенно не годится для обеспечения безопасности человечества, потому что она означала бы гаранти­рованное вымирание человечества в течение 300 лет. Кроме того, люди обычно не складывают вероятности, при том что много­кратное повторение разных событий с вероятностью в одну сто­тысячную может дать значительный эффект.

Здесь же мы можем отметить психологический эффект, состо­ящий в том, что риск сам по себе запускает механизмы вознагра­ждения в мозгу, в силу чего некоторые люди склонны повышать свою норму риска — чтобы «поймать адреналин». Безусловно, это вопрос личного выбора этих людей, пока это касается только их самих. Однако не составляет труда привести примеры ситуаций, когда люди рисковали жизнями сотен людей ради собственного развлечения. Например, еще в советское время пилот самолета ТУ-154 на спор с товарищами взялся посадить самолет с закры­тыми шторками окон кабины. Более ста человек погибли. Нетруд­но вообразить ситуацию из не очень отдаленного будущего, где кто-то ради развлечения рискнет судьбой всего человечества.

Ведь чем выше ставки, тем выше выброс адреналина! Например, ракетчики на одной американской базе придумали от скуки, как можно обойти систему запуска, требующую двух человек, с помо­щью одного человека, ножниц и нитки.

Интересна также склонность людей выбирать свою норму риска. Например, при сравнении смертности на разных классах автомобилей (на основании статистики США) оказалось, что на более безопасных по заводским тестам машинах гибнет пример­но такое же количество людей, как и на более дешевых и менее безопасных машинах. Это было связано с тем, что люди на бо­лее безопасных машинах ездили агрессивнее и быстрее, а на ме­нее безопасных — осторожнее. В отношении глобальных катаст­роф это выглядит следующим образом: когда человек едет на машине, он зависит от своей машины и от машины на встреч­ном курсе, то есть от двух машин. Но человек, живущий на Зе­мле, зависит от всего множества войн, терактов и опасных экс­периментов, которые могут иметь глобальный масштаб. И это приводит к тому, что для него складываются тысячи норм риска, которые допускают разные люди, решившиеся на реализацию этих проектов.

Как принимаются «обоснованные» решения

Другой корень неверных представлений, сформировавшихся эволюционно, состоит в крайне опасной связи между правотой, уверенностью и высоким социальным статусом. Одним из важ­нейших проявлений этого является неизменно присущее челове­ку качество сверхуверенности. Сверхуверенность состоит в том, что людям свойственно приписывать слишком высокую достовер­ность собственным мнениям. Сверхуверенность проявляется также ^в чувстве собственной важности, то есть в уверенности в своем более высоком социальном статусе и более высоких способно­стях, чем это есть на самом деле. Большинство опрошенных со­циологов считают, что они принадлежат к 10 лучшим в мире спе­циалистам. Три четверти водителей считают, что они водят машину лучше, чем среднестатистический водитель.

Другое проявление сверхуверенности — это очень низкая способ­ность сомневаться в истинности своих высказываний. Вэксперимен­тах это проявляется, когда испытуемым предлагают дать оценку некой неизвестной величины (например, числа яиц, производи­мых в США в год), а затем просят указать интервал в 99 процентов уверенности вокруг этой величины. Несмотря на то что никто не мешает людям указать очень широкий интервал от нуля до беско­нечности, люди все равно указывают слишком узкие интервалы, и реальная величина в них не попадает. Даже если люди являются экспертами в своей области (например, инженерами-гидротехниками), их интервал уверенности оказывается слишком узким. Да­же если людей заранее предупреждают о том, что такой эффект имеет место быть, и просят его избегать, все равно их интервал уве­ренности оказывается слишком узким. Даже если людям предлага­ют денежное вознаграждение в размере трехмесячной зарплаты за правильный результат, все равно их интервал уверенности оказы­вается слишком узким. Из этого следует, что проблема не в том, что люди не хотят угадать правильный интервал уверенности: они действительно этого не могут сделать — не могут преодолеть свою сверхуверенность, которая «прошита» в устройстве их мозга.

Мы можем часто сталкиваться с проявлениями такой сверх­уверенности у других людей, когда слышим заявления о том, на­пример, что вероятность ядерной войны в XXI веке будет нуле­вой, или наоборот, что она неизбежна. Чужая сверхуверенность достаточно очевидна, однако наиболее опасна своя, которую практически невозможно обнаружить собственными силами, да людям обычно и несвойственно искать в себе признаки сверх-уверенности и стремиться уменьшить свою уверенность в сделан­ных выводах. Наоборот, люди стараются увеличить свое ощуще­ние уверенности в своих выводах, и в результате на какое-нибудь случайное утверждение наматывается ком селективно подобран­ных доказательств.

Такой подход известен как wishfulthinking — то есть мышле­ние, обусловленное желанием что-то доказать, подкрепить свою уверенность в некой теме. Целью такого мышления вовсе не является поиск истины, отсюда и результат — обычно таким образом истинные высказывания не получаются. Другим назва­нием этой модели поведения является «рационализация» — то есть подбор рациональных оснований под некое иррациональное решение. Входе такого отбора противоречащие доводы отсеиваются, а также нет попыток фальсифицировать свое исходное мнение — то есть проверить его устойчивость к опровержениям. Интернет оказывает в этом дурную услугу, так как поиск приносит в первую очередь подтверждения. Например, набрав в поиске «взрыв Земли», я наверняка наткнусь на кого-то, кто думает, что это возможно.;

Другое проявление борьбы за социальный статус состоит в резкой поляризации мнений в случае спора. Если человек колеблется между двумя гипотезами, то столкновение с оппонентом заставляет его выбрать одну из гипотез и начать ее защищать. Вэтом смысле спор не рождает истину.

Поскольку вопрос о возможности глобальной катастрофы будет оставаться спорным вплоть до самого конца, то в связи с ней возможно особенно много споров. И если в результате этого спора кто-то преувеличит вероятность глобальной катастрофы, то это не пойдет на пользу выживания человечества. Переоценка какого-то одного фактора неизбежно означает недооценку друго­го. Всвязи со спорами возникает проблема убедительности. Единственный способ для общества начать предотвращать некую возможную глобальную катастрофу — это то, что кто-то его убе­дит в близости и реальности такого события, а также в возможно­сти и необходимости его предотвращения.

Но «убедительность» не тождественна истине. Некоторые сце­нарии глобальной катастрофы будут более «убедительными» за счет своей красочности, наличия исторических примеров и того, что их защищали лучшие спорщики. Например, падение астеро­идов. Другие будут гораздо более трудно доказуемыми, и их «пи­ар» будет менее возможным. Например, катастрофа на ускорителе в ходе физических экспериментов.

Следующий корень ошибочных умозаключений и моделей пове­дения лежит в эмоциональных реакциях. Хотя доказательства веро­ятности некой катастрофы могут быть весьма строгими, эти вы­садки понятны только тому ученому, который их сделал, а лица, принимающие решения, не будут перепроверять эти выкладки — будут реагировать на них в значительной мере эмоционально. Поэтому реакция публики, академии наук, парламента, прави­тельства, президента на любые, даже самые серьезные предупре­ждения, будет эмоциональной, а не логической. Более того, по­скольку человеку свойственно определять свою позицию в тече­ние 10 секунд, а потом начать подбирать факты для ее защиты, эта эмоциональная реакция имеет шанс закрепиться. В силу ска­занного, даже при наличии очень убедительных доказательств (а чем убедительнее доказательства, тем в большей мере катаст­рофа уже назрела и тем меньше времени осталось для борьбы с ней), все равно надо учитывать особенности эмоционального ре­агирования людей, так как окончательное решение, в конечном счете, будет зависеть не от тех, кто это доказательство вывел. Кро­ме того, людям свойственно чувствовать себя экспертами по гло­бальным вопросам, поскольку это повышает их самооценку. На­пример, если человека спросить, каков порядковый номер ланта­на в таблице Менделеева, то он, если он не химик, легко призна­ется, что не знает этого и готов посмотреть в таблицу; однако ес­ли спросить его о некой глобальной проблеме, например о риске ядерной войны, то он сразу даст ответ, вместо того чтобы посмо­треть существующую литературу на эту тему.

Далее, естественной психологической реакцией является защита от неприятного знания. Первым уровнем такой защиты является состояние отрицания в духе «это слишком плохо, чтобы быть правдой». Действительно, глобальная катастрофа, ведущая к вы­миранию всех людей, - это наихудшее событие, которое может с нами случиться. Тем более что не обязательно она будет быстрой, мгновенной и красивой, а может быть долгой и мучительной, ска­жем, в случае глобального радиоактивного заражения. Поэтому нетрудно предположить, что психологические механизмы защиты включатся на всю мощь, чтобы уменьшить ее ужас, а главное - или счесть ее невозможной, или вообще исключить из сознания, вытеснить. Поскольку люди знают, что идеи в духе «это слишком плохо, чтобы быть правдой» не имеют под собой никаких основа­ний, и каждый может вспомнить случаи из жизни, когда происхо­дили вещи настолько плохие, что в это трудно поверить (ребенок, заболевший раком; невеста, умирающая накануне свадьбы, и т. д.), то этот тезис подменяется другим, а именно: «это слишком невероятно, чтобы быть правдой». Последнее высказывание по своей логической природе является тавтологией: «этого не может быть, потому что не может быть никогда». Однако в отношении глобальных окончательных катастроф их «невероятность» выводится, например, из того, что они не происходили в прошлом. По ряду причин, которые мы подробно рассмотрим дальше, это, однако, ничего не значит (например, в связи с наблюдательной селекцией). Уникальные события регулярно случаются.

Вероятность глобальной катастрофы отвергается также потому, что это очень большое событие. Но и очень большие события иногда происходят, более того, они происходят рано или поздно. Следовательно, подобное преуменьшение вероятности носит в первую очередь эмоциональный характер.

По одной из теорий, психологическая реакция на катастрофу или известие о неизлечимой болезни, называемая «горевание», проходит через пять стадий: отрицание, гнев, попытка заключить сделку с судьбой, депрессия, принятие. Можно предположить, что и эмоциональная реакция на риск глобальной катастрофы будет проходить через похожие стадии. Тогда стремлению «заключить сделку с судьбой» будут соответствовать попытки избежать катастрофы с помощью бункеров и т. д.;;

То, что известно в быту как «стадный инстинкт», проявляется в психологических экспериментах по исследованию конформизма. Когда группа подсадных испытуемых единогласно утверждает, что белое — это черное, то значительная доля реальных испытуе­мых, находящихся в этой группе, тоже не верит своим глазам и боится высказать несогласие с группой. Особенно силен этот эф­фект, когда нужно выступить в одиночку против группы. По крайней мере до недавнего времени люди, высказывающиеся о значительном риске глобальных катастроф, особенно со стороны неких принципиально новых источников, оказывались в похо­жей ситуации. Они в одиночку должны были выступать против общественного мнения, справедливо опасаясь отвержения обще­ством и десоциализации. Однако и общество, со своей стороны, часто весьма заинтересовано в отвержении новых идей (точно так же, как старый вожак стаи отвергает претензии молодого самца на лидерство). Например, от предложения идеи анестезии в кон­це XVIII века до реального ее применения прошло почти 50 лет, хотя необходимые препараты — эфир — были уже известны. То же самое произошло и с идеей дезинфицировать руки перед опера­цией: в середине XIX века врачи все еще не верили в заражение от бактерий, и за десятки лет от того момента, когда идея была вы­сказана, и до того, как она была принята, миллионы рожениц по­гибли от родовой горячки.

Научный метод и нежелательность экспериментов

Теперь обратимся к возможным причинам недооценки рисков глобальных катастроф, происходящих из устройства науки. Науч­ный метод был создан, чтобы преодолеть все виды интеллектуаль­ных искажений, связанных с ненадежностью человеческого моз­га, и получить доступ к по-настоящему достоверному знанию. Обобщая, скажу, что важной частью научного метода является экспериментальная проверка результатов. Именно предсказуемые повторяющие результаты наблюдений и экспериментов позволя­ют отсеять ложные теории и подтвердить истинные. Благодаря этому какие бы систематические ошибки ни совершил человек, придумывая теорию, они с большой вероятностью будут вскрыты практикой. Таким образом, научный метод компенсировал несо­вершенство человеческого мозга экспериментальной проверкой.

Однако ничего подобного не происходит в случае исследова­ний рисков глобальных катастроф. Экспериментальная проверка любых теорий о глобальной катастрофе нежелательна, и более того, физически невозможна, так как в случае успеха не останет­ся ни одного наблюдателя. В силу этого классический эксперимен­тальный метод в случае глобальных катастроф буксует и не выпол­няет своей функции по устранению различных интеллектуальных искажений.

Границы человеческой склонности ошибаться в прогнозах бу­дущего стали притчей во языцех. Например, газета «Нью-Йорк таймс» опубликовала передовицу, посвященную очередной не­удаче в попытках создать самолет, которая закончилась бесслав­ным падением в воду, и предрекла, что свойства материалов тако­вы, что не удастся создать самолет в Течение ближайшего милли­она лет. Однако братья Райт испытали свой самолет через 9 дней после этой статьи, и об этом событии газета не написала ни сло­ва. То есть коэффициент ошибки составил 40 миллионов раз. В этой истории важно так же то, что самые важные открытия со­вершались вдали от людских глаз и становились великими собы­тиями с огромными последствиями только задним числом.

Одна из основных ошибок в области футурологии состоит в том, что людям свойственно переоценивать тенденции, касающиеся ближайшего будущего, и недооценивать качественные изменения, которые проявятся в более отдаленном будущем. Классический пример такой оценки — прогноз о том, что рост числа повозок в Лондоне приведет к тому, что все жители города станут кучерами, а навоз поднимется до уровня крыш. При этом интересно, что ка­чественно этот прогноз сбылся: почти все стали водить машины, под капотами которых скрыты десятки лошадиных сил, а вред­ные выхлопы двигателей поднялись значительно выше крыш.

Теперь остановимся на крайне важном различии между наи­лучшим, наиболее вероятным и наихудшим результатами.

Склонность людей недооценивать вероятность наихудшего исхода регулярно проявляется при реализации крупных проектов. Прези­дент Буш оценивал стоимость будущей иракской войны в 50 мил­лиардов долларов, однако один из его экономистов выдал более ре­алистичную оценку в 200 миллиардов, за что был уволен. Теперь суммарные расходы на войну оцениваются в сумму между одним и двумя триллионами долларов. Истребитель F-22 должен был стоить 30 миллионов долларов, а стал стоить 300. МКС должна была сто­ить около 8-10 миллиардов долларов, а обошлась более чем в 100.

То же самое происходит и с оценками надежности и безопасно­сти. Атомные станции должны были иметь надежность в одну крупную аварию на миллион лет эксплуатации, однако Черно­быль произошел, когда суммарная наработка всех станций в мире составляла порядка 10 000 лет эксплуатации. Космические кораб­ли «Спейс шаттл» были рассчитаны менее чем на одну аварию на 1000 полетов, но первая авария произошла на 25-м полете. То есть исходная оценка надежности 1 к 25 была бы более точной.

То есть реальная ситуация оказывается в несколько десятков раз хуже, чем задуманная и рассчитанная. Все же она оказывает­ся лучше, чем в алармистских предупреждениях в духе того, что шаттл вообще никогда не взлетит, Ирак завоевать не удастся и т. п. Алармистские прогнозы точно так же нереалистичны, толь­ко с обратным знаком.

Теперь разберемся со «страшилками». Очевидно, что вырабо­тался своего рода условный рефлекс на сообщения о возможных ри­сках и опасностях в духе: это все страшилки, нас пугают, чтобы привлечь внимание и вытрясти денег, но мы это раскусили и по­тому бояться не будем. Действительно, имеется целый класс «прогнозов» в духе: «к земле летит гигантский астероид», «на дне Неаполитанского залива лежит 20 атомных бомб» и т. п., которые были придуманы и нарочно тиражируются СМИ, чтобы что-то получить с человеческой паники. Результат же — как в сказке про волков: восприятие подобных предупреждений притупляется, и когда появляется реальное предупреждение, его никто не слы­шит. Я хочу подчеркнуть, что читатель имеет право воспринимать эту книгу как очередную «страшилку», но прошу отметить, что «волк» существует независимо от того, какую игру со страшилка­ми мы, люди, устроили. При этом здесь вы не найдете призывов о том, что нужно срочно бежать и спасать мир определенным об­разом — я не знаю, как это сделать.

Следующее важное обстоятельство, часто не принимаемое во внимание при прогнозах будущего, состоит в том, что более бы­стрые процессы затмевают более медленные. Например, если у нас в чашке Петри посеяно несколько культур бактерий, то че­рез какое-то время наибольший объем будет занимать та культу­ра, которая растет быстрее всех. В отношении предсказания бу­дущего это означает, что нам следует выделять не самые боль­шие процессы, а самые быстрорастущие. Например, бессмыс­ленно рассматривать рост населения Земли до 2100 года в отры­ве от биотехнологий, потому что эти биотехнологии или унич­тожат всех людей, или резко продлят жизнь, или обеспечат всех достаточным количеством пропитания. Более того, и внутри биотехнологий нам следует выделять наиболее быстрорастущие направления.

Человеческие мнения крайне подвержены влиянию фоновых обстоятельств, то есть того, каким образом оформлено высказывание, а не того, что именно в нем сказано. Что звучит страшнее: «Русские посылают сообщения инопланетянам со своего радиотелескопа, выдавая им расположение Земли» или «НАСА транслирует песню Биттлз "Через Вселенную" в сторону Полярной звезды?» Первое сообщение вызывает в целом осуждение, а второе - одобрение, потому что в нем использованы слова, которые связаны с приятными ощущениями. Хотя с физической точки зрения происходит одно и то же. Это говорит о том, насколько наши мнения зависят от того, что, по сути, не важно.

Через 20 или 30 лет люди, если еще будут живы, составят новый список глобальных угроз, потому что эта проблема, однажды возникнув, никуда не денется. И они будут просматривать те списки рисков, которые мы предлагаем сейчас, и будут поражаться их наивности, неполноте и односторонности. Насколько бы совершенные списки рисков мы сейчас ни составляли, мы только царапаем по поверхности этой проблемы и должны быть готовы к тому, что в будущем эти списки будут значительно доработаны и многие наши ошибки и иллюзии станут очевидными. 

Рекомендуемая литература

Росс Л., Нисбетт Р. Человек и ситуация: уроки социальной пси­хологии. - М.: Аспект Пресс, 1998.

Турчин А. В. О возможных причинах недооценки рисков гибели человеческой цивилизации // Проблемы управления риска­ми и безопасностью: труды Института системного анализа Российской академии наук. - Т. 31. - М.: КомКнига, 2007.

Юдковски Е. Систематические ошиб<и в рассуждениях, потен­циально влияющие на оценку глобальных рисков // Сбор­ник «Диалоги о будущем». - М.: УРСС, 2008.

		наверх
		Copyright © "НарКом" 1998-2024 E-mail: webmaster@narcom.ru Дизайн и поддержка сайта Петербургский сайт